Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

"Карло" окинул меня взглядом с головы и до пят, оценил профессиональные мозоли "конного рубщика", припомнил, видно, характерную походку бывалого кавалериста, пересчитал лычки за медали "за храбрость", пригляделся к надрезанной саблей щеке и… мило улыбнулся, разведя руки в стороны. Подальше от эфеса собственной шпаги.

Я благосклонно улыбнулся в ответ, снял руку с эфеса собственной "Жозефины", поднял бокал и, дозволительным жестом указал на мою Элен со словами:

— За наших дам!

Карло чуть кивнул головой, поклонившись на разрешение глядеть на красавицу, и поднял свой бокал в ответ. Мы чокнулись и выпили почти что на брудершафт (правда — без поцелуев). Границы были очерчены.

Потом Элен признавалась, что пользовалась успехом среди мужчин Бонапартов, но чуть что — "переводила стрелки" в мой адрес и господа остывали. Моя репутация (шесть поединков за три года — все со смертельным исходом, — публика обожает головорезов) докатилась и до Парижа, а исходы боев вселяли пристойность в чувства мужчин к Элен.

Впоследствии тот же Карл говорил, что ни у кого из них не возникло сомнений, что я буду драться за женщину и убью любого из них — будь они сто раз Бонапарты! Такое бывает на Корсике и (по секрету) в — Ливонии. Что у нас, что у них — бедные почвы и дворяне сплошь небогаты. А когда дворянину нечего терять, кроме Чести, именно ради Чести он готов глотку порвать хоть Богу, хоть Черту, хоть — десятку Антихристов!

Такое не принято средь более процветающих земель и народов. Там больше принято договариваться, но что средь медлительных латышей, что средь отчаянной "корсы" такая "уступчивость" — признак слабости с трусостью.

Когда меня спрашивают, — почему именно наша команда "пробилась" на самый верх якобинского общества, я отвечаю:

"Знаете ль Вы, как "работает" любая разведка? Высший свет всей Европы — в родстве сам с собой. Поэтому любой из разведчиков должен бояться лишь старых "вендетт" его рода с его былыми противниками. Причем, — ему всячески помогают родственники "кровников" его Кровных врагов. Человек, знающий Кровь своего собеседника, всегда понимает — какую реакцию вызовут те, иль иные его предложения.

Во Франции ж все было не так. Весь "высший свет" сей страны был перемолот в известных событиях и разведчики, привычные действовать по обычаю, оказывались в "безвоздушном пространстве". (Особенно сим грешили сыны Альбиона!)

Жандармы, приметив такую вещь в поведении иностранцев, стали нарочно отслеживать тех, кто пытался выйти с контактами к "бывшим". А "цепкость" ищеек Фуше уже вошла в притчу…

Я (пред поездкой во Францию) нарочно изучил сей предмет на примере истории Кромвеля и событий Революции в Англии. Я искренне поразился тому, что английские сыщики долгие годы уверенно "брали" всех возможных разведчиков, а потом — в одночасье "пропустили" пресловутого "реббе Якоба", оказавшегося знаменитейшим из французских иезуитов.

Меня поразило, — сколько он имел "фавора" при английском дворе и делал среди Революции — все, что хотел. От военного союза со вчера еще столь ненавистной бритонам Франции — до самой, что ни на есть — Реставрации!

На первый взгляд, причина сего возвышения и "неуязвимости" казалось непостижимой, но потом…

Совершенно случайно я обнаружил, что "реббе Якоб" доводился племянником кавалеру дю Ли — капитану гвардии кардинала де Ришелье и… (по многим слухам) истинным отцом Людовика XIV — Короля Солнце! (В способность Луи XIII зачать хотя бы кого-то ни я, ни мой врач — доктор Боткин совершенно не верим. Не та у него болезнь — для этого подвига!)

Меня осенило, — Кромвель привечал у себя не абстрактного реббе, но члена "августейшей фамилии"! Родственника величайшего из государей Европы!

Но "обычный" аристократ не якшался б с безродным дворянчиком Кромвелем! Это было б ущербом для его Чести! Если бы он решился на этакое, английские сыщики сразу схватили б его и потянули на виселицу.

Но у евреев по европейским понятиям с Честью — "что-то не то". Поэтому когда с Кромвелем стал дружить "реббе Якоб" это не вызвало отторжения — для мелких и бедных английских дворянчиков, из коих и складывалась английская контрразведка, в сей дружбе не было ничего удивительного! Кромвель и "реббе" в их понимании были, — два сапога — пара!

Лишь я уяснил для себя сей расклад, я знал, что смогу "сделать дело" во Франции. И я — не ошибся.

Бонапартам льстило, что их другом стал сам фон Шеллинг. Родственник английской, прусской, голландской и русской короны. В то же самое время я был еврей и сие (по их мнению) "опускало меня" на один с ними уровень.

Другой момент в том, что наши семьи "инородны" по отношению к "титульным" нациям. Бенкендорфы в России всегда ощущали на себе то же самое, что и Буонопарти во Франции. А из детских воспоминаний, подсознательных ассоциаций сплошь и рядом тянется этакое… что сложно выразить на словах.

Сегодня моя сестра живет во Франции, окруженная именно Бонапартами, и считает их за "родных". Они знают, что она шпионила против них, но и то, что мы с Дашкой и матушкой последовательно отстояли все их интересы на Венском Конгрессе.

Даже когда меня уличили, Элен осталась вхожа во дворцы сей семьи. Я по сей день дружу с "Корсой", а мой сын — Карл Геккерн сегодня один из вождей партии бонапартистов. Он — главный кредитор его друга, — Луи Наполеона III.

Франция воевала, в ней гибли тысячи мужчин и дамские прелести ценились дешевле грязи. Но мужчинам всех времен и народов — приятно появиться на людях в обществе "штучки". При том что в стране был избыток женщин, потерявших надежду на брак, — так низко пали нравы этого общества.

Элен стала подыскивать девиц, мы их подкармливали на "храмовую десятину", учили хорошим манерам, нанимали учителей пения и танцев и…

Пару раз на пару месяцев оптом скупались билеты на все постановки, а потом — продавались в тех же кассах за полцены, — случался аншлаг! На сие время всему прежнему составу актеров выплачивалось отпускное пособие на все дни "наших спектаклей", а дальнейшее было в руках самих "девочек.

Разумеется, часть билетов доставалась совершенно бесплатно — бедным евреям. А они рады были за своих соседок, дочерей и племянниц — так что по окончании спектаклей овации и бисирование продолжалось просто часами.

Человек — стадное существо. Если в театрах и попадались поклонники таланта "не наших", очутившись под столь мощным прессом "общего мнения", все сии люди в самое короткое время переключились на обожание новых "звезд сцены". Тем более, что…

После удачных спектаклей я имел обыкновение приходить в гости в новый дворец с очередной обворожительной "премьершей" и горячие корсиканцы не могли устоять и сами напрашивались на знакомство. Слово за слово, шутка за шуткой, поцелуй за поцелуем, — всякий раз получалось так, что я уходил с очередного приема в обществе Элен Нессельрод (а ее муженек пропадал неизвестно куда), в то время как юная "звезда" оставалась… попеть гаммы на сон грядущий — государю Вестфалии.

На другой спектакль с участием "Восходящей звезды" являлась Вестфалия (Голландия, Бельгия, Рейнланд — ненужное зачеркнуть) в полном составе, а сам монарх с монаршей руки вручал перстни — прелестной актрисе на глазах у всего общества. С этой минуты — даже обсуждение талантов "звезды" становилось кощунством и святотатством.

Когда меня взяли с поличным, жандармерия имела вопросы к "питомицам". Но их так надежно "прикрыли" их покровители, что… моя разведсеть просуществовала в нетронутом состоянии — вплоть до 1815 года.

А потом ее "унаследовали" победители и все вскрылось лишь в 1819 году в ходе расследования убийства Августа Коцебу.

Жил-был — некий австрияк по имени Август Коцебу. Жил — никого не трогал, пописывал вяловатые сентиментальные чепуховинки, издавал что-то весьма верноподданическое… — в общем, типичный Булгарин на венский манер.

Но вот, как-то — встретил его на улице некий студент по имени Занд и прирезал писаку. Знать они друг друга не знали, а студент объяснил, что читал он как-то опус милого Коцебу и стало ему так тошно, что пошел он и почикал старого нудника. Тут бы следователям и угомониться.

Но в ту пору Австрия еще не отмылась пред миром за участие в войне на стороне якобинцев, так что — бравые полицаи сразу заподозрили "нехорошую" подоплеку.

Коцебу, будучи боязливым и предусмотрительным (что характерно для импотентов — в творческом плане), придерживался взглядов самых что ни на есть — монархических. Юный Занд был настолько радикален и "Р-р-революционен", что даже не пытался скрыть своих либеральных симпатий и того, что провел много лет в Париже среди самых отъявленных якобинцев. Политическая подоплека убийства обрисовалась столь явно, что именно в таком виде на нее и клюнула австрийская пресса. Дело получило огласку. На этом не мешало б и успокоиться…