Борьба и победы Иосифа Сталина - Константин Романенко

К Ворошилову не прислушались. Цепь трагических военных ошибок продолжала множиться. После отхода от Львова, выпол­няя приказ Тухачевского от 23 августа, 1-я Конная двинулась на Замостье. Совершив отчаянный и бессмысленный рейд, озлобленная и подавленная, здесь она с трудом вырвалась из окружения.

Но еще хуже, трагичнее оказалось положение бойцов Западно­го фронта. Две армии отошли в Пруссию, где было интернировано более 40 тысяч красноармейцев, более 80 тысяч оказались в поль­ском плену. Позже 40 тысяч из них погибли там, в концентрацион­ных лагерях.

Иссерсон свидетельствовал: «Уборевич спросил Тухачевского, почему он в эти критические дни на Висле не появился среди своих войск и не организовал лично их прорыва из окружения к северу от Варшавы. Уборевич сказал, что пробивался бы к своим войскам любыми средствами — на машине, на самолете, наконец, на лоша­ди — и, взяв на себя непосредственное командование, вывел бы их из окружения... Подумав, Тухачевский ответил, что роль командую­щего фронтом он тогда понимал иначе...»

Что мог ответить потерпевший поражение командующий? Ему нечего было сказать в свое оправдание.

Безусловно, что вся кампания, спланированная Троцким, само­надеянно и бездарно осуществленная Тухачевским и неосмотри­тельно поддержанная Лениным, была ошибкой. Конечно, разгром поляков под Киевом, а затем их отступление в Белоруссии создали впечатление легкого успеха.

Это вскружило голову многим. И все-таки основным виновни­ком Варшавской катастрофы являлся Тухачевский. Осуществлен­ная им операция была не продумана и не подготовлена. Она не учитывала возможных ходов противника. Ее замысел строился лишь на амбициях бывшего подпоручика. Командующий, которо­му едва исполнилось 27 лет, жаждал славы и все делал вопреки за­конам военного искусства. Все его планы были лишь надеждами дилетанта.

Тухачевский гнал войска вперед. Он оторвался от тылов и наде­ялся захватить Варшаву на одном энтузиазме красноармейцев. От­сиживаясь со штабом в Минске, он потерял управление войсками и под конец этой авантюры бросил своих бойцов и командиров на произвол судьбы. В результате свыше 120 тысяч из них оказались в польском плену и в числе интернированных в Германии. Погиб­ших в боях никто не считал.

Исторический абсурд в том, что, несмотря на вину Тухачевско­го за самое крупное поражение, допущенное военачальниками в

Гражданской войне, существует точка зрения, будто бы расстре­лянный позже «маршал» был чуть ли не «гениальным полководцем».

Так ли это? Есть ли действительные предпосылки для такой точ­ки зрения, кроме тенденциозных сочинений откровенной пропа­ганды? Поскольку линия Тухачевского еще пересечется с биогра­фией Сталина, остановимся подробнее на фигуре этого кандидата в военные «гении».

Михаил Тухачевский родился в 1893 году в семье обедневшего дворянина с литовскими корнями. Его отец, женатый на простой крестьянке, не увлекался спиртным, но небольшой доход «с боль­шим избытком» проматывал проигрышами на скачках.

Видимо, именно от отца Михаил унаследовал неудержимый азарт и неудовлетворяемое, почти гипертрофированное честолю­бие. Уже в Александровском военном училище, куда он поступил в 1912 году и где на старшем курсе стал фельдфебелем роты, от его раздутого честолюбия страдали окружавшие. Знавший его в те го­ды Владимир Посторонкин писал, что «в среде своих сокурсников... (он) не пользовался ни симпатиями, ни сочувствием; все сторони­лись его, боялись и твердо знали, что в случае какой-нибудь оплош­ности ждать пощады нельзя...

С младшим курсом фельдфебель Тухачевский обращался совер­шенно деспотически: он наказывал самой высокой мерой взыска­ния за малейший проступок новичков, только вступивших в служ­бу и не свыкшихся со служебной обстановкой... он полной мерой и в изобилии раздавал взыскания, никогда не входя в рассмотрение мотивов, побудивших то или иное упущение по службе».

Служебный деспотизм Тухачевского, мелочные солдафонские придирки и взыскания стали причиной по меньшей мере двух юн­керских увольнений и «трех самоубийств». Однако скандалы замя­ли. Но они являлись не просто проявлением «дедовщины» в тупом виде. Властолюбивый и расчетливый фельдфебель искал одобрения начальства и чутко озирался «на все, что могло бы так или иначе уг­рожать его служебной карьере».

Обучение профессии длилось лишь два года. Конечно, за такой короткий срок будущий «полководец» не мог приобрести каких-то фундаментальных знаний ни в стратегии, ни в тактике, ни в ор­ганизационных аспектах военного искусства. По советским граж­данским меркам училище, которое закончил будущий «гений», не тянуло даже на приличный техникум. Но больше Тухачевский ни­когда и нигде не учился.

Окончив училище перед войной в чине подпоручика, по уже сложившейся психологии и приобретенным знаниям свежеиспе­ченный специалист на всю жизнь так и остался фельдфебелем. Ко­нечно, военный опыт можно было приобрести на войне. Однако воевать долго Тухачевскому тоже не пришлось. Попав в сентябре 1914 года на фронт, на должность младшего офицера роты, уже вскоре он оказался в плену.

Там он провел практически всю Первую мировую. Из плена он бежал осенью 1917 года. При весьма туманных обстоятельствах, нарушив слово офицера. Спустя время через Париж он приехал в Москву, где остановился в семье «старых знакомых — Н.Н. Кулябко». Тут ему повезло. Его приятель — музыкант Н. Кулябко стал членом ВЦИК и участвовал в «формировании института военных комиссаров». По совету приятеля Тухачевский уже 5 апреля преду­смотрительно вступил в партию и быстро пошел вверх по служеб­ной лестнице.

В конце июня 1919 года его командировали в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева — бывшего полковника царской армии, лихого эсера и отчаянного авантюриста. Здесь под­поручик с партбилетом сразу был назначен командующим 1-й ар­мией.

Снова молодому специалисту повезло через две недели. В пери­од начавшегося в Симбирске восстания эсеров против Советской власти Муравьева застрелили. Обязанности командующего фрон­том стал исполнять Тухачевский.

За 10 дней его командования белые взяли Сызрань, Бугульму, Мелекесс, Сенгилей и сам Симбирск... Прибывший новый коман­дующий, бывший полковник Вацетис, едва нашел Тухачевского в Пензе. Но, потребовав, чтобы он «поменьше болтался по тылам», Вацетис оставил юношу при себе.

Дела на Восточном фронте шли к катастрофе, и наводить поря­док приехал Троцкий. По его приказу в отступившем Петроград­ском полку расстреляли командира, комиссара и каждого десятого из строя. Подпоручик-коммунист понравился Троцкому разгово­рами о дисциплине и трибуналах так, что позже наркомвоенмор писал ему письма, обещая помощь и поддержку.

Но с новым комфронта Вацетисом отношения не сложились. Причиной явилось то, что сначала Тухачевский сдал Симбирск, а затем потерял Казань с находящимся там золотым запасом России. Позже, когда на Восточном фронте почти все чехословацкие вой­ска уже были выведены из боев и положение поправилось, Туха­чевский разработал план взятия Симбирска и даже взял город.

Здесь ему сначала повезло, а затем не повезло. Как справедливо иронизируют А. Колпакиди и Е. Прудникова: «Красные части с хо­ду, не подумав и не разведав, форсировали (по не разрушенному противником мосту) Волгу и — кто бы мог подумать! — вдруг по­пали под удар каппелевцев. Белые погнали их назад, и снова нача­лись бои за многострадальный Симбирск».

Практически это были те же просчеты, которые позже привели «военного гения» к катастрофе под Варшавой. Тот же почерк. Да­же Троцкий «подколол» своего любимца: «Необеспеченное насту­пление представляет вообще слабую сторону товарища Тухачев­ского». А какая сторона у молодого «блестящего стратега» была сильной?

Это определялось тем — как повезет. Вскоре Тухачевскому по­везло трижды. Во-первых, ему оказали помощь части правобереж­ной группы 5-й армии, которые после освобождения Казани были переброшены по Волге к Симбирску. Во-вторых, ситуация сложи­лась так, что главные силы белых сражались против 5-й армии на казанском направлении и против 3-й — в районе Перми. В-треть­их, он все же взял Симбирск.

Но самым главным стало то, что его освобождение города сов­пало с лечением Ленина после покушения. Сообразительный Туха­чевский послал в Москву телеграмму, вошедшую во все учебники истории: «Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного горо­да — это ответ на Вашу одну рану, за вторую будет Самара!».Крупно повезло... Больше Тухачевский мог вообще ничего в Граждан­ской войне не делать — он уже «вошел в историю».

Между тем Тухачевский продолжал заниматься любимым «де­лом». Суть его состояла в том, что он всю жизнь с кем-нибудь кон­фликтовал. Его «передвижение по фронтам, — пишут А. Колпакиди и Е. Прудникова, — отмечается радужным хвостом склок и жалоб».