Странствия убийцы - Робин Хобб

— Лучше прочти мне «Шесть мудрецов в Джампи пошли», — огрызнулась она. — В мое время дети не ограничивались тем, что заучивали стихи наизусть. Им объясняли, о чем там идет речь на самом деле. В стишках идет речь об этой самой горе, ты, невежественный щенок. О горе, на которую мудрецы поднимаются, собираясь спуститься снова.

Дрожь пробежала по моей спине. Было несколько раз в моей жизни, когда я узнавал символическую правду во всей ее пугающей наготе. Это был как раз такой случай. Кеттл сунула мне прямо под нос то, что я на самом деле знал уже много дней.

— Мудрецы были наделены Скиллом, верно? — тихо спросил я. — Шесть, пять и четыре… группы? Остатки групп… Значит, вот что произошло с теми людьми, владевшими Скиллом, которых мы не смогли найти? Когда выяснилось, что группа Галена работает плохо и Верити потребовались свежие силы для защиты Бакка, мы пытались найти владеющих Скиллом стариков, которых обучала еще Солисити. В записях было очень мало имен, и люди, о которых там все же говорилось, умерли или исчезли. Мы подозревали предательство.

— В этом не было бы ничего нового, но гораздо чаще случалось так, что по мере того, как люди совершенствовали свой Скилл, они становились все более и более настроены на него. В конце концов Скилл звал их. Если человек был достаточно силен в Скилле, он мог выдержать путешествие по этой дороге. Но если нет — его ждала смерть.

— А что было с теми, кому удавалось пройти? — спросил я.

Кеттл искоса посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— А что в конце дороги? Кто построил ее и куда она ведет?

— Верити, — тихо ответила она наконец, — она ведет к Верити. Нам с тобой больше ничего не следует знать об этом.

— Но ведь вы знаете кое-что еще! — настаивал я. — И я тоже знаю. Она ведет к источнику Скилла.

Взгляд ее стал озабоченным, потом непроницаемым.

— Я ничего не знаю, — сердито возразила она. Потом, ощутив укол совести, добавила: — Я многое подозреваю и слышала много полуправды. Легенды, предсказания, слухи… Вот и все.

— А почему вы все это слышали? — не уступал я. Она повернулась, чтобы посмотреть мне в глаза:

— Такова моя судьба. И твоя тоже.

Больше она не сказала ни одного слова по этому поводу. Она разложила воображаемую игральную доску и потребовала сказать, какие ходы я сделал бы, если бы у меня был черный или белый камень. Я попытался сосредоточиться на этой задаче, зная, что она просто хочет, чтобы я владел своим сознанием. Но не обращать внимания на силу Скилла этой дороги было то же самое, что пытаться не обращать внимания на сильный ветер или течение ледяной воды. Я мог делать вид, что игнорирую все это, но не мог ничего изменить. В разгаре выбора стратегии игры я начинал блуждать в своих собственных мыслях и верить, что это мысли вовсе не мои, а какого-то другого человека. Хотя мне и удавалось держать перед глазами доску с задачей, это не могло заставить замолчать десятки голосов, шепчущихся где-то на краю моего сознания. Дорога вилась все выше и выше. Сама гора стала почти отвесной слева и внезапно оборвалась справа от нас. Эта дорога вела туда, куда ее не могли бы направить никакие строители, находящиеся в здравом рассудке. Большинство торговых путей проходили между горами или по ущельям. Этот шел по склону горы, уводя нас все выше. К концу дня мы с Кеттл сильно отстали от остальных. Ночной Волк бежал впереди и иногда возвращался, чтоб доложить, что наши спутники нашли широкое и ровное место для отдыха и теперь расставляют шатер. С наступлением ночи ветер становился сильнее и холоднее. Мне было приятно думать о тепле и отдыхе, и я уговаривал Кеттл пойти хоть чуть-чуть быстрее.

— Быстрее? — переспросила она. — Это ты все время замедляешь шаг. Теперь постарайся не отставать.

Последний переход перед привалом всегда кажется самым длинным. Так говорили солдаты в Баккипе. Но в ту ночь мне казалось, что мы тонем в холодном сиропе, так отяжелели мои ноги. Думаю, я продолжал останавливаться. Я помню, что несколько раз Кеттл дергала меня за руку и говорила, чтобы я шел с ней. Даже когда мы обогнули складку горы и увидели освещенную палатку, я, по-видимому, не мог заставить себя двигаться быстрее. Как в лихорадочном сне, глаза приближали ко мне палатку, а потом снова отдаляли ее. Я брел дальше. Толпы людей шептались вокруг меня. Ночь застилала глаза. Приходилось щуриться из-за холодного ветра. Мимо нас по дороге двигались нагруженные ослы, смеющиеся девушки несли корзины с яркой шерстью. Я обернулся и увидел, как мимо нас прошел торговец колокольчиками. Он нес на плече подставку, и десятки медных колокольчиков самой разной формы бренчали и звенели при каждом его шаге. Я дернул Кеттл за руку, чтобы она посмотрела на него, но она только сжала мое запястье и потащила меня дальше. Мальчик с полной корзинкой ярких горных цветов спускался в поселок. Их аромат опьянял. Я вырвался из рук Кеттл и бросился за ним, чтобы купить несколько штук для Молли.

— Помогите! — закричала Кеттл. Я обернулся, чтобы посмотреть, что случилось, но ее нигде не было видно. Она затерялась в толпе.

— Кеттл! — крикнул я. Я снова оглянулся и понял, что теряю торговца цветами. — Подожди! — крикнул я ему.

— Он уходит! — закричала она, и в ее голосе были страх и отчаяние.

Внезапно сзади меня ударил Ночной Волк. Его передние лапы уперлись в мои плечи. Его вес и скорость сбили меня с ног и бросили лицом вниз на тонкий слой снега, покрывавший гладкую дорогу. Несмотря на рукавицы, я ободрал ладони, колени горели.

— Идиот! — зарычал я на него и попытался встать, но он схватил меня за колено и снова бросил на дорогу. На этот раз я увидел пропасть прямо перед собой. Боль и потрясение успокоили ночь. Все люди исчезли, оставив меня наедине с волком.

— Ночной Волк! — сказал я. — Дай мне встать.

Но он схватил меня за запястье, сжал зубы и потащил подальше от края дороги. Я не знал, что он так силен, или, вернее, не предполагал, что эта сила может быть направлена против меня. Я безуспешно лупил его свободной рукой, все время крича и пытаясь подняться на ноги. Я чувствовал, что по руке течет кровь, — в одном месте зуб все-таки пропорол кожу.

Кетриккен и шут подошли ко мне и подняли на ноги.

— Он взбесился! — закричал я, когда вслед за ними подбежала Старлинг. Ее лицо было белым, глаза огромными.

— О, волк! — выдохнула она и упала на одно колено, чтобы обнять его. Ночной Волк пытался отдышаться. Он явно наслаждался общим вниманием.

— Что с тобой случилось? — спросил я его. Он посмотрел на меня, но ничего не ответил.

Первая моя реакция была очень глупой. Я поднес руки к ушам. Но так я никогда не слышал Ночного Волка. Он заскулил, глядя на меня, и это я слышал совершенно четко. Просто заскулила собака.

— Ночной Волк! — воскликнул я. Он попятился, встал на задние лапы, а передние положил мне на грудь. Он был таким огромным, что почти мог смотреть мне в глаза. Я почувствовал далекое эхо его беспокойства и отчаяния, но не более того. Я потянулся к нему своим Уитом и не смог найти его. Я не чувствовал никого из них, как будто все мои спутники были «перекованы». Я оглядел их испуганные лица и понял, что они говорят — нет, почти кричат — что-то насчет черной колонны, края дороги и моего вопроса, обращенного к волку: «Что случилось?» Впервые речь их показалась мне такой неуклюжей. Все эти отдельные слова, разные голоса, произносящие одно и то же, — и вот так мы общались между собой?

— Фитц! Фитц! — выкрикивали они. По всей вероятности, это было мое имя, но каждый из моих спутников, произнося его, обращался к своему образу и по собственной причине. Слова были такими странными… Я не мог сконцентрироваться на том, что они пытались передать этими словами. Это было все равно что общаться с чужеземными торговцами — складывать пальцы, кивать, улыбаться или хмуриться и все время угадывать, что на самом деле они хотят сказать.

— Пожалуйста, — сказал я, — замолчите. Пожалуйста!

Я только хотел, чтобы они замолчали, хотел как-то остановить постоянное движение ртов.

— Пожалуйста, — сказал я, все время обдумывая, как должны двигаться мои губы, чтобы издать такой неправильный звук, — замолчите! — Я понял, что у этого слова слишком много значений, чтобы оно имело хоть какой-нибудь смысл.

Однажды, когда я еще очень мало был знаком с Барричем, он приказал мне распрячь лошадей. Это было тогда, когда мы все еще приглядывались друг к другу, и здравомыслящий человек никогда бы не поручил такую работу ребенку. Но я лазил по спинам послушных животных и расстегивал блестящие пряжки, пока упряжь не упала к ногам лошадей. Когда Баррич пришел посмотреть, чем я занят так долго, и увидел, что я сделал, он был потрясен до глубины души, но, конечно, не мог винить меня за точное выполнение своего приказа. Что до меня, то я был поражен, узнав, из скольких частей может состоять вещь, которая кажется целой.