Мера бытия - Ирина Анатольевна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, когда чьи-то руки поволокли его по снегу, спине стало горячо и больно.
* * *
Из ленинградской хроники от 12 декабря.
Суббота.
Большую потерю понесли сегодня ленинградские партизаны. В бою с карателями погиб командир 4-го отряда 1-го отдельного партизанского полка Герой Советского Союза Михаил Харченко. Многие ленинградцы знали его. Весной этого года он сопровождал обоз с продовольствием, собранным для осаждённого города колхозниками Партизанского края.
Сегодня же за линией фронта, в городе Острове, погибла партизанка Клавдия Назарова. Перед казнью фашисты обещали даровать ей жизнь, если она выдаст своих сообщников. Однако, не сломив отважную патриотку пытками, они не купили её и посулами. Девушка ни словом не обмолвилась о том, кому передавались разведывательные сведения, которые собирала руководимая ею молодёжная группа. Гитлеровцы казнили Клаву Назарову на базарной площади. Прежде чем затянулась петля, девушка успела крикнуть людям, согнанным к месту казни:
— Победа будет за нами![59]
* * *
И вот снова канун Нового года — тысяча девятьсот сорок третий.
Ленинград встречал его воинскими колоннами и вереницами боевой техники, которые потоком шли через город. Танки тянули на лафетах орудия, прикрытые брезентовой маскировкой; низко над городом летели эскадрильи самолётов со звёздами на крыльях и круглосуточно сновали гружённые полуторки. В эти дни Ленинград представлялся Варваре Николаевне раненым богатырём, который стискивает свои гранитные кулаки, чтобы встать во весь рост и с неотвратимой беспощадностью сокрушить вражью силу.
Она выглянула на улицу.
Снегопад закончился, и белый двор купался в лунном свете. На заиндевелой стене чёрными квадратами выделялись пятна оконной светомаскировки и выщербленные проёмы выбитых стёкол. Лёгкий ветер крутил в воздухе дымки от буржуек. Где дым — там жизнь. Там не спят, а ждут прихода Нового года. Варвара Николаевна знала наверняка, что под бой кремлёвских курантов ленинградцы дружно загадают одно-единственное желание о мире — великое и безбрежное.
Опустив штору, Варвара Николаевна достала из буфета парадный сервиз, ещё Кузнецовский, от бабушки, и накрыла стол на четыре персоны: для Серёжи, Катеньки, Ефима Петровича и себя. Под тарелки положила льняные салфетки, чуть помятые из-за отсутствия крахмала. Вилки с костяной ручкой начищены мелом, ножи наточены наждачной бумагой.
На закуску будет бутерброд с тонким пластиком варёной колбаски, картошка, квашеная капуста и банка частика в томате. К празднику карточки отоварили красным вином. Завтра его можно будет обменять на продукты.
Для красоты Варвара Николаевна перелила вино в графин, чтобы лучи света рубиново поиграли на острых хрустальных гранях. В детстве у неё был стеклянный шар, наполненный розовой водой. Шар можно было положить под лампу и смотреть на переливы розовых волн, придумывая чудесные истории про прекрасных принцесс из загадочной страны. Под ржание боевых коней их спасали храбрые рыцари, а принцессы обещали им за это вечную любовь. Милое, далёкое детство, было ли оно? В детстве под Новый год и Рождество в доме всегда витало ожидание чуда, нежное, как звон хрустального колокольчика. Почему-то сегодня сердце тоже щемит в неясном волнении.
Около тарелок Варвара Николаевна поставила по свече вместо каждого из отсутствующих — будто душа живая рядом теплится, бьётся издалека мотыльком, зная, что здесь её любят и ждут. Она зажжёт свечи в двенадцать ночи, когда погаснет свет лампы.
Накануне Нового года ленинградцев ждал подарок в виде электричества, правда, в режиме строжайшей экономии. Ток в дома подавали с девятнадцати до двадцати четырёх часов, и на семью разрешалось зажигать лишь одну маломощную лампочку. Горожанам она казалась сказочной люстрой.
Когда впервые после долгого периода тьмы Варвара Николаевна повернула выключатель, долго не могла успокоиться, думая о том, сколько же сил было вложено в то, чтобы под обстрелами и бомбёжками соединить разорванные провода и запустить турбины электростанции.
Подвиг Ленинграда! Когда-нибудь будущие поколения прочитают о нём в книге или увидят в фильме. Может быть, кто-то заплачет, кто-то задумается, но никто даже при самом богатом воображении не сможет представить всю мощь его величия и скорби.
Ближе к полуночи Варвара Николаевна надела нарядное платье и красиво уложила волосы. После того, как Серёжа пропал без вести, она начала стремительно седеть.
По радио передавали сводку с фронтов «В последний час».
Диктор Левитан чеканил слова, за которыми стояли тяжёлые бои и беспредельные муки. Только он один умел сказать так, что сердце трепетало от надежды и гордости:
«На Центральном фронте наши войска продолжали наступление, а на отдельных участках совершенствовали свои позиции. В районе Великих Лук советские части вели бои по уничтожению окружённого гарнизона противника».
Великие Луки — это совсем близко, в Псковской области. Неужели началось? А вдруг там Серёжа?
Варвара Николаевна села за стол и прикрыла глаза, представляя, как напротив неё сидит Серёжа, а рядом с ним Катюша.
— Ты повзрослел, мой мальчик. И усы тебе к лицу. — Она улыбнулась. — А Катенька стала хорошенькой, как наливное яблочко. Правда, Ефим?
Варвара Николаевна положила руку на спинку стула, стоящего рядом. Сегодня особенный день, ведь надо познакомить Ефима Петровича с Серёжей и Катей. Она вдруг забеспокоилась — вдруг Ефим им не понравится? От желания наяву увидеть своих любимых голова пошла кругом, а голос дрогнул, наполняясь слезами. Вскочив, Варвара Николаевна встала перед иконой:
— Господи милостивый и всесильный, пошли хоть весточку. Пожалуйста, дай хоть намёк — я задыхаюсь от страха и беспокойства!
Стук в дверь прозвучал небесным колоколом. От громких, дробных ударов она вздрогнула и обвела глазами стол, словно ожидая, что кто-то из сидящих там поднимется и пойдёт открывать. Недоумевая, кто мог явиться в такую пору, Варвара Николаевна побежала по гулкому коридору.
— Кто там?
— Медяновы здесь живут? — спросил из-за двери глухой мужской голос.
— Здесь!
Руки внезапно задрожали так, что не сразу расстегнули цепочку. Наверное, только в войну можно неистово ждать новостей и так же неистово их бояться. На пороге стоял незнакомый старик с орлиным носом и пронзительно синими глазами.
Он мял в руке шапку-ушанку и, увидев её испуг,
