Крысиная башня - Павел Дартс

Сначала я тут же, вечером, хотел взять одну из бейсбольных бит, пойти к ним, и внятно, на понятном им языке, объяснить, как они не правы, планируя такое. Что я лично очень против. Даже пошел подбирать подходящую биту. Но батя меня отговорил, он придумал провокацию, которая надолго отучила бы их задумывать против нас недоброе. Собственно, я был уверен, что у них и так бы с нападением на меня ничего бы не вышло; но батина идея показалась интересной. Да и не хотелось засвечивать микрофон, — как говорит батя «Бог — он потому и бог, что все знает».

Короче, батя на следующий день, пока они по-стахановски трудились под моим присмотром, увел одного из них, Ибрагима. Они не обеспокоились; мы такие вещи делали, когда надо было что-то одновременно делать и на других этажах, — что-нибудь столь же тупое и тяжелое, как долбежка стен и перекрытий. Через минут сорок он вернулся и вновь приступил к работе. А батя забрал другого, Джамшута.

— Че ходил-то? — шепотом спросил Ибрагима Равшан.

— Да х. й его знает! Че им надо. Сидели, разговаривали. Все расспрашивал про Инея, про его команду. И почему у меня кликуха такая — Бруцеллез. Покурить вот дал… — подлый Бруцеллез и не заикнулся, что его отчего-то вдруг неплохо накормили, дали и копченой колбасы кусок, и селедку, чуть протухшую, но вкусную.

Через час вернулся Джамшут. На вопрос, что делал, сообщил, что долбил перекрытие на этаже — и правда, это было отчетливо слышно. Батя забрал Равшана. Тот тоже вернулся через час, и тоже упражнялся все это время с ломом и кувалдой, погоняемый батиными затрещинами. В заключение часа батя просто избил его ногами — просто так, без объяснения причины. Все это время Ибрагим, отрываясь от работы по долбежке стены, то и дело прикладывался к пятилитровику с водой — после селедки его мучила жажда. Пообедали из одной большой миски баландой; причем Ибрагим, в отличии от прошлых дней, не вылавливал куски картошки и гущу, а без аппетита похлебал жижу.

Ночью по микрофону мы услышали диалог:

— В натуре, куда тебя сегодня Старый водил?

— Я ж говорю, — разговаривали. В квартиру на девятом этаже.

— Че, вот так вот, просто разговаривали?…

— Ага. Я не понял, нахрена ему это. Про Инея расспрашивал, про меня.

— А про нас?

— Не.

— Курить, говоришь, дал?

— Ага. Одну сигарету.

— А с х. я ли?

— Да не знаю я!

— Добрый, что ли?

— Старый, он вроде, ниче…

— Ниче, говоришь?… А меня сегодня ногами отметелил, ни с того ни с сего! А тебя сигаретой, гришь, угостил?

— Да я-то при чем? Ну, угостил. Отказываться, что ли?

— А еще чем угостил?

— Ничем больше…

— А че ты, сука, не жрал почти? Не хотел? Аппетита не было??

— Че вы доеб…ись! Устал я просто, в горло не лезло!

— Устал, нах?? Разговаривая, устал? А че ты воду пил, как верблюд? И ссал потом на полведра. С чего у тебя сушняк?

— Бля, от него в натуре копченкой пахнет!

— Че вы, гады! Какой нах копченкой!

— Такой! Дай руки понюхаю!

— Хер у себя нюхай!

Послышались звуки ударов и звяканье цепей. С интересом слушавший этот «радиоспектакль» по радио же батя довольно улыбнулся, Толик заржал, я же взял биту, готовясь идти разнимать драчунов. Но батя остановил меня, и мы вновь стали слушать. Не то, чтобы мы боялись их сговора, или всерьез опасались нападения, — нет, достаточно было развести их по разным квартирам и не давать общаться; но вот это «разводилово» вносило элемент интриги в наше довольно скучноватое, если не считать риска на мародерке, существование. Своего рода заменитель телевизору с дурацкими ток-шоу, по которым, оказывается, не смотря на всю их глупость, мы успели соскучиться.

Впрочем, драка быстро прекратилась; шипя друг на друга матерно и обещая друг другу всякие неприятности, из которых самым безобидным было «кишки вырву, кадык перекушу», гоблины заворочались, устраиваясь спать.

На следующий день батя опять первого забрал Ибрагима и поставил его долбить стенку на десятом этаже первого подъезда, откуда до четвертого этажа не доносилось ни звука. От предложенной сигареты тот «героически» отказался, как и от перловой каши с селедкой. Облизываясь, давясь слюной, он так и не притронулся к чашке. Батя не настаивал…

Повкалывав ударно больше часа, он был возвращен «в коллектив». Батя увел Равшана. Вскоре глухо послышались удары ломом в бетонное перекрытие.

— Че, опять разговоры разговаривали и курили? — с ненавистью спросил Джамшут.

— Не. Стенку долбил наверху.

— Ага, наверху. Че мы с Анафемой перекрытия бетонные херачим, а он стенку скребет где-то, да еще сигареты получает!

— Пошел нахер, ничего я не курил, на, дыхну!

— Себе на хер дыхни, падла!

Они готовы были сцепиться, и мне пришлось вмешаться, оторвавшись от «Таинственного острова» Жюль Верна, который я читал, считай, одним глазом, стараясь не упускать из виду и вкалывающих пеонов.

— Э, работнички! Я сейчас встану, и встреча с Толиком покажется вам детским утренником! Быстро закончили трепаться и за работу!

Злобно поглядывая друг на друга, они вновь застучали ломами в стену.

Я вообще всегда имел ввиду возможность «покушения» на меня, тот же брошенный лом, и потому был настороже. Чуть что — я бы всегда успел «выпасть» из комнаты в коридор, где они меня не достали бы из-за цепей, пристегнутых к батарее. Но и уж потом бы… Если бы они рискнули пойти на такое, то тот перфоманс, что устроил Толик с их дружком в подъезде девятиэтажки посредством топорика, показался бы им детским мультиком рядом с фильмом ужасов.

А вообще я практиковал делать проще, — указывал «фронт работ» и уходил читать в соседнюю комнату. Если вдруг удары в стену становились, на мой взгляд, редкими; или не сильными, — я возвращался. По правилам, установленным батей, это выглядело так: не входя в комнату, я командовал:

— Инструменты на пол, лечь ногами ко входу, руки за голову, время пошло!

Толик так их надрессировал на эту команду, что выполняли они ее так же быстро, как выражался батя, «как новобранцы в учебке по команде старшины „Вспышка сзади!“». Потом вообще, для краткости, стали командовать «Вспышка сзади» — и понимали, гады! Особенно когда недостаточно быстрое выполнение команды сопровождалось жесткими звиздюлями.

Я издалека заглядывал в комнату, увидев, что они лежат «по регламенту», входил. Раздавал звиздюли за нерадивую работу и, наметив очередное «от сих до сих, в темпе, время пошло!», уходил опять в другую комнату читать. «Таинственный остров» мне положительно нравился; хотя с объемом работ, провернутым на острове столь ограниченной группой людей, Жюль Верн, пожалуй, и приврал…