Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Она молча проводила его к воротам. Он почти восхищался ее мужеством. Горстка старух, закутанных в монашеские одеяния, с трудом ползающих в этих развалинах, не смогла бы оказать ей никакой помощи, возжелай он убить ее голыми руками. Если она решила устроить ему это представление, то наверняка знала, насколько он опасен. Тем не менее она не собиралась отказываться от личины, которую с самого начала натянула на себя. Впрочем, как и сам Генрих. Искушение было почти непреодолимо, однако он просто рысил рядом с ней.

– Да смилуется над тобой Господь, сын мой, – сказала она на прощание, после чего захлопнула за ним ворота.

Кое-как переставляя негнущиеся ноги, Генрих направился к своей лошади, которую он оставил на привязи снаружи, чтобы убраться отсюда как можно скорее. Он чувствовал, как у него покалывает в затылке и стучит в висках. Впервые его план не сработал. Дрожь пробежала по его телу, и он с трудом сглотнул. Он едва ли мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал такую ярость.

6

– Вы должны известить старшего пастора. Прошу вас ради Христа! – настаивала Леона. Ее голос звучал хрипло, а на шее все еще были видны следы удушения. Аббатиса покачала головой.

– Это не имело бы смысла, – вздохнув, сказала она. – У этого монастыря больше нет кредита доверия. До моего прихода он был местом прегрешений, а тогдашняя настоятельница руководила распутством. Если я расскажу вашу историю, никто не поверит ни одному моему слову.

– Но ведь и вы, и сестры ведете богобоязненную жизнь!

– Да, теперь, – подтвердила аббатиса. – На старости лет. Но именно сейчас нас настигли прегрешения, которые осквернили это святое место. Мельницы Господа мелют медленно.[42]

– Бог давно отпустил грехи, которые здесь совершались.

– Но наместники Бога среди людей не желают ни отпустить их, ни забыть.

– Одна я ничего не добьюсь. В руках этого черта моя Изольда, а теперь у него во власти еще и Александра. Я старая женщина. Я хотела позвать на помощь в Праге, но нашла там еще большее горе…

– Мне жаль, – произнесла аббатиса. Она сделала приглашающий жест и направилась к входу в госпиталь. – Ты вполне можешь остаться здесь еще на несколько ночей, если боишься, что он поджидает тебя снаружи.

– Он не поджидает меня, – возразила Леона. – Он уже скачет назад, в свое дьявольское логово, чтобы обрушить неистовый гнев на тех, кто не может противостоять ему. Если вы не поможете, мать настоятельница, мне не останется ничего другого, кроме как самой идти туда.

Аббатиса сжала губы и промолчала.

– Никто не отпустит грехи, которые тяготеют над этим монастырем, если вы сами не отпустите их себе, – добавила Леона.

Лицо аббатисы вздрогнуло.

– Да пребудет с тобой Господь, дочь моя, – пожелала она Леоне и оставила ее.

7

Целого дня верхом оказалось недостаточно, чтобы приглушить чувство стыда. Если бы хоть одна живая душа встретилась ему на пути из Фрауенталя к Пернштейну, он бы тотчас убил ее. Но даже ни одно животное не подошло к нему настолько близко, чтобы дать ему возможность выхватить один из седельных пистолетов и посмотреть, какого цвета у его жертвы потроха. Генриху казалось, будто кто-то тайком предупредил всех, что сам дьявол скачет в Пернштейн, и все попрятались, дрожа от страха. Что же касается его самого, то, по крайней мере, в этом представлении было нечто утешительное.

Все еще внутренне дрожа от ярости, он прибыл наконец в замок. Он посмотрел на мост, ведущий к центральной башне, однако, к его удивлению, он был пуст. Когда Генрих въехал в конюшню и соскользнул на землю, он увидел ее в дверях ветхого деревянного сарая.

– Успешно? – только и спросила она, пристально глядя на него.

Он на секунду задумался, не лучше ли будет солгать.

– Нет, – решившись, ответил он.

– Есть еще одна проблема.

– Нет никаких проблем, есть только решения! – рявкнул Генрих и стал искать торбу с овсом, чтобы повязать ее лошади. Конюхи старались держаться подальше от Генриха, когда тот появлялся в конюшне, а уж если они оба присутствовали – хозяйка и ее непредсказуемый соратник, – то они, казалось, становились прямо-таки невидимыми. – Это решение – я. Только выждите!

– Прекрасно, – откликнулась она. – Вас уже ждет следующее задание.

– Я себе всю задницу отбил, – с нарочитой грубостью заявил он. – Я два дня почти беспрерывно провел в седле. Сегодня я на лошадь больше не залезу.

– Изольда исчезла, – сообщила она.

Он замер, все еще держа торбу с овсом.

– ЧТО?!

– Нет никакой причины кричать. Это ваша вина, не моя.

Он открыл было рот, чтобы возразить ей, но снова закрыл его. Сначала от него удрала Леона, а теперь еще и ее слабоумная дочь… Ему внезапно подумалось, что цепь запланированных событий расползлась подобно гобелену, у которого слишком много нитей стали свободными. Этого бы не случилось, если бы он просто удушил Леону по пути в замок. Вместо того чтобы прикидываться перед Александрой, ему надо было запугать малышку или, в крайнем случае, устранить ее вместе со старухой. Он не сделал этого, так как на ее счет у него были другие планы. Он стиснул зубы. Все, что сорвалось, непонятным образом оказалось связано с Александрой.

– Если бы вы приняли мой подарок, она не бегала бы сейчас неизвестно где, за пределами замка.

– Ну и что с того? Она слабоумна. Если она наткнется на кого-то и понарассказывает ему историй о чертях и ведьмах, то ее скорее повесят, чем станут докапываться до сути дела.

– Ваш способ решать проблемы привел к тому, что ее мать тоже выскользнула из-под нашей власти и теперь может кое-что рассказать. Всегда найдется кто-нибудь, кто сумеет сложить два и два.

– Мой способ решать проблемы!.. – заорал Генрих, но усилием воли заставил себя сдержаться. – Мой способ решать проблемы вы сейчас увидите. – Он зашвырнул торбу с овсом в угол и схватился за поводья лошади. – Какую жертву вы желаете, моя богиня? Дымящееся сердце девы? Я принесу его вам на серебряном блюде.

– Это по меньшей мере успокоило бы меня, – ответила она, даже бровью не поведя.

– Ну хорошо. – Он поставил ногу в стремя.

– Подождите.

– Чего?

– Я хотела бы, чтобы вы взяли с собой Филиппо.

На несколько мгновений между ними воцарилось молчание.

– Должен ли поп наблюдать за мной? – спросил Генрих после паузы. Ему лишь с трудом удавалось сохранять самообладание.

Она улыбнулась, и на один миг ее лицо стало почти мягким.

– Почему вы потеряли доверие во мне? – поинтересовалась она.

– Я вовсе не терял…

– Разве мы не партнеры?

Она подошла так близко к нему, что Генрих почувствовал ее дыхание на своем лице; Его мысли, как всегда, спутались. Он моргнул. Какая-то часть его прошептала, что она прекрасно знает, как действует на него, и сознательно пользуется этим. другая – именно та, которая давала Генриху власть внушать желания сердцам тех, кого он добивался, – прошептала только, что она принадлежит ему так же, как и он принадлежит ей… И вообще, ее превосходство кажущееся, ибо проистекает из того, что эта женщина лучше владеет собой, нежели он. Он открыл рот. Она прижала палец к его губам.

– Возможно, – сказала она, – я хотела бы принимать участие в том, как вы будете вырывать другое сердце.

– Я верну Изольду живой, – хрипло произнес он. Она не убрала палец от его губ, и он, схватив ее запястье, начал, тяжело дыша, облизывать палец. Она позволила ему это сделать. Ее глаза, словно драгоценные камни, горели холодным зеленым огнем. – Я выпотрошу ее у вас на глазах, и вы вместе со мной…

– Я вовсе не имела в виду этого глупого ребенка, – спокойно перебила она. – Я имела в виду ту, которая виновна во всех ваших ошибках.

– У меня никого нет…

– Я сделала вам два подарка, партнер. Теперь я хотела бы получить один от вас.

– Что угодно!

Она высвободила руку из его хватки и запустила ее в его длинные спутанные волосы. Он почувствовал, как она потащила его к себе. Ее губы касались его губ, когда она говорила.

– Подарок, – едва слышно выдохнула она. – Уступите ее мне. И на этот раз вы сможете смотреть.

– Сейчас, – запинаясь, произнес Генрих. Он попробовал проникнуть языком в ее рот, но она отстранилась. – Прямо сейчас. Я больше не могу ждать… пожалуйста…

Она еще сильнее рванула Генриха за волосы и отвела его голову назад, так что горло полностью открылось. В нем поднялся совершенно бессмысленный страх: казалось, что в следующее мгновение она вонзится зубами ему в шею и высосет из него жизнь. От страха его вздыбившийся член начал вибрировать, и эта дрожь чуть было не заставила его кончить. Он охнул. Боль в черепе была настолько сильной, что глаза Генриха наполнились слезами.

– Филиппо не будет наблюдать за вами, – прошептала она. – Наоборот. Это испытание для него. Отдайте ему девочку. Если он принадлежит нам, он примет наше предложение. Если же нет – вы убьете его.