Огненный столб - Джудит Тарр

Прикосновение заставило Нофрет подскочить. Леа, сидевшая сзади, вернула ее в мир реальности. Нофрет была невестой во всей красе, перед лицом всего народа. А под навесом стоял жених, красавец в новой одежде, ожидающий, когда она придет и соединится с ним. Жрецом был седобородый Риуэль, а вместе с ним Моше и Агарон, пророк и князь-жрец. Они все ждали, весь народ, сменивший свое черное платье на яркое, словно цветущий луг.

Нофрет, знавшая суровых строителей гробниц и пустынных бродяг, одетых в черное, увидела теперь, каковы они, когда пребывают в довольстве и мире. Апиру глядели на нее с живым любопытством, хотя она была чужеземкой и ее можно было считать похитительницей, забравшей сына Агарона у женщин его народа.

По крайней мере, сегодня они гордились ею и радовались за нее. Люди пели, плясали, хлопали в ладоши. Девушки танцевали перед нею, бросая цветы к ее ногам. Нофрет медленно шла среди толпы, довольная собой, как никогда. Даже когда она была старшей над всеми слугами царицы Египта, никто не смотрел на нее саму, отдельно от ее госпожи и хозяйки, и это было ужасно.

Нофрет не сводила глаз с Иоханана. Его вид придавал ей уверенности. Ее жених чувствовал себя непринужденно, но так и должно быть: он находился на своем месте, среди своего народа. Подойдя к нему в конце этой бесконечной церемонии, она тоже будет принадлежать ему. И станет апиру: приемной, принятой, одной из них.

Сердце сжалось у нее в груди. Она заморгала. Если она не выдержит и разрыдается посреди свадебной церемонии, это будет наихудшим предзнаменованием. Нофрет проглотила слезы, душившие ее, подняла подбородок и твердым шагом направилась прямо туда, где ее ждал муж.

— Ты тоже могла бы сменить имя, — сказал Иоханан. Они были в своем шатре, в блаженном уединении, а снаружи продолжалась свадьба. Там царила подвыпившая лень, наиболее стойкие еще продолжали пировать, но многие заснули, где упали, а другие разбрелись по своим шатрам, по собственным постелям, вернулись к женам и мужьям.

Они были здесь пленниками. Им не разрешалось выходить до самого вечера. Дело должно быть полностью и безукоризненно доведено до конца, как сказали Нофрет женщины, на благо племени и к удовольствию Бога.

Начали они очень хорошо. Теперь Иоханан отдыхал, опираясь на локоть и лениво улыбаясь ей. Нофрет потянулась потрепать его бороду.

— Разве недостаточно того имени, что у меня есть? — спросила она.

— Но отец дал тебе другое имя.

— Я не то дитя, которое он называл.

— А разве ты все еще та женщина, которой дали первое попавшееся египетское имя из длинного списка, словно отвесили порцию ячменя?

— Я его оставлю.

— Даже теперь?

— А что? — Нофрет поднялась на локте, оказавшись с ним лицом к лицу. — Тебе так неприятно называть меня этим именем?

Ее резкость смутила его.

— Я просто думал…

— Потому, что оно египетское, не так ли? Как же ты ненавидишь Египет! И меня тоже возненавидишь потому, что тебе придется каждый раз пользоваться египетским словом, чтобы назвать меня?

— Нет. Я просто думал, что ты взяла это имя, чтобы Египет не узнал твоего настоящего — твоей настоящей души.

— Моя настоящая душа давно уже срослась с этим именем. Египет давно одержал надо мной победу. Я никогда не думала; что так случится, и все же это именно так.

— Теперь ты могла бы сменить его. Египет далеко. Ты стала апиру и принадлежишь нашему народу.

Она покачала головой.

— Я так не думаю. Пока я все еще хеттская женщина, рабыня египетской царицы.

— И жена Иоханана бен Агарона.

— И это, — согласилась она, — все вместе.

Нофрет знала, за что она его любит: он никогда не настаивал. Много позже, когда он уже и думать забыл об этом, она спросила:

— Как бы ты меня назвал? Если бы я захотела сменить имя?

Он помолчал, напрягая ум и тело, потом ответил:

— Не знаю. Я тебя спрашивал.

От изумления она присвистнула.

— Так ты даже не собирался дать мне имя?

— Я думал, тебе уже должно быть тошно от этого: сначала твой отец, потом первый попавшийся писец или слуга, который заносил тебя в списки царской прислуги. Я решил, что на сей раз ты захочешь сама выбрать себе имя.

— С именами так не получается. Они приходят, когда их посылают боги.

— И бог тебе никакого не послал?

— Бог оставил меня тем, кто я есть: Нофрет. Хеттская женщина, египетская рабыня.

— И моя любимая.

— И твоя любимая.

— Моя прекрасная. Моя невеста. — Голос его зазвучал нежно, словно начиная песню. — Я взойду на гору мирра и на холм ладана.

Они все поэты, эти апиру. Поэты, мечтатели и безумцы. И красивые, все красивые. Вино, выпитое во время пира, давно уже улетучилось, но голова кружилась, как и всегда, когда она бывала с ним.

— Если бы я не любила тебя до умопомрачения, — сказала она, то запросто могла бы тебя возненавидеть.

— За то, что я такой настырный?

— Нет. За то, что перед тобой невозможно устоять.

— Тогда я должен разделить эту ненависть с тобой.

— Жена, — произнесла она торжественно, — должна все делить с мужем.

— Безусловно, — согласился Иоханан. — И во всем повиноваться ему.

— Ох, нет. Делить — это одно, а повиноваться — совсем другое.

— Это не…

— Таков мой обет тебе.

— Ты снова выходишь за меня замуж? И теперь говоришь иные слова?

— Каждый день, — отвечала она, — каждую ночь обеты будут все теми же. И убеждения — тоже.

Иоханан был так откровенно нетерпелив, когда она повторяла за жрецами апиру слова клятвы, слова, очень похожие на эти. Но, в той клятве гораздо больше говорилось о повиновении воле мужа. Конечно, она будет следовать им. Но клянясь перед народом, она поклялась и в своем сердце, перед богом, что и Иоханан будет для нее тем же, чем и она для него.

Теперь Нофрет затаила дыхание. Если он не произнес таких клятв в своем сердце, если не хотел произнести их, она не знает, сможет ли остаться его женой. Поздно уже думать об этом, слишком поздно, сказали бы апиру, но она ничего не могла с собой поделать. Ей необходимо думать об этом.

Прежде чем ответить, Иоханан долго молчал, так долго, что глаза ее затуманились и она чуть не задохнулась. Наконец он произнес:

— Повиновение за повиновение. Любовь за любовь.

— Боги тому свидетели, — сказала Нофрет.

— Один бог, — поправил ее Иоханан, — один за всех.

Она хотела было указать разницу, но передумала. Что же тогда есть повиновение? Нофрет решила, что справедливость соблюдена, ведь Иоханан обменялся с ней клятвами.