Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваньнин, — в конце концов, он просто закрыл глаза и тяжело вздохнул, — ведь по итогу в этом мире остались лишь мы с тобой.
В этот момент сердце Чу Ваньнина будто полоснули ножом. Он уже собирался ответить, как вдруг почувствовал себя так, словно, стоя на краю утеса, сделал неверный шаг, упал… и внезапно очнулся!
Чу Ваньнин резко открыл глаза, но перед глазами была лишь кромешная тьма. Он мог слышать, как его сердце бьется, словно боевой барабан, его бросило в холодный пот, а перед мысленным взором, как наяву, все еще стояло полное тоски и печали мрачное и холодное лицо Наступающего на бессмертных Императора.
От нахлынувших воспоминаний прошлой жизни ему не хватало воздуха, его била нервная дрожь, и все волоски на теле встали дыбом. Как назло воспоминания продолжали накатывать на него, грозясь свести с ума и полностью уничтожить его разум.
Судорожно сглотнув, он подумал: «Где… я?»
Где он?..
Почему ничего не видно? Почему перед глазами так темно?
Сознание путалось, и прошло довольно много времени, прежде чем Чу Ваньнин, наконец, смог вспомнить о том, что случилось на горе Лунсюэ.
Медленно приходя в себя, он тихо пробормотал:
— Мо Жань…
В тот же миг к его щеке вдруг прикоснулась нежная мягкая ладонь.
Чу Ваньнин почувствовал, как чужая рука сместилась ниже и обхватила его за подбородок, после чего большой палец медленно погладил его губы. Он услышал нежный и тихий смех, а потом кто-то, явно прибегнувший к технике изменения голоса, сказал:
— Я так долго ждал, пока ты наконец проснешься.
Глава 253. Гора Лунсюэ. Мерзавец
— Я так долго ждал, пока ты наконец проснешься.
В абсолютной тишине комнаты этот искаженный голос прозвучал особенно странно и чужеродно. Будь Чу Ваньнин способен открыть глаза, он бы увидел, что Ши Мэй сидит на краю кровати и, искрясь улыбкой, смотрит на него, словно паук на попавшую в его паутину жертву.
— Как ты, хорошо выспался?
Чу Ваньнин не спешил отвечать. Чуть сдвинув тело, он обнаружил, что смог восстановить лишь пятую часть своей духовной силы, к тому же его руки оказались связаны вервием бессмертных, а черная шелковая лента плотно закрывала глаза.
— …
В подобной ситуации бесполезно было паниковать, кроме того, Чу Ваньнин всегда отличался хладнокровием перед лицом опасности. Четко представляя, что хочет получить в итоге, он прекрасно понимал, что в первую очередь должен сохранять спокойствие. За две прожитые им жизни был лишь один человек, который вынудил его пасть духом и растеряться, но за этим исключением, никто не мог заставить его утратить выдержку и запаниковать.
Поэтому Чу Ваньнин молчал, неспешно перебирая в памяти обрывки воспоминаний о том, что происходило с ним до того, как он окончательно потерял сознание. Чу Ваньнин помнил, что пока его сознание безвольно плыло по течению памяти, ему урывками удалось расслышать некоторые звуки и движения извне, и теперь он старательно пытался собрать их воедино вместе с услышанными тогда обрывками слов.
Именно в этот момент дверь в тайную комнату с грохотом распахнулась, пропуская вернувшегося Наньгун Лю. Удерживая двумя руками горку из сочных мандаринов, едва перешагнув порог, он тут же прокричал:
— Сердечный друг старшего брата, я принес собранные мандарины. Я выбрал те, у которых внизу маленький ободок, потому что они особенно сладкие на вкус… — он запнулся, увидев на кровати Чу Ваньнина. — А? Любимая наложница старшего брата проснулась?
Услышав, как его назвали, и без того лишенное красок лицо Чу Ваньнина стало еще более холодным и мрачным.
Любимая наложница… Это он про императорскую наложницу Чу?
Тогда этот так называемый «сердечный друг старшего брата»…
Ши Мэй взял мандарин из рук Наньгун Лю и, улыбнувшись, погладил его по голове:
— Ты все сделал правильно. Но мне нужно кое-что обсудить с этой наложницей Чу, поэтому ты пока иди и поиграй где-нибудь.
— А можно мне остаться и здесь поиграть? Я могу помочь почистить мандарины.
— Тебе нельзя тут оставаться, — ответил Ши Мэй, — некоторые беседы взрослых не предназначены для детских ушей.
Наньгун Лю пробормотал какую-то очередную глупость и, повернувшись, послушно вышел.
Какое-то время тишину комнаты нарушало лишь их дыхание и потрескивание свечи.
Ши Мэй взял один мандарин и ловко снял кожуру. Очищая мякоть от белых прожилок, он как ни в чем не бывало продолжил болтать с Чу Ваньнином:
— Ты же понял, кто заходил сюда только что?
— …
— Его голос, должно быть, тебе хорошо знаком.
Тщательно очистив мандарин, он поднес дольку к губам Чу Ваньнина:
— Попробуй, это мандарины с горы Цзяо. Их посадил сам Сюй Шуанлинь. В этом деле он разбирался довольно хорошо, так что они наверняка очень вкусные и сладкие.
Чу Ваньнин отвернулся.
Ши Мэй неспешно продолжил:
— Посмотри на себя — только проснулся, а уже злишься.
Помолчав еще немного, Чу Ваньнин холодно спросил:
— Где он?
— Кто?
— Ты знаешь, о ком я говорю.
Ши Мэй чуть приподнял брови:
— Хочешь спросить меня о Мо Жане?
— …
Увидев, что он молчит, Ши Мэй с мягкой улыбкой продолжил:
— Ты и правда очень заботишься о нем. Только очнувшись, сразу пытаешься найти его, даже не поинтересовавшись кто я такой. Заслуживает ли этого мужчина, который полжизни издевался над тобой?
В ответ человек с завязанными глазами лишь поджал губы, отчего линия его подбородка заострилась, и лицо стало выглядеть еще более изможденным.
Какое-то время Ши Мэй наблюдал за ним, ощущая, как пылающий в его груди злой огонь разгорается все сильнее. Однако он всегда кичился своим умением сохранять выдержку и спокойствие, да и спешить ему было особо некуда.
Вкушать пищу нужно изящно, не обнажая зубов и не роняя крошки. Трапезничать, глотая большие куски и обгладывая кости, как это делал Тасянь-Цзюнь, слишком расточительно. Если так злоупотреблять пищей, то может выйти, что лакомство еще толком не распробовано, а тарелка уже пуста. Само собой, Ши Минцзин смотрел свысока на эту переродившуюся вечно голодную псину.
Поэтому, даже когда внизу у него все вспыхнуло и загорелось, он не стал спешить, дав своему небесному угощению[253.1] хорошенько пропитаться маринадом, постепенно втирая его в сочную плоть. Нужно просто подождать, пока эта пища богов покроется хрустящей и ароматной корочкой, а уж потом можно будет маленькими кусочками медленно и с