Мера бытия - Ирина Анатольевна Богданова

ощущала себя заколдованной царевной из волшебной сказки, хотя вместо чудесного платья на ней надеты армейские ватные штаны и рваная телогрейка, а вместо кокошника на голове плотно сидят наушники. Если бы ещё Серёжа был рядом…

Буквально за несколько дней Катя узнала всех партизан по именам, а они ласково называли её «наша Наденька». Заглянула она и в землянку к раненым. Там было темно и душно. Один раненый спал, укрывшись с головой байковым одеялом, а второй, по фамилии Шмель, молча пожал протянутую руку и приложил палец к губам, призывая хранить тишину. Катя на цыпочках выскользнула наружу.

В черничном киселе неба взбитыми сливками плавали белые облака, а бледное солнце выглядело блином, который рано сняли со сковородки.

«Наверное, пора завтракать», — подумала Катя, когда поняла, что мыслит исключительно гастрономическими категориями. Чувство голода осталось с блокады, иногда прорываясь в фантазиях. Она до сих пор не могла доедать свою порцию до конца, оставляя кусочек хлеба «на потом».

Мимо неё на лыжах прошла пятёрка подрывников.

— Надюша, пожелай удачи!

Она махнула рукой вослед:

— Возвращайтесь, буду ждать!

Зачерпнув пригоршню снега, Катя подкинула его вверх, глядя, как в лучах солнца искрится пушистое облачко. Восемнадцатое января — до первой капели далеко, как до Млечного Пути, а весеннее настроение дурманит голову и кипит в крови.

Утопая в снегу голенищами валенок, Катя залезла в сугроб, чтобы проверить крепление антенны. Тугая ветка берёзы окатила её водопадом снежинок. Щекоча нос и лоб, они комочками застряли на ресницах. Хорошо оказаться в партизанском отряде! Вообще-то, к партизанам должна была лететь Таня Панова, хотя она такая же Панова, как Катя — Зайцева. Но на последнем задании Таня неудачно приземлилась и сломала ногу, поэтому пришлось экстренно искать замену.

Оглянувшись, чтобы никто не видел, Катя скатилась с сугроба вниз, как с горки, едва не уткнувшись в живот Жежелеву.

— Ой, товарищ капитан, я нечаянно.

Жежелев смерил её суровым взглядом, в глубине которого прятался смех:

— Надеюсь, что не с целью покушения на командирский состав, — он выразительно показал на часы, — время сеанса связи, пора выходить в эфир.

По утверждённому плану связь осуществлялась дважды в день. Катиной задачей было уложиться как можно короче, чтобы немцы не успели запеленговать радиопередатчик. Она умела работать на ключе так быстро, что для постороннего слуха точки и тире сливались в сплошную морзянку без конца и без начала.

С приёмом можно было не торопиться, и Катя всегда с нетерпением ждала, когда штаб сообщит обстановку на фронте. Информационную сводку она тщательно переписывала на листок бумаги, прикалывая его на толстую берёзу возле штабной землянки.

Шифровку она привычно передала за несколько минут и перешла на приём. Жежелев сидел рядом. Катя видела его внимательные глаза. Тот напряжённо постукивал кулаком по колену:

— Ну, что там нового? Как наступление?

Катин карандаш летал по бумаге: «Блокада Ленинграда прорвана. Войска Волховского и Ленинградского фронтов соединились в районе Синявино. Поздравляем, товарищи!»

Кате показалось, что наушники на голове стали горячими, а от ключа по пальцам бежит электрический ток.

Расширенными глазами она увидела, как Жежелев привстал с лавки:

— Что? Что там?

— Прорвана! Товарищ командир, блокада прорвана! Прорвана, понимаете?! Прорвана!

Щёлкнув тумблером передатчика, Катя на миг припала головой к плечу Жежелева и выскочила на улицу, чувствуя, что сейчас взорвётся от забурливших в груди боли и радости. Крыльями раскинув руки, она подняла глаза к небу и закружилась, так что ноги отрывались от земли:

— Товарищи, ура! Блокада прорвана!

Перед глазами плыли верхушки елей, качались облака, мелькали лица партизан, выбежавших на её крик. Они смеялись и плакали, а Катя вдруг поняла, что если сейчас же, сию секунду не поделится новостью с Сергеем, то её счастье будет неполным.

Она потянулась на носочки и сложила руки рупором, обращаясь к небесам:

— Серёжа, ты слышишь? Блокада прорвана!

* * *

Когда в землянку ворвался резкий девичий голос, Сергей думал о Кате. Раненую ногу он пристроил на свёрнутый ватник, а сам лежал и смотрел, как по потолку плещутся неровные блики от язычка коптилки. Было холодно, словно в кабине полуторки на Ладоге.

Он вспомнил, как прошлой зимой рядом с ним сидела Катя, он грел в ладонях тонкие пальцы девушки и не решался её поцеловать, хотя хотел этого больше всего на свете. И пусть Катя не пришла на последнее свидание, но если они когда-нибудь встретятся, то он обязательно скажет, что мысли о ней не дали ему умереть в лагере военнопленных и помогли выстоять в окружении под Мясным Бором.

Сейчас Катя, наверное, на дежурстве. Кругом холодные дома с выбитыми окнами, а ветер таскает по земле оборванные электрические провода.

Он попытался представить, как Катя идёт по набережной Обводного канала. Шинель туго подпоясана ремнём, на боку сумка с противогазом, из-под ушанки выскользнула непослушная прядь волос. Сама того не замечая, Катя любила наматывать её на палец, когда смущалась или внимательно слушала собеседника. Глаза при этом у неё становились глубокими и таинственными, как серый омут.

Сергей так глубоко задумался, что внезапно услышал Катин голос со знакомыми звенящими нотками.

Пытаясь вернуться в действительность, он крепко потёр руками виски, но Катин голос не умолкал, мало того, звал его, выпевая по слогам его имя.

— Серёжа, ты слышишь? Блокада прорвана!

Блокада прорвана? Катя? Здесь? Откуда?

Это не могло быть бредом или сумасшествием, потому что Шмель тоже услышал про блокаду. Глухо барабаня кулаком по стене, он горячечно забормотал:

— Блокада прорвана! Чуешь, Серёга? Наша взяла! Теперь мы их пойдём крушить, так что клочья полетят!

— Там Катя!

— Какая Катя? — возразил Шмель. — Это радистка товарищ Зайцева. Она утром заглядывала. Я с ней за руку поздоровался, а ты спал.

Сергей мотнул головой:

— Нет! Там Катя!

Напрягая жилы, он рванулся с койки, чувствуя, как под повязкой что-то лопнуло и по спине потёк ручеёк тёплой влаги. В ушах противно и тонко зазвенело. Холодный пол леденил босые ступни. Под бешеный стук сердца Сергей оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

Катин голос вдруг оборвался, и Сергей занервничал, что мираж исчезнет навсегда и он не сможет выяснить, откуда прилетел Катин голос. Ноги заплетались, но он знал, что должен выбраться наружу. Три ступеньки вверх были преодолены на остатках дыхания. Сергей опомнился, когда в лицо пахнуло свежестью. Холодный воздух льдинками вонзился в лёгкие, кровь застучала в висках. Хотя после тёмной землянки глаза на несколько секунд ослепли, он успел разглядеть девушку, танцующую посреди поляны. Её волосы трепал ветер, а взгляд устремлялся ввысь, поверх деревьев. Подняв