Обещание - Ольга Романовская

— Ты хочешь сказать, что тогда со мной разговаривал…

— … сам Шелок. Так что ты — важная птица, раз он сам снизошел до такого, а не послал кого-то из подручных.

— Для меня гораздо важнее, во что выльется его «долгая память».

Они ехали по широкой лесной дороге; временами им попадались деревеньки, затерявшиеся среди вырубок, просек, ягодных полянок и ручейков, сбегавших вниз, в долину, со склонов гор. Дорога вела в Мен-да-Мен.

В город друзья въехали ранним утром. Мен-да-Мен медленно, неторопливо просыпался: с шумом распахивались ставни, сладко потягиваясь в приятной чистой прохладе осеннего утра, открывали лавки круглолицые торговцы, появлялись на улицах молочницы в шерстяных платках.

Город был небольшим, но чистым. Проезжая мимо аккуратных, будто игрушечных, домиков с нарядными крышами и свежевыкрашенными заборами, друзья вновь ощутили щемящую тоску по родному очагу, по своему маленькому уютному мирку. Каждый вспоминал о своём родном городе, о том, что ему было дорого.

Стелла закрыла глаза и мысленно перенеслась на четырнадцать лет назад. Она вновь была ребёнком с очаровательными кудряшками и большими блестящими глазами, ребёнком, которым хотел всё узнать, всё потрогать, всё успеть… А рядом с ней была мать — высокая женщина с длинными светлыми волосами. Принцесса навсегда запомнила её такой: молодой и красивой — хотя другой она никогда её и не видела. Далёкий, поэтому вдвойне восхитительный образ озаряла полузабытая, такая желанная добрая улыбка. Её улыбка.

Мать улыбалась и гладила её по голове… Стелла любила её больше всех на свете. Почему ты умерла, мамочка?!

И ей снова вспомнилась её смерть, непонятная, ужасная своей бессмысленностью кончина, которая перечеркнула так много в её жизни. Нет, в их жизни. Старла тоже любила мать, и отец в ней души не чаял. Но это ведь ничего не меняет, смерти было всё равно, что они все так её любили. Она нанесла удар из-за угла: Минара скончалась внезапно, зачахла, словно срезанный по ошибке цветок. Почему — знали только Даур и его хозяин.

Но королева была нетленна, ведь бессмертие не существует лишь для тех, кого некому помнить.

Перед мысленным взором Маркуса предстала Джосия: королевский дворец с остроконечными крышами, полузабытый вид из окна на белоснежные шапки гор. Это совсем не такие горы, как здесь, в Лиэне, крошечные, издревле обжитые людьми, преодолеть которые, по большому счету, не составит труда, — это неприступные великаны, чьи единственные собеседники — небо и солнце, даже птицы не в силах добраться до гребней некоторых вершин.

А у их подножий паслись кони, свободные, быстрые, как ветер, и прекрасные, как сама белоснежная Никара, жившая на вершине Анариджи.

Пожалуй, принц не был так сильно привязан к родителям, как к этим заснеженным горам и полноводным рекам в зелёных долинах. Как же давно он не видел этих гордых скал, казалось, победивших само время!

Окрашенные в абсолютно разные тона воспоминания обоих прервал глухой собачий лай: у ног лошадей вертелся лохматый пёс. На шум из дома напротив вышла женщина; длинные каштановые волосы почти полностью скрывали её лицо.

— Сама Арора привела вас ко мне! — обрадовалась она, вглядевшись в их лица. — Я ждала вас.

Друзья удивлённо переглянулись.

— Сделайте милость, зайдите ко мне, — ласково продолжила незнакомка и отогнала заливавшуюся лаем собаку. — Я вас напою тёплым молоком со свежеиспечёнными лепёшками. Если хотите, могу подогреть остатки ужина или приготовить что-то особенное, специально для вас.

Они не стали возражать, спешились и с радостью последовали за этой странной женщиной к старому мазанковому дому с высоким деревянным крыльцом на резных столбах. Взойдя на крыльцо первой, хозяйка кинула перед входом чистую циновку.

В доме пахло сосновой смолой и свежим хлебом. Маленькая комнатка, куда проводила их владелица, единственным оконцем выходила во двор. В ней мерно тикали заморские часы, резко диссонировавшие с остальной скромной обстановкой. Единственное, что, пожалуй, гармонировало с часами, — столик сандалового дерева на трёх гнутых ножках; на нём покоился хрустальный шар на позолоченной медной подставке.

— Кто Вы, и что Вам от нас нужно? — Маркус с интересом осматривал комнату. — Вы же не просто так позвали нас к себе.

— Отчего же? — пожала она плечами. — Я хочу накормить вас завтраком. Вы устали с дороги, голодны, и я подумала, что…

— Вы так и не ответили, как Вас зовут, — покачал головой принц. Он чувствовал, что хозяйка чего-то не договаривает.

— Меня зовут Селина. Я гадалка.

— Вы сказали, что ждали нас. Почему? Почему именно нас?

Селина промолчала и дотронулась до хрустального шара, придерживая свободной рукой прядь волос у лица.

— Зачем Вы это делаете? — поинтересовалась Стелла.

— Делаю что?

— Прячете от нас лицо.

Селина тяжело вздохнула.

— Я должна, — тихо ответила она. — У меня… Так ведь для всех лучше. Раньше я жила в Черканде, но как-то раз повстречалась со Снейк, и с тех пор… Что ж, смотрите! — Резким движением руки гадалка откинула с лица волосы — щёку наискось пересекал безобразный рубец. — После этого я переехала в Мен-да-Мен. Тяжёлые воспоминания!

— А для чего Вы нас сюда позвали? В эту комнату. — Вопросов по-прежнему было больше, чем ответов.

— Я хочу погадать Вам. Сначала Вам, принцесса.

— Но откуда Вы…

— Откуда я узнала? — улыбнулась гадалка. — Какое это имеет значение?

Селина взяла в руки шар и поднесла к глазам. Поводив над ним ладонью, гадалка на мгновенье закрыла глаза.

— Я вижу Вас верхом на лошади, — медленно начала она, сконцентрировав взгляд в одной точке, чуть выше головы Стеллы. — Неспокойная будет у Вас жизнь, но ее наполнит мягкий свет любви и дружбы. Вам будет нелегко, придется бороться с демонами, злыми колдунами и колдуньями — да мало ли с кем еще! О Вас сложат легенды, Вас будут обожествлять… Но всё же посреди этой суетной жизни Вы найдёте любовь, и она будет взаимной. Корни его рода восходят к Эре перворождённых.

— Он лиэнец?

— Нет, — с улыбкой покачала головой гадалка. — В Лиэне давно не осталось тех, кто может похвастаться такой родословной, не в обиду Вам, Ваше высочество, будет сказано.

— А что Вы ещё о нём можете сказать? — Ее почему-то не удивило, что эта Селина знает так много — слишком много для провинциальной гадалки.

— Увы, я не могу в полной мере удовлетворить Ваше любопытство. Мне не дают его хорошо рассмотреть, я только чувствую, что он наделён неким даром. Имени я не знаю.