Соседи (СИ) - Drugogomira

Так что дуться она может, сколько влезет. Удачи.

Свернул во двор, и глаза тут же начали искать свободную дыру для парковки. У заставленного легковушками и «паркетниками» подъезда приткнуться оказалось негде, так что Егор проскочил чуть дальше, ближе к торцу дома. Мысли, отключившись от дороги, переключились на прогноз погоды, который внезапно решил: «А что бы и не сбыться?». На эту ночь синоптики обещали ливень, вот уже и накрапывать начинало потихоньку: на визоре появились первые капли. А значит, «Ямахе» понадобится чехол. Да, понадобится, он уже поплатился за свою лень, оставив мотоцикл мокнуть под проливным дождем в ночь на понедельник. Как итог, воздушный фильтр и проводку залило, и в результате несколько часов жизни ушло на то, чтобы разобраться в проблеме и всё просушить. Ну, всё, до чего удалось дотянуться. Колупаться вновь вот вообще не хотелось.

Не успел поставить на землю ноги, как Ульяна расцепила руки и слетела с хвоста, забирая ощущение уюта, тепла и особенности момента. Хорошего понемножку. Отведенные ему пять минут внутренней тишины закончились, истекли сроки перемирия с собой. Черт-те что, честное слово…

— Секунду, — ответил Егор на Улин вопросительный взгляд. Можно, конечно, сказать ей, чтобы не ждала и поднималась, но нет уж, фигушки. Во-первых, нечего в такое время по подъездам одной шарахаться: того мудилу всё-таки прищучили, но это не значит, что мир резко от скверны очистился. Во-вторых, нужно кое-что ей вернуть.

— Угу.

Спустя мгновение Ульяны уже и след простыл – направилась к лавочке. Он неторопливо спешился сам, открыл кофр и достал оттуда плотно свернутый чехол. Подумал о том, не поговорить ли с Анькой, и тут же отмел эту мысль, потому что Анька же с него не слезет после таких вопросов и признаний. Нутро яростно протестовало против демонстрации окружению собственных уязвимых мест. В конце концов, если уж совсем прижмет, можно будет, наверное, спросить у кого-нибудь не из окружения. Да хоть у Элис: она ведь там вроде как в чём-то похожей ситуации, может что подскажет. Зашуршал чехлом, раскидывая над мотоциклом полотно, как…

Как вдруг до ушей донеслось: «Шмара!», и тут же – звон хлёсткой, смачной оплеухи. Резко обернувшись, Егор на мгновение застыл с брезентом в руках.

— Ах ты сука!

Это, пожалуй, последнее, что он запомнил. Метрах в десяти, у подъезда, над Ульяной, схватив её за запястье, нависал озверевший, судя по перекошенной роже, Стриж. И орал пьяным матом что-то про лапшу. Егор особо не разобрал смысла, потому что в голове помрачилось мгновенно – по факту быстрее, чем он успел идентифицировать в этом ублюдке бывшего приятеля. Всё, о чем успел подумать, так это о том, что… Да ни о чем. Еще через секунду она отлетела на землю. А еще через несколько Егор, игнорируя чужой перегар, тошнотворную кривящуюся ухмылку и лишенный всякой осмысленности взгляд, хладнокровно выбирал точку приклада. Челюсть, нос или под дых? Колени? Почки? Кадык? Пах?

«С левой»

Мгновение – и переносица, поддавшись, промялась под кулаком, миг – и по двору разнесся сдавленный стон: точёный профиль Стрижова только что таковым быть перестал. Ярость глушила, била по мозгам, и единственный вопрос, который Егор себе задавал, сидя на дезориентированном, потерявшем равновесие, но все еще пытающемся брыкаться Стриже, – это вопрос о том, почему не засадил по этой харе с колена. Впрочем, колени тоже пошли в дело: сейчас они с усилием вдавливали оба плеча поверженного врага в асфальт. Неприятные ощущения, он точно знает, но ничего, Вадик потерпит. Мудила.

— Я тебя предупреждал, — наклонившись к обагрённому уху, прошипел Егор. Из ноздрей Вадима, струясь по скуле и стекая к виску, сочилась кровь. Значит, смещения перегородки, скорее всего, нет. А слезы есть, и обильные. Значит, точно перелом. — Предупреждал, что убью.

— Егор!

Ульяна. Где-то совсем близко, очень.

«Уйди!»

— Гнида… — простонал Стрижов куда-то в пространство. Зрительного контакта он избегал. Трус.

— Малая, отойди, — голос дал хрипа, пальцы мёртвой хваткой вцепились в чужую челюсть, вынуждая Вадима все-таки повернуть голову и смотреть в лицо, взгляд упёрся в слезящиеся глаза: — Ты как предпочитаешь умирать, Стриж? Быстро? Медленно? Очень медленно?

— С-сука ты!

Булькающий голос намекал: слова Вадиму не даются. Еще бы: когда захлёбываешься в собственной крови, говорить вообще довольно проблематично. Мразь. Для пущего эффекта можно бы ещё что-нибудь ему сломать, палец-второй, например, но лежачего не бьют — это, к сожалению, раз. Стрижов, похоже, все-таки усвоил, что с «бро» шутки плохи, на данный момент закреплять пройденный материал необходимости нет, – это, увы, два. Ульяна крепко вцепилась в плечо, пытаясь оттащить, и мешает – три.

— Егор… Довольно… Хватит… Он всё понял… — раздался за спиной умоляющий голос. Почувствовала, о чём думает.

Нормальная? Только что летела два метра, а сейчас просит пощадить этого уёбка? Это еще предстоит выяснить, кто кому пощечину влепил. Резко развернувшись, Егор скользнул взглядом по бледным щекам. Нет, прилетело не ей, значит, била она. За дело! Вернулся к обидчику: тоже никаких следов. Может, Стриж во всех смыслах толстокожий?

— Травмпункт за углом, — резко поднимаясь с колен, безучастно наблюдая за попытками сплевывающего кровь Вадима встать на ноги, бросил он. Дождь усилился, потихоньку возвращая сознание и приводя в чувство. — Еще раз около неё тебя увижу, и разговор будет другим. На своих ногах не уйдешь.

Совсем другим разговор будет. Жестокость, с которой когда-то в его кругу могли пиздить провинившегося, не знала границ. И нет, Егор не был исключением. Он тоже дрался не на жизнь, а на смерть за право не подчиняться командирам и их прислужникам. Они там вообще друг с другом никогда не церемонились: могли сцепиться прямо на месте, могли забить стрелку или затаиться, выжидая подходящий момент. Дрались все: парни, девчонки, совсем малышня. Нос ломали ему – стулом. Носы ломал он сам – дважды за первые восемь лет жизни. Ломал руку в полтора раза толще его собственной. Одному из своих обидчиков организовал сотрясение мозга. Но отстали от него после случая с кипятком.

Пристально просканировав мертвенно бледную Ульяну и придя к заключению, что в целом она как будто в порядке, задержался взглядом на запястье, которое еще несколько минут назад сжимала чужая лапища. Не церемонясь, взял под локоть и поднял руку в пятно света. С кожи до сих пор не сошло раздражение – вот они, эти красные полоски и вмятины от ногтей, а значит, усилие Стрижом было приложено чудовищное. А она ведь даже не пискнула в тот момент. Шкурой почувствовав за спиной движение, развернулся и, схватив с какого-то хера приблизившегося к нему Стрижа за грудки, с силой рванул на себя.

«Добавки захотел?!»

До ушей донёсся треск рвущейся ткани и звон упавшей на асфальт цепочки. Наверно, металлическая нить предварительно больно врезалась в шею. Поделом. А тряпка на нём, судя по скромной нашивке, брендовая. Была ею.

Да сука, не интересно! Это чмо бухое даже сопротивление оказать толком не в состоянии. За Ульяну отмудохать бы его до полусмерти! И отмудохал бы, будь силы их сейчас равны.

— Еще раз – и тебе конец. Усёк? — вглядываясь в Стрижова, угрожающе прохрипел Егор. — Вали!

Кое-как подавив в себе жгучее желание отшвырнуть Вадима прочь – так, чтобы вон до той тачки летел, как только что летела Уля, толкнул в грудь и резко разжал пальцы.

— Заплатишь, — прогундел Стриж. Сплюнув, бывший приятель опустился на корточки и с задранной кверху головой кое-как нащупал на асфальте порванную цепочку. Свободная ладонь прикрывала нос, из которого, заливая дорогую футболку, до сих пор хлестало. — Это Bvlgari…

«Ты, блядь, конченый…»

— Без проблем, — прикрыл глаза Егор, смиряясь с осознанием, что в этой жизни Вадима вряд ли что-то способно спасти. Его ценности – его несчастье. — Но знаешь… Сколько побрякушками дерьмо ни маскируй, всё равно дерьмом вонять будет. Подумай на досуге. Если есть чем.