Наши братья меньшие - Бернгард Гржимек

Но интереснее всего игра, которой забавляются мать и дитя, когда малышка уже начинает бегать. Детеныш подходит к матери, дотрагивается до нее рукой и пытается убежать. Но шимпанзе протягивает свою длинную руку и успевает в последний момент ухватить беглеца за тонкую, брыкающуюся ножонку. Маленький шалопай до того бывает увлечен этой беготней, что оба смеются до упаду и ни один не согласен первым прекратить эту возню, А я-то думал, что игра в «салочки» или «пятнашки» — человеческое изобретение! Когда жившая у меня в доме «девочка»-шимпанзе Улла готова была часами самозабвенно играть в такую игру, я считал, что этому она научилась у моих ребят.

Посетители зоопарка, в особенности если среди них есть молодые мамаши, наблюдая подобные сценки, часто восхищаются: «Ну прямо как у людей!»

Но если хорошенько подумать, то можно ли подобные действия причислять к «человеческим»? Ведь под это понятие подходят только те действия, которые свойственны одному лишь человеку, и никому больше. А такие явления, как перелом ноги, утоление голода, отнюдь не чисто человеческие особенности. Такой особенностью можно считать, к примеру, следующее: совершая какое-то действие, задумываться о его возможных последствиях. Животные же, в данном случае человекообразные обезьяны, хотя и способны действовать разумно, но это только самые первые, скромные зачатки разумной деятельности. И если мамаша-шимпанзе поначалу дает своему детенышу только крошечные кусочки банана, то делает она это не потому, что «знает», что он еще не в состоянии переварить такую пищу. Делает она это чисто инстинктивно, бессознательно.

Любители животных часто обижаются, когда утверждаешь нечто подобное. Но они забывают при этом, что и человек, слава Богу, не всегда и не во всем действует по велению рассудка. У нас тоже сохранились инстинкты, и нет ничего глупее считать их чем-то низменным и недостойным человека. Наоборот. Мне кажется, что именно эти древние, как мир, инстинктивные проявления и украшают по-настоящему нашу жизнь; это то, ради чего и стоит жить: любовь мужчины и женщины, влюбленность, супружеская верность, материнская любовь, дружба, защита семьи или общества, тоска по родине… Мы не потому встречаемся с любимой под черемухой, чтобы в будущем обеспечить себя хозяйкой для приготовления обедов, а потому, что нас тянет к ней неведомая сила. Мы не потому заводим детей и растим их, чтобы не платить налог за бездетность или обеспечить себе поддержку в старости. На это нас тоже толкает внутренняя потребность, и мы испытываем радость и удовлетворение от исполненного долга. А вот когда в эти инстинктивные чувства вмешивается холодный человеческий расчет, когда некий господин Шульце к влечению своего сердца примешивает еще и заботу о хорошем приданом — вот тогда они, эти чувства, действительно лишаются всего того благородного, что первоначально было в них заложено. Так что заложенные в нас «животные инстинкты» отнюдь не самое плохое, что в нас есть! И даже в тех случаях, когда они выражаются не в самых изысканных и возвышенных проявлениях, таких, как ненависть, негодование или ревность, то все равно они дороги нам, потому что по крайней мере искренни!

По какому тогда, скажите, праву одна мамаша упрекает другую в том, что та «носится со своим ребенком, как мартышка»?

Когда в Дрезденском зоопарке однажды пришлось временно разлучить самку орангутана с ее детенышем, произошел удивительный случай. Живущий в той же клетке самец, увидев лежащее на полу и кричащее что есть мочи существо, внезапно слез со своего спального балкона, подхватил орущий комок и исчез вместе с ним у себя наверху. При этом он даже не был отцом детеныша, его подселили к самке гораздо позже, и до этого случая он не обращал на малыша ни малейшего внимания. На следующее утро детеныш все еще продолжал висеть на его груди. Каждый раз, когда вернувшаяся в клетку мать пыталась отобрать у самца свое дитя, он злобно скалил зубы. В конце концов служителю пришлось хитростью выманить у него малыша. Но когда тот снова очутился на своем законном месте у матери, самец совершенно перестал им интересоваться. Он просто действовал согласно своей внутренней потребности, призывающей его защищать любого одинокого, осиротевшего детеныша орангутана, потому что в естественных условиях просто не бывает, чтобы мать-орангутан оставила своего детеныша в одиночестве, если она не ранена или не мертва. В описываемом нами случае самец бы и дальше продолжал защищать найденыша от любого посягательства, а следовательно, и от родной матери до тех пор, пока тот не умер бы с голоду.

Подобный случай описан неким Брандесом. Там шла речь о детеныше макаки-резус. Сильная и боевая «тетя» отвоевала новорожденного у слабенькой молодой мамаши и не желала возвращать обратно. Она ласкала, тискала и обихаживала малыша до тех пор, пока он спустя двое суток не умер голодной смертью у нее на груди.

Вот такое и называют «мартышкиной любовью»: упиваться собственным удовольствием от удовлетворения материнского инстинкта, тискать и баловать ребенка, не задумываясь о том, как это отразится на самом ребенке. Случается, что и женщины, стремящиеся лишь к удовлетворению своего эгоистичного желания понянчить ребеночка, уподобляются по жестокости этой «тете макаке». Совсем недавно я был невольным свидетелем такой сцены: возмущенная бабушка безапелляционно вступилась за внука, которого мать заслуженно отругала. Она начала в присутствии ребенка упрекать ту в том, что со вторым сынишкой обращаются куда мягче, что его больше любят… Может ли быть что-нибудь бессердечнее, чем сеять в детской душе недоверие к собственной матери, неприязнь к своему братишке с одной лишь целью проявить свой инстинкт защиты детеныша?

Другая женщина до того раскормила свою таксу, что она напоминала скорее ливерную колбасу, чем собаку. Несчастную душил астматический кашель, лестницу она одолевала с колоссальным трудом и с остановками для передыха. Но в ответ на советы поменьше кормить собачку ее хозяйка в течение нескольких лет отвечала одно и то же: «Бедняжка все равно больна, так пусть уж напоследок поест в свое удовольствие». И эта же женщина тут же бежит в Общество охраны животных, когда видит у кого-нибудь голодающего, неухоженного пса. Она, безусловно, возмутилась бы, если бы услышала, что обе собаки страдают в одинаковой степени — да, обе! Потому что хозяева их заботятся о своих питомцах не «по-человечески», а «по-мартышачьи», то есть эгоистично ублажают свои инстинкты: одни — материнское желание опекать и ухаживать, другие — свою жадность.

Но «мартышкина любовь» может проявляться и более миролюбиво. Так, павианья мамаша, жившая в зверинце у Дельмонта, не приняла своего новорожденного детеныша, зато весь жар материнского сердца отдала несколько дней спустя слепому еще котенку. Упрямо старалась она уложить его на спину, лапками кверху, и в такой позе носить на руках. И хотя котенок и старался уцепиться за «материнскую» шерсть, тем не менее во время ее лихих прыжков не мог удержаться и падал на землю. Павианиха каждый раз после этого старательно его осматривала со всех сторон: удивительный растяпа этот ребеночек! Позже она напрасно старалась вложить приемышу орехи меж лапок; правда, земляные орехи котенок ел, когда «мамаша» сама удаляла с них шелуху. Зато сырое и вареное мясо обезьяна ни за что не разрешала ему есть, и для того, чтобы накормить им котенка, его приходилось отнимать у «матери». Однажды настоящая кошачья мамаша пришла забрать своего котенка и, схватив его в зубы, побежала с ним прочь. С диким криком обезьяна кинулась с дерева за ней в погоню и наверняка разорвала бы ее на части, не подоспей к этому моменту ее хозяин.