Конан Дойл - Максим Чертанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Слейтера и Дойла все же были союзники, хоть и немного: кроме Рафхеда, в защиту Слейтера был готов выступить детектив из Глазго Джон Тренч, который с самого начала видел нарушения в ходе следствия и знал, что полиция оказывала чудовищное давление на свидетелей. Ему, например, было известно, что Элен Ламби на самом деле давным-давно опознала убийцу – племянника миссис Гилкрист – и назвала его имя, о чем говорила своей знакомой, но полиция оставила без внимания этот незначительный пустяк... Был также юрист Дэвид Кук, которому Тренч рассказал обо всем этом. (Не обошлось и без спиритов: на сеансе им явилась миссис Гилкрист и сказала, что ее убили не молотком, а консервным ножом. Почему она не назвала имя убийцы? Доктор Дойл был уверен, что называла – просто спириты не сочли возможным заявлять об этом официально.)
Дойл списался с Тренчем и Куком, встретился с Рафхедом и летом 1912-го начал очередную кампанию в прессе, а уже в августе опубликовал на свои средства брошюру «Дело Оскара Слейтера» («The Case of Oscar Slater»). Поскольку Слейтер был всем противен, отклик читателей оказался значительно слабее, чем на дело Идалджи, но фантастическая популярность Конан Дойла свою роль сыграла: давление общественности оказалось достаточным, чтобы правительство поручило Королевской парламентской комиссии, которую тогда возглавлял шериф Миллер, пересмотреть дело Слейтера.
Однако все это оказалось бесполезным: доктор Дойл наткнулся на ту же «профсоюзную» стену. Комиссия не рассматривала и не оценивала действия полиции: они априори были признаны правильными. Просто допросили заново свидетелей, да и то без присяги. Уточнили некоторые мелкие детали – и все. Более того, началось преследование Тренча и Кука, которые выступили в пользу Слейтера. Нет ничего страшнее мундиров, когда они становятся на собственную защиту: Тренча уволили из полиции, а потом, когда он не замолчал, сфабриковали нелепейшее уголовное обвинение по другому делу против него самого. (Судья Скотт Диксон, к которому попало дело Тренча, отказался даже направлять его в суд, а вскоре Тренч умер.) Миллер опубликовал свой доклад, в котором говорилось, что для опротестования приговора, вынесенного Слейтеру, нет ни малейших оснований. Все было кончено – но не для доктора Дойла.
Доктор постоянно занимался этим делом в течение пятнадцати лет. Многие писатели – пусть меньше, чем хотелось бы, но все же многие – во все времена выступали в прессе в защиту невиновных. Но – целых 15 лет, причем когда речь идет о человеке аморальном, абсолютно вам несимпатичном и которого вы никогда в глаза не видали! Конечно, были тут и самолюбие, и простое упрямство – но какая разница? На каждого вновь назначаемого министра по делам Шотландии Дойл обрушивал лавину требований пересмотреть дело Слейтера. Ни на месяц не останавливался. Всякий раз получал отказы и отписки – и снова писал и требовал. Наверное, иногда ему хотелось кричать и биться головой о стену, как Слейтеру в его камере.
Время от времени у него находились новые союзники. В 1926 году, когда Дойл был уже стариком, он познакомился с молодым журналистом Уильямом Парком, которого охарактеризовал как человека, «внутри которого огонь разгорается медленно, но неугасимо» и который «представляет собой наипрекраснейший тип шотландца». Парк «медленно, но неугасимо» заинтересовался делом Слейтера, заново беседовал со всеми оставшимися в живых фигурантами, потом написал книгу – а Дойл написал к этой книге предисловие. Летом 1927-го книга Парка была издана; Дойл вместе с Парком и писателем Эдгаром Уоллесом развернули в прессе настолько мощную кампанию в защиту Слейтера, что новый министр по делам Шотландии Гилмур был вынужден уступить. На сей раз дело рассматривалось апелляционным судом, состоявшим из пяти судей. Выяснилось, что Элен Ламби (к тому времени уже умершая) признавалась многим, что всегда знала убийцу и что полиция заплатила ей 40 фунтов за дачу ложных показаний. Мэри Берроумен также созналась, что ей заплатили 100 фунтов и что прокурор 15 раз репетировал с ней ее показания. 20 июня 1928 года приговор в отношении Слейтера был отменен. Ему выплатили шесть тысяч фунтов в качестве компенсации. Он провел в тюрьме 18 лет. Конан Дойл впервые увидел его в зале суда – оба были уже седыми.
А теперь несколько слов о том, о чем не очень приятно говорить. Правительство выплатило Слейтеру компенсацию, но отказалось платить судебные издержки. Поскольку апелляцию подавал Конан Дойл, от него потребовали заплатить часть издержек – примерно 500 фунтов (другую часть оплатила еврейская община). Дойл заплатил, но потребовал от Слейтера, чтобы тот вернул ему эту сумму из полученной компенсации в 6 тысяч. Тут Слейтер от благодарностей мгновенно перешел к упрекам: он полагал, что Дойлу следует требовать свои деньги не с него, а с правительства, и формально был, пожалуй, прав. Дойл был богатым человеком; даже его друзья говорили, что ему следовало бы плюнуть на эти деньги. Вероятно, если бы Слейтер был «джентльменом», все бы уладилось миром. Но он таковым не был. Дойл настаивал: «Если Вы действительно вполне отвечаете за свои действия, тогда Вы – самый неблагодарный, а также самый глупый человек из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть». В конце концов Слейтер отдал Дойлу деньги. Больше они не виделись. «Это было очень болезненное и грязное послесловие к такой истории». Грустно как-то. И ведь наверняка найдутся читатели, которые скажут, что «нечего было возиться с этакой дрянью, пускай бы сидел» – вот это самое грустное...
Слейтер дожил до 78 лет. Был общителен, завел массу знакомств. Успел еще раз жениться. Когда он умер, в местной газете (он доживал свой век в Шотландии) его назвали «другом Конан Дойла».
Дело Идалджи и дело Слейтера – самые серьезные и продолжительные расследования, которыми занимался Дойл, но далеко не единственные. Начиная с первых публикаций в «Стрэнде», ему – а точнее, Шерлоку Холмсу, – постоянно писали знакомые и незнакомые люди, прося разобраться в какой-нибудь странной истории, а после дела Идалджи количество таких просьб возросло многократно, вот только адресовались они уже не Холмсу, а лично сэру Артуру.
Был длиннейший ряд детективных историй, вполне пригодных для пера доктора Уотсона. Например, дело человека, который забрал все свои деньги из банка, посетил театральный спектакль, вернулся в отель, оставил там свои приличные костюмы и бесследно исчез. Никто не видел, как он выходил из отеля, а жилец из соседнего номера утверждал, что всю ночь слышал его шаги за стеной. Полиция разводила руками. Родственники обратились к Конан Дойлу. Он разгадал загадку в стиле Холмса – не выходя из кабинета. Раз человек снял со счета деньги – значит, планировал бегство. Бросил приличную одежду – похоже, что намеревался начать совсем иной образ жизни, чем тот, что вел прежде. Как не заметили, что он вышел из отеля? В половине двенадцатого ночи из театра возвращалась огромная толпа народу – он запросто мог в этой толпе незаметно выскользнуть, а значит, исчез он именно в этот час. Сосед говорит, что слышал шаги в номере до самого утра? Не нужно верить всему, что говорят свидетели. Сосед мог ошибиться. Куда беглец потом делся? Если бы он собирался прятаться в самом Лондоне, то не стал бы вообще снимать номер в отеле. Стало быть – уехал в другой город. Если бы уехал в маленький город – его бы там на станции кто-нибудь заметил. Значит – в большой. Доктор пролистал железнодорожное расписание: экспресс на Глазго и экспресс на Эдинбург отбывали из Лондона около полуночи. Дойл посоветовал родственникам искать беглеца в Шотландии. Там он вскоре и нашелся. Элементарно? Да, когда кто-то все объяснит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});