НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - Николай Берг

Надежда реагирует на анекдот такой мимикой, что я быстро понимаю, что хватил через край и шуточки сейчас крайне неуместны.

- Ну, а говоря серьезно - меня очень смущает то, что Вы повели себя демонстративно. Вы не защищались - Вы карали. Обдуманно, с предельной жестокостью.

Я бы даже сказал - с женской жестокостью, которая мужскую, как правило, превосходит в разы. В отличие от остальных я прекрасно понимаю еще и то, что если б он на Вас напал - вы бы справились с этой гнилью и без оружия. Ну, или сделали бы в нем одну - две дыры.

Если у Вас были с ним старые счеты - то инъекцией - или максимум двумя - Вы спокойно уложили бы его. Он ведь сам пришел, ему какаято медпомощь была нужна, принял бы уколы еще и с благодарностью. Вы грамотный специалист - и в условиях отсутствия патанатомического и судебномедицинского контроля могли бы сделать все, совершенно не афишируя. Даже его приятели бы не вякнули, повода бы не было. А тут…

- Вы настаиваете на объяснениях?

- Нет. Если Вы не хотите - не говорите. Но тогда работать Вам придется в Кронштадте. Или - если охотничья команда меня в этом не поддержит - а я вполне допускаю такой вариант - тогда я переберусь в Кронштадт.

- Даже вот так?

- Да. Так.

Дом бабки Арины как ни странно - тоже произвел впечатление незнакомого. Во всяком случае, на Виктора. Ирка же наоборот сориентировалась в момент. Пахло в доме больше керосином и скоро стало ясно, почему. Мало того, что попередвинута была вся мебель, словно тут слоны танцевали, так еще впридачу какойто дурень из бабкиных родственников уронил керосиновую лампу - стекло разбилось вдрызг, а из перевернутого резервуара вытек и впитался в пол остаток керосина. Было керосина немного, но вонять невыразимо керосин умеет и в малых дозах.

Обругав бестолковых Арининых родичей, Ирка сбегала в сарай и притащила коротенькую лестницу. Витя и не знал, что его супруга знает бабкины тайнички. Оказалось - знает.

Скоро она притащила три запасные стекла для той лампы, которая валялась на полу, связку запасных фитилей и отдельно - пакет из пожелтевшей бумаги. Оказалось к той жестяной штуковине, бывшей повседневной лампой для Арины, имелась и добавка - ни разу не пользованная лампа - со стеклянным голубоватым резервуаром, и латунной головкой. Фитилей к ней (а они были шире других) оказалось всего пяток. И ламповых стекол - всего два. Бабка, оказывается, берегла эту лампу «на праздник». Но так ни разу и не попользовала.

- Толкуто. Керосину - то нет. Да и этот вытек.

- Да должен быть керосин. Пошли!

Керосин и вправду нашелся - в мятом десятилитровом бидоне и здорово ржавой канистре. Была еще одна - но она стояла открыто и ее видно прибрали к рукам. А эти - спрятаны за дровами и остались незамеченными.

Виктор наклонился, поднять жестяной резервуар с головкой, и заметил на полу какието блики. Присмотревшись, он понял, что это играет свет из окошка, неплотно забитого досками - на мельчайших металлических шариках. И было таких шариков много.

- Что за фигня? - удивился Виктор и потыкал тонкой щепочкой в один из шариков. Тот послушно перекатился в сторону, наткнулся на другой такой же и слился с ним. Пихаемые Витей шарики послушно и както радостно сливались друг с другом, как оттаявшие части жидкого Терминатора.

- Тут ртути до фигища на полу - безрадостно проинформировал Витя свою подругу.

Та подошла, посмотрела, потом почемуто стала осматривать стену напротив.

- Ты чего?

- У Арины тут термометр висел обалденный, ртутный, ртуть в такой спирали была. Начала того века, «городской» как она его называла. Ага, вот на полу осколки. Разбили, черти полосатые…

- Да плевать, откуда ртуть. Ноги надо уносить, отравимся.

- Брось, токо начали. Давай, я ее соберу в банку, сколько удастся - а там останется мало - разберемся.

Виктор открыл окно, посбивав доски, стало светлее. Пока Ирка корячилась на полу, сгребая капли, Виктор старательно вспоминал, что он о ртути помнит. Помнил он мало - что если ртуть выпить, то ничего не будет, а вот пары - ядовиты. Вот насколько ядовиты и какие признаки - этого он не помнил.

- О чем задумался?

- Оборону тут держать сложно. И кто угодно в дом залезет. Хоть через веранду, хоть через дверь, хоть через сарай или подпол…

- Сортир забыл. Через выгребную яму - тоже можно. Но, вопервых, тут немноголюдно и раньше было, а вовторых, оружия у нас на табун медведей хватит. Кстати - подпол надо проверить - у Арины там еще банки были. С соседского дома 17 трехлитровок. Да литровок два десятка - Аринины если есть - и вполне нам на тушенку хватит. О, вспомнила - у бабки еще лаврушки куча была.

И Ирина действительно притащила жестяную коробку, от которой остро пахло лавровым листом. Мешок с тяжелой, отсыревшей солью. Упаковку спичек - целую и початую. Потом почемуто очень обрадовалась, откопав в груде тряпок у раскрытого шкафа деревянную шкатулищу с разномастными пуговицами и огорчилась, не найдя на привычном месте древнюю зингеровскую швейную машинку. Зато нашла нитки и иголки.

- Кто про что, а вшивый про баню! Пуговицыто тебе на кой ляд сдались, а?

- Мы ж по твоему решению с людьми в контакт не входим, да? Значит, сорок лет живем в лесу. Одежду треплем. Молнии тебе 40 лет прослужат? Шить прорехи на пальцах будешь? Или как молнии через лет пять - шесть поклинит - деревяшки вместо пуговок понашиваем? К слову, дорогой - презервативов у тебя тоже не вагон. Как насчет детишек?

- Ну, сосок у тебя, пеленок всяких там распашонок и памперсов тоже нет!

- Адам с Евой без памперсов обходились.

- Так они ж не одни были.

- Как не одни? Одни! Они ж первые люди были вообще!

- Эх, крестик носишь, а Библию не читала.

- Читала!

- Значит - дура! У Адама с Евой было два сына - Каин и Авель. Так?

- Так. Дальшето что?

- Дальше яйца не пускают. Каин убил Авеля. Так?

- Да так, так!

- Затактакала, Анкапулеметчица. Так вот Каина выгнали нахер из семьи. И он пошел в Ханананские земли - и там женился. На ком он там женился, если Адам, Ева и сам Каин - единственные люди на Земле, а? Лезь в погреб, а то разумничалась тут.

Он с некоторым усилием дернул разбухшую крышку люка в полу.

- Значит, нам тоже придется идти в Ханананские земли - буркнула из погреба Ирка немного погодя. И загремела чемто стеклянным.

Виктор предпочел отмолчаться, подсвечивая фонариком сверху… Вообщето он никогда в карман за словом не лез и умел отбрить собеседника легко, но происшедшие с Иркой метаморфозы совершенно его сбили с толку. Вылупилась бабочка из куколки. Заготовленные комплекты одежды - продуманные и тщательно подобранные - действительно годились, чтоб выжить в случае катаклизмы. Но вот под таким углом - как только что сказала спутница жизни - както и в голову не приходило. Придется, придется вылезать из берлоги. Или жить хуже, чем бабка Арина - уж у нее на огороде всегда была разная ботва - и картошка, и морковка с огурцами… Тут из города никто рассаду не притащит. От курочек, составлявших Арине компанию, осталась только хорошо обглоданная косточка посреди кухни. Опять же керосин, мука, сахар, соль, спички…

Поглядев в окошко, Виктор мрачно сказал про себя:

- Зато есть и хорошая новость - дров у нас - не перепилишь.

Потом почесал в затылке и спросил в люк погреба:

- Ирка, а где у бабки была двуручная пила?

Собравшись с мыслями, Надежда Николаевна непонятно говорит:

- Он знал.

Молчу. Жду.

- Он точно все знал. Я ему напомнила о себе, еще и не сказала ничего толком - язык путался. А он этак паскудно ухмыльнулся, спустил портки, потряс своим отростком и заявил: «Почмызгай, подстилка! Ничего ты не докажешь!»

- А что Вы должны были доказать? И кому?

- Ему виднее. Видимо он все время ожидал скелетов из шкафа, потому так и отреагировал истерично.

- Как Вы напомнили о себе? (Черт, чувствую, что за языком мне весь сегодняшний день следить придется неустанно и бдительно.)

- Не о себе. О папе. Папа ходил к нему, это я теперь точно понимаю, что к нему. Вернулся радостным - человек из Москвы, правозащитник, демократ, уж онто поможет, обещал же, обнадежил, документы взял, чтоб помочь. Ведь не может же так быть, что такое творится с ведома Москвы, там просто не знают. Папа был врачом. Хорошим врачом, только очень наивным человеком, простодушным.

Такое бывает с гуманистами, да еще и воспитанными соответственно. «Светя другим - сгораю сам!»

Мама над его идеализмом посмеивалась, хотя и сама была такая.

Вот к нам той же ночью и пришли. В дверь позвонил сосед - дескать, помощь нужна. Мама говорила - не открывай - а папа - ну там же человеку плохо, я должен…

Он ведь просто не мог понять - он тут людей лечил, помогал всем - и что его будут убивать за то, что он не коренной национальности и потому не человек вовсе - никак понять не мог.

Физически.