Алхимия желания - Тарун Дж. Теджпал

Пракашу дали инструкции будни, меня с чашкой чая и яйцами примерно в десять часов утра

В течение долгого времени мне было сложно отделить мои опасения от предвкушения. Был страх перед тем, что происходило с моим разумом и телом каждую ночь, но ночная фантазия радовала даже взрослого мужчину. Затем в мрачной параллели, когда любовь Катерины и Гадж Сингха прокисла и в ней выросло зло, ее ночной демон начал угнетать меня. Теперь, когда она приходила, ее лицо было искажено гневом, и Катерина не сильно беспокоилась, набрасываясь на меня. Мне пришлось отстранять ее, и она жестоко брала меня, словно животное-мужчина, не зная пощады.

По утрам я просыпался разбитым, с сильной болью во всем теле.

Я начал терять свою способность спокойно спать. Это было самым необычным. Я всегда гордился способностью мгновенно засыпать. Физз обычно шутила, что я умею спать стоя. Но теперь меня охватило уныние. Моя голова была тяжелой — с образами и вопросами — все время, она никогда не была достаточно свободной, чтобы позволить сну заполнить ее.

Сломленное состояние моего разума отразилось на доме. Он разрушался. Его обновление прекратилось в тот момент, когда дождливой ночью Физз покинула меня. Не появилось ни одного лишнего кирпича, слоя цемента, доски. Три из шести световых люков оставались незастекленными и были закрыты оловянными пластинами мной и Пракашем. Через несколько месяцев дождь открыл их и оставил темные потоки воды на стенах цвета лайма. Кучи разрезанного соснового дерева лежали аккуратными рядами на боковой веранде, они были не свежего золотого цвета, а почерневшими.

На нижней террасе кучи песка и гравия медленно растворились — в них пустила корни трава, или их растащили жители деревни с разрешения Пракаша. Три мешка с цементом, лежавшие в верхнем флигеле, постепенно промокли и превратились в твердый камень. Большинство комнат было не закончено, отсутствовали двери, окна, шкафы. Если войти через главные ворота, дом выглядел словно усмехающийся, а пустые окна верхней и нижней веранды были его носом и глазами.

Физз поставила несколько модных кранов, помимо кухни и ванной наверху, но они все начали ломаться от бездействия. Даже раковины и унитазы стали грязными и потемнели: Пракаш делал все, но не убирал в ванных; и меня это не волновало.

Все медные болты и замки, которые она привезла из Дели, покорежились, и приходилось трясти двери и окна, чтобы они встали на место. В ярости Пракаш и я действовали грубо, и большинство дверей теперь снова были закрыты большими изогнутыми гвоздями.

Краны, кафель, подлокотники, мойки, гайки, болты, гвозди, петли, замки, ручки, абажуры, разрисованные банки — все это лежало в картонных коробках в углах, в пустых комнатах по всему дому, собирая пыль и валясь без дела.

Разрушение сопровождает процесс создания.

Череп под кожей.

Я не мог забыть, как мне впервые пришла эта мысль в голову: я стоял среди развалин задней комнаты, глядя вверх с отсутствующего пола через отсутствующую крышу на огромное голубое небо.

Теперь эта мысль посещала меня всякий раз, как я сидел на подоконнике незаконченного кабинета и смотрел вниз на долину Джеоликоте, развилку и извилистые горные дороги. Я чувствовал себя словно император Мугхал, меланхолически сознающий, что все великие памятники умирают в момент замысла.

Нет ничего столь великого, что не погибнет вскоре.

Конечно, я не волновался.

Единственное, что причиняло мне иногда боль, — это растения. Я знал, как много они значили для Физз и как расстроит ее отсутствие ухода за ними.

К счастью, многие прижились и выросли: шишамы, жакаранда и фикус перед домом, серебряные дубы вдоль стены на границе имения; побег плакучей ивы, который она взяла у озера в Наукучиатале и сунула под кран на нижней террасе; каллистемон повсюду; джамун и тан на задней тропе позади кухни; несколько манговых деревьев на склоне Джеоликоте; и чудесным образом борющийся и отказывающийся умирать амалтос на верхней террасе; и поднимающийся гулмохар у передних ворот. Прямо между воротами и домом рос баньан, который после четырех лет едва достиг шести дюймов в высоту; он выглядел мертвым, но каждой весной распускался единственный зеленый листок надежды.

Физз не вернулась после того, как она уехала тем дождливым, ненастным вечером.

Вначале я звонил ей несколько раз, но разговор не получался уже с первых слов.

— Все в порядке?

— Да.

— Прости за все это.

— Да.

— Возьми деньги в банке, когда тебе понадобится.

— Да.

— Я надеюсь, что ты скоро вернешься.

— Посмотрим.

— Ты позвонишь мне, если тебе что-нибудь понадобится?

— Да.

— Ты знаешь, как я отношусь к тебе.

— Да.

Ток. Ток. Ток.

Затем, зарывшись в дневниках, раздраженный ее замкнутостью, я прекратил попытки, и вскоре боль начала утихать. Несколько недель спустя раздался звонок из магазина тхакура Ракшасу, и когда он вернулся, то сердито посмотрел на меня и сказал:

— Диди покинула дом, ключи у хозяина.

Я позволил ему уйти, а потом бросился в магазин всевозможных мелочей тхакура. Я звонил, звонил и звонил, но она не брала трубку. Звонок Ракшасу, должно быть, был последним, что она сделала, прежде чем уйти.

Меня охватил внезапный приступ паники. Где она? С кем она? Что она намерена делать? С ней все в порядке? Мне хотелось прыгнуть в джип и помчаться в Дели. Со временем все забылось. На самом деле я пошел в комнату, взял ключи и оказался возле джипа, но увидел Ракшаса, стоящего возле сарая с козами; здоровой рукой он держался за свой обрубок и смотрел на меня с презрительной усмешкой.

Что-то победоносное в его взгляде остановило меня, и я справился с искушением, медленно поднялся по лестнице, пройдя мимо него, к источнику воды позади дома. Я сел на скамейку, слушая журчание восьмидесятилетнего водопровода Према Кумара, глядя вниз на долину, наблюдая за ревущими и петляющими по дорогам грузовиками, пока не стемнело, а каждая летающая птица не успокоилась. Когда я наконец поднялся со скамейки несколько часов спустя, небо было усеяно звездами, поднялась луна, в кустах шуршали ночные жители. Возвращаясь домой, я увидел однорукую тень, стоящую у кухни и наблюдающую за мной, неподвижную, словно в состоянии медитации.

К тому времени, как закончилась ночь, Катерина настолько поглотила меня, что ничего не осталось, даже паники.

Два дня спустя Ракшас покинул меня. Он сказал:

— Возвращайся в Дели, сахиб, и найди ее. Мужчины должны знать разницу между золотом и медью, или они будут вечно обречены на страдания.