Последний довод королей - Джо Аберкромби

— Ну? Кхалюль не так придирчив к своим слугам.

Они удалились, и Ферро не могла их расслышать. Ей пришлось торопливо пробираться за оградой, согнувшись в три погибели.

— Мне не нравится эта привычка, — говорил Юлвей. — Принимать чужой облик, менять кожу… Мерзкое занятие. Ты знаешь, как относился к такому Иувин.

— У меня нет времени думать о чувствах того, кто давно лежит в земле. Третьего закона не существует, Юлвей.

— А следовало бы. Украсть лицо другого — трюки Гластрода и его порождений — демонов. Искусство, заимствованное у Другой стороны…

— Мы должны использовать то оружие, какое нам доступно. Я не испытываю теплых чувств к Мамуну, но он прав. Они называются Тысяча Слов, потому что их тысяча. Нас же только двое, и время не на нашей стороне.

— Но почему они ждут?

— Ты знаешь Кхалюля, брат. Он все делает осторожно, осмотрительно, тщательно. Он не станет рисковать своими детьми до тех пор, пока…

Глядя в щель между двумя голыми ветвями, Ферро видела, как трое мужчин миновали охранников и прошли в ворота высокой дворцовой стены. Она дала им несколько секунд, потом сорвалась с места и зашагала следом, распрямив спину, точно спешила по важному делу. Она чувствовала на себе жесткие взгляды людей в доспехах, стоящих по обе стороны от ворот, но они уже привыкли, что она входит и выходит. На этот раз они смолчали.

Она шла за магами и учеником по Агрионту между большими зданиями, вокруг статуй, через увядшие сады. Она старалась держаться на расстоянии, пряталась в дверных проемах, под деревьями, за спинами немногих прохожих, быстро шедших по продуваемым ветром улицам. Время от времени над зданиями на площади или в конце аллеи маячила массивная вершина Дома Делателя. Поначалу расплывчато-серая из-за мелкого дождя, она чернела, становилась все более четкой и огромной с каждым шагом Ферро.

Трое мужчин дошли до ветхого здания с потрескавшимися башенками над обшарпанной, провалившейся крышей. Ферро присела на колени и наблюдала, спрятавшись за углом, пока Байяз стучал концом посоха в старую, расшатанную дверь.

— Я рад, что ты не нашел Семя, брат, — произнес Юлвей, пока они ждали. — Ему лучше оставаться в земле.

— Удивительно, что твое мнение не изменилось, даже когда Тысяча Слов вот-вот ринется на улицы Агрионта, чтобы залить их кровью.

— Бог меня простит, я думаю. Есть вещи и похуже, чем едоки Кхалюля.

Ногти Ферро впились в ладони. Какая-то фигура стояла у одного из темных окон, глядя вниз на Байяза и Юлвея. Высокая тонкая фигура с коротко остриженными волосами, в черной маске. Та самая женщина, что когда-то давно преследовала ее и Девятипалого. Рука Ферро инстинктивно потянулась к мечу, но затем она осознала, что оставила его во дворце, и прокляла себя за глупость. Девятипалый был прав. Лишних ножей не бывает.

Дверь, покачиваясь, раскрылась, послышались какие-то невнятные слова, два старика вошли внутрь, за ними с опущенной головой последовал Ки. Женщина в маске еще некоторое время смотрела вниз, затем отошла от окна и скрылась в темноте. Ферро перемахнула через изгородь, пока дверь, покачиваясь, закрывалась: подставила ногу в проем и проскользнула бочком внутрь, в полутьму. Дверь со стуком затворилась, скрипнув петлями.

В длинном коридоре запыленные картины висели на одной стене, запыленные окна виднелись на другой. Ферро шла, и у нее мурашки бегали по шее: она ожидала, что сейчас из темноты выскочат черные маски. Но все было тихо, за исключением ее собственных шагов, эхом отдававшихся под потолком, да надоедливого гудения старческих голосов.

— Это место изменилось, — говорил Юлвей, — с того дня, когда мы сражались с Канедиасом. С того дня, когда закончились древние времена. В тот день шел дождь.

— Я помню.

— Я лежал, раненный, на мосту, под дождем. Я видел, как они упали, Делатель и его дочь. Они рухнули вниз. Трудно поверить, но я улыбался, когда смотрел на это. Месть — быстротечное удовольствие. Сомнения — вот что мы уносим с собой в могилу.

Ферро усмехнулась. Если бы она могла отомстить, она бы прожила и с сомнениями.

— Жизнь огорчает нас обоих, — пробормотал Байяз.

— И с каждым годом все сильнее. Однако странно. Я бы мог поклясться: когда я лежал здесь, я видел, что Канедиас упал первым, а Толомея второй.

— Память часто обманывает, особенно если люди живут так долго, как мы. Делатель бросил вниз свою дочь, а потом я сбросил его. На этом закончились древние времена.

— Так и было, — пробормотал Юлвей. — Сколько потерь. И теперь нас довели до этого…

Голова Ки резко повернулась, и Ферро вжалась в стену, спрятавшись за покосившимся шкафом. Ученик довольно долго стоял, мрачно глядя в ее сторону, а потом последовал за остальными. Ферро подождала, затаив дыхание, пока все трое свернут за угол и скроются из виду.

Она снова увидела их на запущенном дворе, заросшем сухими сорняками и заваленном обломками черепицы, упавшими с крыш. Какой-то человек в грязной рубашке провел их по длинной лестнице к темной арке, расположенной высоко в стене Агрионта. В заскорузлых руках он держал связку позвякивающих ключей и бубнил что-то о яйцах. Как только они вошли в коридор, Ферро пересекла открытое пространство и поднялась по ступеням, задержавшись наверху.

— Мы скоро вернемся. — Она услышала громкий голос Байяза. — Оставь дверь приоткрытой.

— Она всегда закрыта, — ответили ему. — Это правило. Она была закрыта всю мою жизнь, и я не собираюсь…

— Тогда жди здесь, пока мы не вернемся. Но никуда не уходи!

— У меня есть дела по-важнее, чем сидеть перед запертой дверью.

Ключ повернулся в замке. Старые петли скрипнули. Пальцы Ферро охватили обломок камня и крепко сжали его.

Человек в грязной рубашке тянул ворота, чтобы закрыть их, когда она осторожно поднялась по лестнице. Он что-то сердито бубнил, теребя в руках позвякивающие ключи. Послышался глухой стук, когда камень ударил его по лысой голове. Он охнул, наклонился вперед, Ферро подхватила его ослабевшее тело под руки и осторожно опустила на землю.

Затем она положила камень и вытащила ключи из руки привратника, подцепив их пальцем.

Когда Ферро подняла руку, чтобы открыть двери, странное ощущение охватило ее. Подобно прохладному ветерку в жаркий день, оно сначала изумляло, а потом приводило в восторг. Озноб, но вовсе ненеприятный, скользнул по озвоночнику и заставил ее затаить дыхание. Она прижала руку к старому, потрескавшемуся дереву, и его прожилки ласково поцарапали ее ладонь. Она приоткрыла дверь достаточно для того, чтобы заглянуть внутрь.