Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

Походка ее была легкая, стремительная, точно у Марго. Невзоров видел, как она подняла упавшего малыша, что-то строго выговаривая, как скрылась за поворотом.

"Какие жертвы несем, - думал он - Мыслимо ли, чтобы такие жертвы оказались напрасны? А чем искупятся они?"

Гулко застучал в тишине аппарат. Из штаба одной армии сообщили, что на участке прорыва немцы вдруг остановились. А спустя немного времени такие же донесения начали поступать с иных участков.

Что заставило фон Бока приостановить наступление: ожесточенное упорство русских, невиданные еще потери собственных войск и намерение подтянуть к фронту механизированные части, скованные раньше окруженной под Вязьмой группировкой, чтобы усиленным кулаком расколоть московскую оборону, или боязнь, что имеющиеся танки превратятся в груды лома на минных полях, когда ему дали перехваченный приказ Жукова?.. Иногда ход великих событий меняется от незначительной детали, если она, точно капля, переполнит чашу. Но об этой детали сразу все забывают, ибо она кажется абсолютно несущественной, слишком малой, чтобы повлиять на события, где участвуют миллионы людей, решается их судьба. И есть факторы, которые во многом заранее предопределяют исход борьбы, сколько бы и с каким бы переменным успехом ни велась эта борьба. Люди еще не научились видеть такие факторы они мало зависят от энергии государственных деятелей, от таланта полководцев, а коренятся в характере народа.

Еще никто не знал, что история делала большой зигзаг и это октябрьское утро с мокрым снегом и ветром несет перелом судеб многих народов земли. Все немецкие командиры и Гитлер были твердо уверены, что короткая передышка даст возможность лучше изготовиться и окончательно сломить русских, а Невзоров и все штабисты думали о том лишь, что есть время подтянуть несколько резервных дивизий, закрыть ими опасные участки фронта и продолжить борьбу.

VII

К Москве начали докатываться отзвуки канонады.

В полосе более двухсот километров по фронту громыхала тяжелая артиллерия. Одна за другой волнами шли эскадрильи "юнкерсов", "хейнкелей", "фокке-вульфов". Подмосковные леса содрогались от взрывов снарядов, бомб, мин. Огневого шквала такой силы еще никогда не испытывала земля. В обход Москвы с севера фельдмаршал Бок двинул около тысячи танков. За танками устремилась пехота. Фельдмаршал отдал приказ танковым дивизиям не допустить отхода русских армий за Волгу и окружить их между Истрой и Клином.

Ночью он по телефону сообщил об этом Гитлеру.

- Я не ошибся, Бок! - крикнул Гитлер в трубку. - Русский медведь уже обессилел, и надо лишь добить его...

У фюрера было какое-то совещание, и послышались возгласы, аплодисменты.

Гитлер поздравил фельдмаршала с успехом и тут же не преминул заметить, что на юге успехи лучше, войска Рундштедта форсировали Дон, а за Доном начинается степь, где танкам открыт простор к Волге. Он зачитал несколько абзацев из газет, в которых иностранные обозреватели подсчитывали, сколько дней будет длиться агония России. Фон Бок кивал головой, радуясь, что его предвидения стали общим мнением.

Общее мнение складывается из видимых фактов, а потом, если замыслы, близкие к осуществлению, неожиданно дают иной результат, люди удивляются, всегда ищут чьи-то роковые ошибки.

В этот момент, когда фельдмаршал из своего штаба в лесу близ Смоленска говорил с Берлином, к линии фронта под Москвой уже шли русские дивизии, сформированные в Сибири и много дней ждавшие этого часа.

Глухо рокотали танки, окрашенные в белый цвет, двигалась артиллерия. Шли также дивизии, сформированные недавно в подмосковных лесах из ополченцев и бойцов, которые вырвались после окружения, и пополненные новобранцами. Одна такая дивизия имела приказ: к утру занять оборону восточнее Солнечногорска.

На узкой лесной дороге колыхалась темная бесконечная масса. Ездовые и артиллеристы хлестали лошадей, чтобы успеть за колоннами пехоты.

Полки дивизии шли, не отдыхая, всю ночь. Было известно, что фронт местами разорван и там почти некому удерживать напор германских механизированных частей Временами измученные лошади замедляли движение, эти повозки сталкивали на обочину под брань ездовых.

- Быстрей, быстрей! - торопили командиры. - Шагу прибавь! Думай, что к теще на блины идем...

Луна точно разрумянилась от сухого мороза. В синеватом густом сумраке по обе стороны дороги выступали заснеженные березы и сосны. И как бы от скрипа тысяч валенок, сапог, звяканья оружия, криков и тяжелого дыхания людей с ветвей, неторопливо кружась мягкими, искристыми хлопьями, падал снег.

Маша Галицына и Леночка ехали на двуколке, груженной ротным имуществом. Держась за борт двуколки, вразвалку шагал новый командир их роты лейтенант Зуев.

- Но-о, мила-аи! - ласково покрикивал, шевеля вожжами, боец Кутейкин, одетый в зеленую английскую шинель. Концы его ушанки торчали в стороны, будто у насторожившегося щенка. Рот, запрятанный между толстым носом и широким подбородком, всегда был открыт: Кутейкин либо рассказывал что-то, либо напевал.

- Эхма!.. Еще две коняки пристали, - выговорил он и закричал ездовому: - Чего бьешь? Чего лошаденок-то? Лошадь газеты не читает, ей сена дай. Как слезу да тебя отстегаю. Энтропию из души вон!

- А ты не матерись, - буркнул ездовой, однако перестал стегать коней Генерал какой нашелся.

- Уговорил, - сказал Зуев. - Научным термином.

Ты не из профессоров, Кутейкин?

- А-а, - повернул тот голову. - У нас был животновод и по-научному держать скотину выдумал. Корма заготовили мало, а три раза в день коровенок хворостинами секли. Энтропию, по слову животновода, из них выгоняли. Как час битья подходит, все, точно сытые, на веревках рвутся. Очень дивились мужики. Ну а бабы не утерпели: животновода рядном накрыли, в стойло завели, оголили что полагается и хворостиной тем же манером. И такое в ем боевое волнение произошло, что, как пустили, он без передыха шестнадцать верст до города бег.

- Ты еще что-нибудь расскажи, - смеялся Зуев. - Не мерзнете, девушки?

Лейтенант вроде спрашивал обеих, но глядел только на Леночку.

- Я замерзла, - сказала Леночка и соскочила, опираясь на его руку.

Зуев был среднего роста, плечистый и какой-то весь открытий, словно устроенный так, чтобы другие непременно видели насквозь и понимали его широкую натуру, а уж если не поймут, то здесь не его вина. Он казался медлительным, экономным в движениях и старше своих двадцати пяти лет. Роту Зуев принял десять дней назад. И тогда же боец Щукин, ездивший в деревню ковать ротных лошадей, поменял валенки на самогон Все с любопытством ждали, как отнесется к этому новый командир. Бывший в окружениях, награжденный медалью, Щукин с иронией глядел на лейтенанта, только что выпущенного из училища, и как бы спрашивал: "Ну, чем ты меня испугаешь? Очень интересуюсь, чем испугать можно человека, ходившего со смертью в обнимку".