Молитва об Оуэне Мини - Джон Ирвинг

— Помнишь, какую ты собирался написать пьесу? — спросил я Оуэна. — Про ночной клуб и про «Даму в красном»?

— КОНЕЧНО ПОМНЮ. ТЫ ВЕДЬ НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ Я ЕЕ ПИСАЛ, — напомнил он мне.

— Я подумал, что ты все равно мог это сделать, — сказал я.

— Я НАЧИНАЛ ПАРУ РАЗ, — признался он. — ЭТО ОКАЗАЛОСЬ ТРУДНЕЕ, ЧЕМ Я ДУМАЛ, — ПРИДУМАТЬ ИСТОРИЮ.

В «Луне над Майами» играет Кэрол Лэндис, и еще Дон Амече — помните их? Это фильм про охоту за мужьями, и действие происходит во Флориде. Лицо Оуэна освещал лишь блик от телеэкрана, когда он сказал:

— ТЕБЕ НАДО НАУЧИТЬСЯ ДОВОДИТЬ ЛЮБОЕ ДЕЛО ДО КОНЦА — ЕСЛИ ТЕБЯ ЧТО-ТО ЗАБОТИТ, ТЫ НЕ ДОЛЖЕН БРОСАТЬ ЭТО НА ПОЛПУТИ, А ПОСТАРАТЬСЯ ЗАКОНЧИТЬ. МОГУ ПОСПОРИТЬ, ТЫ ДАЖЕ В ТЕЛЕФОННЫЙ СПРАВОЧНИК БОСТОНА НИКОГДА НЕ ЗАГЛЯДЫВАЛ — НАСЧЕТ ФРИБОДИ ЧЕРНОГО ЧЕРЕПА, — сказал он.

— Это ненастоящее имя, — заметил я.

— ЭТО ЕДИНСТВЕННОЕ ИМЯ, КОТОРОЕ МЫ ЗНАЕМ, — возразил Оуэн.

— Нет, я не заглядывал, — признался я.

— ВОТ ВИДИШЬ! — воскликнул он. — НА САМОМ ДЕЛЕ ТАМ ЕСТЬ НЕСКОЛЬКО ФРИБОДИ — НО НИ ОДНОГО ЧЕРНОГО ЧЕРЕПА

— Но Черный Череп — это ведь прозвище, — сказал я, теперь уже с некоторым интересом.

— НИ ОДИН ИЗ ТЕХ ФРИБОДИ, С КОТОРЫМИ Я РАЗГОВАРИВАЛ, НИКОГДА НЕ СЛЫШАЛ О ЧЕРНОМ ЧЕРЕПЕ, — поведал Оуэн Мини. — А ДОМА ПРЕСТАРЕЛЫХ НЕ ДАЮТ ИМЕНА СВОИХ ПОСТОЯЛЬЦЕВ — ЗНАЕШЬ ПОЧЕМУ? — спросил он меня.

— Почему? — спросил я.

— ПОТОМУ ЧТО ПРЕСТУПНИКИ МОГЛИ БЫ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЭТИМИ СВЕДЕНИЯМИ, ЧТОБЫ УЗНАТЬ, КТО БОЛЬШЕ НЕ ЖИВЕТ У СЕБЯ ДОМА. ЕСЛИ В ТЕЛЕФОННОМ СПРАВОЧНИКЕ ДО СИХ ПОР ЕСТЬ ТАКОЕ ЖЕ ИМЯ И ЕСЛИ В ДОМ ИЛИ В КВАРТИРУ НИКТО НОВЫЙ НЕ ВСЕЛИЛСЯ, ВОРЫ ПОЛУЧАЮТ ЛЕГКУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ ЕЕ ОБЧИСТИТЬ: ДОМА-ТО НИКОГО НЕТ. ПОЭТОМУ В ДОМАХ ПРЕСТАРЕЛЫХ ТЕБЕ НЕ ДАДУТ НИКАКИХ СПРАВОК ИНТЕРЕСНО, А? ЕСЛИ ТОЛЬКО ВСЕ ЭТО ПРАВДА, — добавил он.

— Задал ты себе работу, — заметил я; он пожал плечами.

— ЕЩЕ Я ПРОСМОТРЕЛ «ЖЕЛТЫЕ СТРАНИЦЫ» — НАСЧЕТ ЗАВЕДЕНИЙ, КОТОРЫЕ ПРЕДЛАГАЮТ «ЖИВУЮ МУЗЫКУ», — продолжал он. — ТАК ВОТ, НИ В ОДНОМ ИЗ ЭТИХ МЕСТ ВО ВСЕМ БОСТОНЕ О ЧЕРНОМ ЧЕРЕПЕ ФРИБОДИ НИКТО НЕ СЛЫШАЛ! ВСЕ ЭТО БЫЛО ТАК ДАВНО, ЧЕРЕП УЖЕ, НАВЕРНО, УМЕР.

— Страшно даже представить, какой тебе прислали счет за переговоры, — сказал я ему.

— Я ЗВОНИЛ ОТ ХЕСТЕР, — ответил он.

— Удивительно, как она тебя не отметелила еще и за это, — усмехнулся я.

— ЕЩЕ КАК ОТМЕТЕЛИЛА, — признался Оуэн; он отвернул лицо от бледного света телеэкрана. — Я НЕ ГОВОРИЛ ЕЙ, КУДА ЗВОНЮ И ЗАЧЕМ, И ОНА ПОДУМАЛА, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ ДРУГАЯ ДЕВЧОНКА.

— А почему у тебя нет другой девчонки? — спросил я; он снова пожал плечами.

— ОНА ВЕДЬ НЕ ВСЕ ВРЕМЯ МЕНЯ БЬЕТ, — сказал Оуэн.

Что я мог на это возразить? У меня-то ведь вообще не было девчонки.

— Нам надо подумать насчет нашей поездки, — напомнил я ему. — Впереди целый свободный месяц — куда бы ты хотел съездить?

— КУДА-НИБУДЬ, ГДЕ ТЕПЛО, — ответил Оуэн Мини.

— В июне везде тепло, — заметил я.

— Я БЫ ХОТЕЛ СЪЕЗДИТЬ ТУДА, ГДЕ ЕСТЬ ПАЛЬМЫ, — сказал Оуэн.

Несколько минут мы молча смотрели «Луну над Майами».

— Можно съездить во Флориду, — предложил я.

— ТОЛЬКО НЕ НА ПИКАПЕ, — заявил он. — ПИКАП НЕДОТЯНЕТ ДО ФЛОРИДЫ.

— Можно взять мой «фольксваген», — сказал я. — На «жуке» можно доехать хоть до Калифорнии — запросто.

— А ГДЕ МЫ БУДЕМ НОЧЕВАТЬ? — спросил Оуэн. — Я НЕ МОГУ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ МОТЕЛИ.

— Бабушка одолжит нам денег, — пообещал я.

— Я УЖЕ И ТАК ДОСТАТОЧНО ВЗЯЛ ДЕНЕГ У ТВОЕЙ БАБУШКИ, — возразил он.

— Ну ладно, тогда я тебе одолжу денег, — не сдавался я.

— ЭТО ТЕ ЖЕ САМЫЕ ДЕНЬГИ, — сказал Оуэн Мини.

— Мы можем взять палатку и спальные мешки, — придумал я. — И будем ночевать под открытым небом.

— Я УЖЕ ДУМАЛ ОБ ЭТОМ, — сказал он. — ЕСЛИ МЫ ВОЗЬМЕМ МНОГО ВСЯКОГО ТУРИСТСКОГО БАРАХЛА, ЛУЧШЕ ЕХАТЬ НА ПИКАПЕ, НО ЕСЛИ ЕХАТЬ В ТАКУЮ ДАЛЬ, ОН СДОХНЕТ ПО ДОРОГЕ.

Интересно, подумал я, может такое быть, чтобы мне что-то пришло в голову раньше, чем Оуэну Мини?

— НАМ НЕОБЯЗАТЕЛЬНО ЕХАТЬ ТУДА, ГДЕ ПАЛЬМЫ, — Я ПРОСТО ТАК ПРЕДЛОЖИЛ, — сказал Оуэн.

Нам надоело смотреть «Луну над Майами»; для фильма про охоту на мужа требуется особое настроение. Оуэн сходил к своему пикапу и принес фонарик, после чего мы зашагали по Центральной улице к Линден-стрит — и дальше мимо грейвсендской средней школы к кладбищу. До сих пор было тепло и не слишком темно. Мамина могила выглядела красивей всех. Бабушка обсадила ее крокусами, нарциссами и тюльпанами, чтобы даже весной здесь были яркие цвета; бабушкина умелая рука чувствовалась в грамотной обрезке вьющихся роз, что прочно оплели решетчатую опору, высившуюся уютным изголовьем позади маминой могилы. Оуэн посветил фонариком и посмотрел, как снята фаска на гранитном надгробии. Мне приходилось видеть более тонкую работу с алмазным диском — Оуэн, например, управлялся с ним гораздо, гораздо лучше. Но, понятное дело, в то время, когда хоронили маму, Оуэн еще не дорос до того, чтобы сделать надгробие самому.

— МОЙ ОТЕЦ НИКОГДА НЕ УМЕЛ КАК СЛЕДУЕТ РАБОТАТЬ С АЛМАЗНЫМ ДИСКОМ, — заметил он.

Дэн Нидэм недавно поставил на могилу свежий букет весенних цветов, но нам с Оуэном все равно было видно высеченные на плите мамино имя и соответствующие даты.

— Ей бы сейчас было уже сорок три! — сказал я. — Можешь себе представить?

— ОНА БЫ ДО СИХ ПОР ОСТАВАЛАСЬ КРАСИВОЙ! — отозвался Оуэн Мини.

Когда мы, возвращаясь домой, шагали по Линден-стрит, я подумал, что можно было бы отправиться в путешествие «дальше на восток», как говорят в Нью-Хэмпшире, — что означает вдоль побережья штата Мэн до самой Новой Шотландии.

— А как ты думаешь, до Новой Шотландии пикап дотянет? — спросил я Оуэна. — Допустим, мы просто потихоньку поедем вдоль побережья Мэна — не будем никуда торопиться, не будем гадать, когда доберемся до Новой Шотландии, не будем загадывать даже, доберемся ли туда вообще, — как по-твоему, осилит пикап такую дорогу?

— Я ДУМАЛ ОБ ЭТОМ, — сказал Оуэн. — ДА, НАВЕРНОЕ, МЫ СМОГЛИ БЫ — ЕСЛИ ТОЛЬКО НЕ БУДЕМ СТАРАТЬСЯ ПРОЕХАТЬ СЛИШКОМ МНОГО ЗА ОДИН ДЕНЬ. В ПИКАП МЫ, КОНЕЧНО, МОГЛИ БЫ ЗАГРУЗИТЬ ВСЕ, ЧТО НУЖНО, — МОЖНО БУДЕТ ДАЖЕ НАТЯНУТЬ ПАЛАТКУ НА КУЗОВЕ, ЕСЛИ НЕ СУМЕЕМ НАЙТИ СУХОЕ ИЛИ РОВНОЕ МЕСТО НА ЗЕМЛЕ…

— Вот бы здорово! — воскликнул я. — Я никогда не был в Новой Шотландии — я даже в Мэн далеко не заезжал.

На Центральной улице мы остановились, чтобы погладить чью-то кошку.

— Я ТУТ ЕЩЕ ДУМАЛ НАСЧЕТ СОЙЕРА, — признался он.

— А что насчет Сойера? — спросил я.

— НУ, ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, Я ТАМ ТОЖЕ НИКОГДА НЕ БЫЛ.

— Да ничего там нет интересного в этом Сойере, — осторожно заметил я. Мне казалось, тетя Марта и дядя Алфред вряд ли примут Оуэна Мини у себя дома с распростертыми объятиями; а при том, что сегодня устроила Хестер, я вообще не понимал, чем Сойер до сих пор привлекает Оуэна.

— Я ПРОСТО ХОТЕЛ ПОСМОТРЕТЬ, ЧЕГО ТАМ И КАК, — пояснил он. — Я СТОЛЬКО СЛЫШАЛ ОТ ТЕБЯ ПРО СОЙЕР. ЕСЛИ ДАЖЕ ИСТМЭНЫ НЕ ЗАХОТЯТ, ЧТОБЫ Я ПРИХОДИЛ К НИМ ДОМОЙ, ТЫ ВЕДЬ, НАВЕРНОЕ, СМОГ БЫ ПОКАЗАТЬ МНЕ НЕЛЮБИМОЕ ОЗЕРО, И ЭЛЛИНГ, И, МОЖЕТ, ГОРУ, НА КОТОРУЮ ВЫ ВСЕ ХОДИЛИ КАТАТЬСЯ НА ЛЫЖАХ. И САМОГОНА! — добавил он.

— Самогон уже давно сдох! — сказал я.

— АХ ДА! — вздохнул он.

Подъездная аллея у бабушкиного дома напоминала автостоянку. Там расположились и бабушкин старый «кадиллак», и мой «фольксваген-жук», и запыленный красный пикап, а сзади всей этой колонны стоял потрепанный «шевроле» Хестер.

Должно быть, она разыскивала Оуэна и, увидев пикап на бабушкиной подъездной аллее, зашла в дом, чтобы найти Оуэна там. Мы обнаружили Хестер на диване; она спала, и ее освещало лишь мертвенное сероватое мерцание телевизора, который она переключила на другой канал, — очевидно, у Хестер тоже не было настроения смотреть «Луну над Майами». Она заснула, когда шел фильм «Герцогиня Айдахо».

— ХЕСТЕР ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ ХЕСТЕР УИЛЬЯМС, ЕСЛИ ТОЛЬКО ХЕСТЕР НЕ ПОД ВОДОЙ, — сказал Оуэн Мини. Он подошел к дивану и сел рядом с Хестер; он погладил ее по волосам, потом по щеке. Я переключил на другой канал; тогда уже было полно всяких программ вроде «Вечернего сеанса». «Луна над Майами» уже закончилась, вместо нее началось что-то под рубрикой «Ночной сеанс» — это оказался Джон Уэйн в «Операции «Пасифик».

— ХЕСТЕР ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ ДЖОНА УЭЙНА, — сообщил Оуэн, и Хестер проснулась.

Джон Уэйн сражался с японцами в подводной лодке; дело происходило во время Второй мировой войны.

— Не хочу про войну, — сказала Хестер. Она включила лампу на журнальном столике рядом с диваном и внимательно осмотрела швы на губе у Оуэна. — Сколько? — спросила она.

— ЧЕТЫРЕ, — ответил он.

Она тихонько поцеловала его в верхнюю губу, и в кончик носа, и в уголки рта, стараясь не задеть швы.

— Прости! Я люблю тебя! — прошептала она.