Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

– От имени Шатра Хана, – вставляет Алтынай, – но это не важно… Слушай дедушку дальше…

– А кто платит золотом на базаре за товар, который мог бы взять силой? И которого у самих в избытке? – задаёт Иосиф вопрос, ставящий меня в тупик.

– Кто? – перевожу взгляд с него на Алтынай.

– Вот так иногда как дурачок, – бросает Алтынай Иосифу. – В основном – надёжный, заботливый, умный, предусмотрительный, смелый, добрый… А в самых простых вещах иногда – как дурачок. Я раньше думала, что издевается… Или насмехается.

– Твоя сестра, – говорит мне Иосиф, прерывая спич Алтынай. – Сегодня, при тебе. Покупая баранов.

У меня в голове с запозданием складывается головоломка и я с размаху, зажмурившись, хлопаю себя ладонью по лбу:

– Не сообразил!

– Я же говорю, иногда как дурачок, – безэмоционально комментирует Алтынай, по‑хозяйски, уже самостоятельно, заваривая чай в чайнике Иосифа, на его же переносной жаровне. – Который за конями может табунов не увидеть.

– Это ещё не всё, – терпеливо и вежливо продолжает Иосиф. – Ненадлежащая работа стражи – это, конечно, прокол. Но кто сегодня заменил собой и стражу, и врача в первое время, причём помогая жителям города? На чьи налоги, по обычаям, это должно осуществляться?

– Я? – недоумеваю, не понимая намёка.

– Люди Хана Орды, – вежливо поправляет Иосиф. – Не важно, какие именно… Важно, что сделали работу стражи, бесплатно, плюс врач… И ничего не попросили в качестве оплаты. Вместо этого, попросили ещё раз людей Наместника прибыть на разговор. По поводу их же обязанностей. – Палец Иосифа снова назидательно взмывает вверх.

У меня в голове, наконец, укладывается подобие общей мозаики, в которую не могу поверить именно из‑за дикости происходящего:

– Вы сейчас на что намекаете? – прямо в лоб спрашиваю Иосифа.

– Мда… Видимо, ваша сестра шутит с подтекстом, – уклончиво отвечает тот, отворачиваясь. – Хорошо. Давайте подождём часа Магриб, а потом дождёмся гостей. Желающих говорить со всеми нами. Только уже весь базар гудит о том, что Хан или его дочь отлично знают, как накормить свою Орду. Судя по происходящему. А голод – самый страшный учитель и лучший погонщик...

– Скорости мыслей, – заканчивает за старика Алтынай, разливая заварившийся чай в пиалы.

________

А мне приходит в голову, что иногда скорость реакции местных порой обгоняет ту, к которой привык я.

Бюрократия – бюрократией, но местную прямолинейность и скорость принятия решений тоже сбрасывать со счетов не стоит.

Взять хоть и зарезанного рукой Алтынай стражника…

Глава 27

– Извините, это те, кто уже вносил аванс, – с этими словами Иосиф отлучается в лавку, поскольку к нему приходит кто‑то из клиентов.

Наши четверо отобранных им парней, после небольшого перерыва, снова помогают ему, как ни в чём не бывало и не отвлекаясь ни на что постороннее.

Кстати, судя по тому, как уверенно они подают ему и пакуют то, что он указывает, товары они уже или выучили, или научились распознавать его пометки на тюках.

Пользуясь тем, что мы на время остались одни, поворачиваюсь к Алтынай, переворачивая свою пустую пиалу вверх дном:

– Не зови меня больше дурачком при посторонних.

– Он не посторонний, – удивляется Алтынай. – Он влез в наши проблемы больше нас самих. Гораздо больше… У нас, в отличие от него, всегда есть вторая возможность, даже вторая и третья. Откочевать подальше, если что‑то тут не понравится. Либо вернуться на старые территории. А у него такой возможности нет. И кстати, в случаях, когда разные народы не ладят между собой и доходит до крови, первыми всегда страдают джугуты… Так отец говорил.

– Какая жалость, что я не застал этого без сомнения достойного человека, – киваю. – С моим личным опытом частично тоже совпадает… Но не переводи разговор с главного. Ты меня очень задела. НЕ говори больше подобного при ком‑то ещё. Если у тебя есть ко мне какие‑то претензии, просто скажи о них мне. Наедине, без посторонних. Если это повторится ещё раз, я очень на тебя обижусь. По‑настоящему.

– Извини, не хотела обидеть, – меняется в лице Алтынай. – Просто думала, что он не чужой, вот и сказала бездумно…

– Я вижу.

Она накрывает своей рукой мою правую, лежащую на столе. Видимо, в попытке сгладить ошибку.

– Ты вообще очень непосредственный ребёнок. – Смотрю на наши переплетённые руки. – Но даже если Иосиф тебе близок в равной со мной степени, то я пока что ощущаю определённую дистанцию между ним и нами. Я согласен, что он не чужой нам и достойный человек! Но лично мне он пока близок не настолько, как ты. По крайней мере, пока что.

– Извини. Была не права. – Серьёзно говорит Алтынай через пару секунд, пронзительно глядя мне в глаза. – Позволь мне извиниться.

– Извинения принимаются, – киваю, протягивая руку к перевёрнутой пиале и возвращая её в нормальное положение. – Забудь.

– Мы же сейчас наедине? – зачем‑то уточняет Алтынай, продолжая сверлить меня взглядом.

– Более чем, подтверждаю.

– Ну тогда ты действительно дурачок, – смеётся она. – Под «извиниться» я имела ввиду совсем иное. Как женщина перед мужчиной. У тебя когда последний раз была женщина? – Резко переходит на серьёзный тон она, поднимаясь и подходя ко мне вплотную. – Я тебе нравлюсь, как женщина?

– Неожиданно, – смотрю на неё широко открытыми глазами. – Даже не знаю, что и ответить.

– Говори, что думаешь, – пристально смотрит на меня Алтынай. – И что чувствуешь.

– Среди людей, где я жил раньше, девушка не считается взрослой до шестнадцати лет. И то, что предлагаешь ты, там считается преступлением. – Поясняю. – Я очень хорошо к тебе отношусь, но какая‑то часть меня считает это недопустимым.

– Я тебя люблю. – Не отводит взгляда Алтынай. – Ты?..

– Я тебя тоже. Но то, что предлагаешь ты, у нас делают только со взрослыми девушками. В том числе и потому, что беременность, вынашивание и роды ребёнка в тринадцать лет ещё слишком большой груз для организма. Который только вчера был детским.

– Ну, даже ишаки и быки знают, что есть и другие способы, – размышляет Алтынай, не отпуская мою руку. – Если дело только в моей беременности…

– Так. Давай остановимся. Только Лолиты нам тут и не хватало… – бормочу, первый раз за всю жизнь не зная, что делать. – Ещё и с извращениями… Давай так. Ты согласна, что это слишком серьёзный шаг, чтоб решать всё вот так поспешно?

– Возможно, – недовольно морщится она. – Но я тебя обидела… Ты точно сейчас не говоришь мне «НЕТ»?

– Точно. Успокойся. Я искренне говорю тебе: давай не торопиться! Я согласен, что у вас взрослеют раньше, быстрее и стремительнее. Я согласен, что ты умнее многих, если не всех. Но я не могу в одно касание забыть законы своего народа, по которым жил много лет. И по твоей команде перестать чувствовать себя преступником там, где действия, по моим обычаям, считаются недопустимыми.

– Ладно. Ты прав, – неохотно вздыхает Алтынай и непоследовательно садится ко мне вплотную. – Я согласна, что тело не должно управлять разумом…

– Молодец, – обнимаю её, лихорадочно размышляя на непривычные темы. – Кстати, – вовремя спохватываюсь. – А как ты понимала всю эту толпу женщин и мужчин, дари и пашто, пришедших к тебе в шатёр?

– Ну они же не сошли с ума, чтоб идти в ханский шатёр туркан без переводчика, – пожимает плечами Алтынай. – Там одна женщина говорит по‑нашему. На южном наречии, правда, но понять‑то можно.

– А насчёт того, кто из нас дурачок… Знаешь, почему я вас не всегда понимаю? Ну, вот по крайней мере сегодня, и тебя, и Иосифа? Потому что я эту вашу угрозу голода не воспринимаю всерьёз.

– Почему? – удивляется Алтынай. – Ты не выглядишь ни маленьким, ни наивным…

– Потому что знания – великая сила. И человек прокормит себя, где угодно. Если есть знания, воля к победе и хоть сколько‑то времени.

– Ты сейчас искренне веришь, что говоришь, – ещё сильнее прижимается ко мне Алтынай. – И выглядишь убелённым сединами старцем. Который видел так много, что и не передать. Но говоришь вещи, присущие маленькому ребёнку. Вот именно в такие моменты мне и кажется, что ты издеваешься. Как тебя понимать?