Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Впрочем, она сама себе лгала. Дыра на лице Венеры возникла не из-за несчастного случая. Девушка была уверена, что статую изуродовали намеренно, а после этого обезглавили, – скорее всего, это была слепая месть больного духом человека воплощенной в скульптуре женской красоте. Александра сжала кулаки и постаралась дышать спокойно. Неожиданно ей захотелось уйти отсюда. Она бросила быстрый взгляд на произведения искусства, сложенные штабелями у входа на чердак, как будто должна была непременно удостовериться в том, что они никуда не исчезли. Затем Александра повернулась к острову света на другом конце склада. Она обнаружила, что находится ровно посередине системы перекрытий. Бешеный стук ее сердца постепенно сменился более медленным ритмом, к которому приспособилось дыхание, но это не облегчило подавленное состояние девушки. В течение нескольких секунд ее злость на Генриха испарилась. Теперь ей хотелось, чтобы он был рядом. Девушка попыталась представить себе его лицо, однако вместо него появилось лицо Вацлава. Она снова посмотрела на остров света и пошла дальше, на этот раз более осторожно. Упавшая Венера осталась позади, словно немой страж.

Остров света образовывался двумя расположенными впритык друг к другу слуховыми окнами. Ставни, аккуратно сложенные Друг на друга, находились под ними. Было очевидно, что они не выпали, – их преднамеренно вынули. Покрытый платком предмет походил на небольшой сундук, к которому были прислонены другие предметы, – судя по их прямоугольной форме, опять картины. По совершенно непонятной причине Александру охватило чувство, обычно возникающее, когда проникаешь в пустынную церковь, собираясь разузнать что-то важное в святая святых. Через мгновение открылась причина ее тревоги: все было расставлено так, что напоминало раку. Чуть позже она убедилась в том, что это не та рака, в которой хранится почитаемая красота, или милость Божья, или полное тоски воспоминание о потерянном человеке, – это был кенотаф,[41] надгробный памятник зависти, недоброжелательства и ненависти. Когда она протянула руку к платку, ей показалось, как будто кто-то нанес ей удар по кончикам пальцев.

Александра убрала платок, хотя и не хотела этого. Тянущее ощущение в животе скрутилось в болезненный узел. Вверх взметнулось облако пыли. Она почувствовала отвращение, когда пыль легла на ее лицо и руки.

Взору девушки открылись две картины средней величины, опиравшиеся друг на друга и на сундук. Картины покрывал еще один платок. У сундука был замок, и в нем торчал ключ. Казалось, что Александра видит себя со стороны, видит, как она открывает крышку…

Внезапно она поняла, что находится там. Мумифицированная рожа с двумя рядами жемчужных зубов в раскрытом рту, пустые глазницы, высохшая рука, похожая на птичью лапку, длинные когти, выступившие из пальцев уже после смерти. Она уставилась на рожу, у которой вдруг открылся и закрылся рот; лапка вздрогнула и вцепилась в ее запястье голова медленно повернулась, а пустой взгляд вонзился в нее В сундуке оказалась одежда, старые украшения, смятые чепчики и совершенно высохшие веночки. Александра пристально смотрела на содержимое сундука; во рту у нее пересохло. Воспоминание о трупах двух крошечных человечков, которые лежали в сундуке в старых развалинах, на одно долгое мгновение оказалось настолько мощным, что они действительно возникли у нее перед глазами. Теперь биение сердца заставляло каждую клеточку ее тела болезненно вибрировать. Она вынула один из смятых чепчиков. Он принадлежал ребенку или юной девушке. Материал был хрупок, как старый пергамент. Другие вещи тоже были из другого мира, мира воспоминаний. Александра снова распознала в них собственность девочки, еще не знающей, что мир не раскроется ее мечтам, не потребовав за это высокую цену. Веночки раскрошились от ее легкого прикосновения.

Наконец она снова закрыла крышку и сдернула платок с обеих картин. Он отошел неохотно. Она высоко подняла его, чтобы рассмотреть, что же изображено на первой картине.

На этот раз Александра закричала от ужаса.

4

На первой картине было изображено лицо ребенка. Ребенок серьезно смотрел на зрителя, волосы его были прикрыты чепчиком, одет он был в наглухо застегнутую белую одежду с воротником, украшенным оборками. То, что это был детский портрет Поликсены фон Лобкович, не вызывало ни малейших сомнений. Художник сумел так передать зелень ее глаз, что они почти светились на бледном лице. От глаза и до самого рта левая половина лица была безжизненной, зияющей раной из разорванного полотна, торчащих волокон, отколовшейся краски. Это было нарисованное отражение поврежденной Венеры, и выглядело оно так, как будто его разорвали не ножом, а ногтями. Рука Александры взметнулась ко рту, чтобы заглушить крик. Картина упала и открыла вторую, стоявшую за ней. Это, снова оказался портрет хозяйки замка, но на этот раз на Александру смотрела юная девушка, примерно того возраста, в котором она могла бы носить вещи из сундука. Картина была в целости и сохранности. Александра дрожала всем телом.

– Она мертва, – произнес хриплый голос за ее спиной.

Александра резко обернулась. Хозяйка Пернштейна тоже рассматривала картину. Александра испугалась, что задохнется от биения собственного сердца.

Белая рука протянулась рядом с ней и подняла упавшую картину. Сейчас зияющая в полотне дыра выглядела гораздо ужаснее, чем минуту назад. Александра слышала собственное дыхание.

– Кто… кто это? – заикаясь, спросила она.

– Она мертва.

– Она была вашей сестрой? Сходство… Я думала…

Зеленые глаза переместились на нее. Ей показалось, как будто бы на нее посмотрели глаза с поврежденного лица. У Александры закружилась голова.

– Я проникла сюда, – запиналась она. – Я не хотела… Мне жаль, что я…

– Я хотела бы показать тебе кое-что.

Накрашенное лицо было почти таким же белым, как лицо обезглавленной статуи. Александра не могла отвести от него глаз.

– Кто это… Почему картина… А фигура Венеры? Кто разрушил их?

– Идем со мной, – произнесла женщина в белом. – Тебе пока что не оказали такого приема, какого ты заслуживаешь. Я хочу исправить это.

– Что?… Что вы хотите этим сказать?

Но взгляд рысьих глаз был таким властным, что девушка поднялась и последовала за сверкающей фигурой назад, к входу на чердак. Александра обогнула обезглавленную статую.

– Это не Венера, – неожиданно объяснила Поликсена фон Лобкович. – Это богиня охоты, Артемида, которую Актеон застал во время купания. Прежде чем она превратила Актеона в оленя и его разорвали собственные собаки…

Александра не знала, что ей следует отвечать. Казалось, ей сделали намек, которого она не поняла.

– Как звали вашу сестру? – спросила девушка, чтобы скрыть свою подавленность.

– Кассандра, – ответила хозяйка замка.

От главного здания дорога привела их к маленькой площади перед фасадом, а затем и к центральной башне.

– Ты все еще хочешь знать, кого ты увидела в окне, когда приехала сюда?

Неожиданный вопрос совершенно сбил Александру с толку.

– Да, – ответила она, не понимая, действительно ли ей хочется этого и насколько это, вообще, важно.

Хозяйка замка открыла маленькую, но тяжелую дверь на первом этаже центральной башни, и они оказались в комнате с высоким потолком. Комнату наполнял смешанный запах дыма от факела и нагретого свечного сала. Скудный свет проникал сюда через два широких оконных проема на половинной высоте. Большую часть поверхности пола занимала какая-то массивная установка на каменном основании. Металлические полосы связывали почерневшую от времени древесину с гранитом. Огромный барабан покоился в ложе в верхней части конструкции, а по обе его стороны находились колеса с длинными спицами; сам барабан сдерживался шестернями из каленого железа. Александра невольно принялась рассматривать оба отверстия. Она догадывалась, что перед ней старый механизм, который раньше приводил в движение подъемный мост – раньше, когда центральная башня охраняла доступ к замку. Если бы подъемный мост еще существовал, то две цепи по обе стороны барабана вели бы через отверстия наружу. Цепи отсутствовали, остались только натянутые канаты, ведущие от барабана наверх, в другом направлении. Александра проследила за ними взглядом и увидела ролики, которые были закреплены на потолке, а оттуда опускались к обтесанным камням, висевшим на канатах и натягивавшим их. Камни по своей форме отдаленно напоминали кулаки, и канаты держали их за мощные железные кольца. Девушка заметила, что сейчас они тихо качались. Каждый из них, должно быть, достигал веса нескольких человек. Александра догадалась о предназначении конструкции. В мирные времена подъемный мост двигался с помощью колес со спицами. Колеса поворачивали барабан в направлении стены и медленно натягивали цепь – в результате подъемный мост поднимался. Когда дело было спешное, просто выбивали шестерни, сдерживающие барабан, и тогда камни падали, срабатывая как противовесы, дергали за канаты, тем самым заставляя барабан неистово вращаться, и, таким образом, приводили к тому, что подъемный мост прямо-таки взлетал вверх.