Толкователи (сборник) - Урсула Ле Гуин

Но все же я спросила как-то у Родни, куда это они втроем ходят. На это он лишь насупился и бросил:

– Мужские дела.

– Это как?

– Практикуемся.

– В чем? В обретении осознавания?

Он как-то запнулся и выдавил из себя:

– Нет.

– Но в чем тогда вы практикуетесь?

– Мышцы качаем. Чтобы быть сильными. Для Дома юношей, – угрюмо пояснил он. А затем вытащил из-под своего матраса спрятанный там нож и протянул его мне. – Гляди! Эднеде сказал, что без ножа там просто пропадешь. Любой тебя обидит. Разве не красивый?

Нож был металлическим, и металл этот был откован еще древними людьми. Он был длинный и узкий, словно тростниковый лист, и заточен с обеих сторон. А на рукоять был насажен кусочек обтесанного кремнем дерева, чтобы защитить руку от случайной раны.

– Я нашел его в заброшенном доме одного мужчины, – сообщил он и добавил: – А рукоятку я сделал сам. – И нежно погладил ладонью свое сокровище, которое и не подумал спрятать в душехранительнице.

– А что ты собираешься с ним делать? – спросила я, гадая, для чего этот нож заточен с обеих сторон. Зачем вообще нож, которым так легко порезаться, – рука соскользнула и…

– Защищаться от тех, кто нападет.

– А где этот заброшенный дом?

– По пути к Скалистому пику.

– А можно и мне с тобой как-нибудь туда сходить?

– Нет, – сказал он, как отрезал.

– А что случилось с этим мужчиной? Он что, умер?

– Мы нашли неподалеку в реке череп. Думаю, он поскользнулся и утонул.

Он сказал это как-то особо грустно и очень по-взрослому. И это был уже не тот Родни, которого я так хорошо знала. Вот так. Пришла убедиться, что он еще прежний, а ушла от него еще более озадаченной. Тогда я спросила у матери:

– А что они делают в Домах юношей?

– Инициация. Имитация естественного отбора, – почему-то на своем, а не на моем языке ответила она. И тон у нее был очень странный. Я на тот момент уже почти полностью позабыла хайнский и не поняла ни единого слова, но тон, которым она это произнесла, почему-то очень напугал меня. А затем, уже к полному своему ужасу, я увидела, что она беззвучно плачет. – Нам нужно уехать, Ясность, – сказала она, даже не заметив, что все еще говорит по-хайнски. – Ведь на это нет никаких запретов, правда? Женщины часто переезжают туда, куда им нравится. Ведь это же никого не касается. Здесь никого ничего не касается… Кроме одного: мальчишек надо вышвырнуть из деревни, и точка!

Большее из того, что она сказала, я все же поняла, но попросила ее объяснить мне еще раз, но уже на моем языке. Выслушав ее, я только пожала плечами: куда бы мы ни переехали, Родни останется таким же большим и сильным.

– Тогда мы улетим отсюда! Вернемся на корабль! – выпалила она в сердцах.

Я просто повернулась и ушла. Но с этого дня я больше ее не боялась: она никогда не применит свою магию против меня. Мать обладает огромной властью, но в этом нет ничего противоестественного, если только она не использует ее во зло душе своего ребенка.

И Родни тоже больше ее не боялся. Теперь он обладал своей собственной магией. И когда она сообщила ему о своем намерении улететь, он сумел отговорить ее. Он сказал ей, что сам хочет попасть в Дом юношей и что уже год только об этом и мечтает. Он больше не принадлежит к миру Круга Тетушек: он не женщина, не девушка и не малое дитя. Он хочет жить со своими ровесниками. Старший брат Бита Йит уже вошел в Дом юношей Территории Четырех Рек и обещал, что присмотрит, чтоб новичков не обижали. Да и Эднеде уже тоже созрел для ухода. А недавно Родни, Эднеде и Бит удостоились разговора с несколькими мужчинами. И оказалось, что мужчины здесь вовсе не такие уж невежественные психи, как рассказывала ему прежде мать. Они не любят много говорить, зато очень много знают.

– И что же они такое знают? – мрачно спросила мама.

– Они знают, что такое быть мужчиной, – ответил Родни. – То есть тем, кем я собираюсь стать.

– Только не таким, как они! Нет! Если только слово матери для тебя хоть что-то значит!.. Ин Джой Борн, вспомни, ты же видел мужчин на корабле – настоящих мужчин! Они и близко не похожи на этих нищих грязных отшельников. Я не могу тебе позволить даже и мечтать о том, чтобы ты стал таким же!

– Они вовсе не такие, – стоял на своем Родни. – Ты прежде сама бы пошла и поговорила с ними, мать.

– Боже, какая наивность! – желчно рассмеялась она. – Ты прекрасно знаешь, что здесь ни одна женщина не приходит к мужчине только ради того, чтобы с ним побеседовать.

А я знала, что она ошибалась; все женщины Круга знали всё о мужчинах, живущих в радиусе трех дней пути от их деревни. И все они, бывало, встречались с ними как раз для того, чтобы просто поговорить. Они сторонились лишь тех, кого не считали достойными своего доверия, но такие мужчины довольно скоро исчезали. Нойит объяснила мне это так: «Их магия обратилась против них самих». Она имела в виду, что другие мужчины либо убили их, либо изгнали. Но ничего этого я маме не сказала, а Родни лишь сухо заметил:

– А вот мужчина из Пещеры очень умен. И он отвел нас в такое место, где я нашел вот эти вещи Людей.

Мама не смогла сдержать восторга при виде этих древних реликвий и принялась их разглядывать. А Родни между тем продолжал:

– Мужчины знают то, о чем женщины и понятия не имеют. В конце концов, я могу пойти в Дом юношей ненадолго и уйти оттуда, когда захочу. Я должен это сделать. Мне столькому хочется научиться здесь! Да у нас вообще нет о них почти никакой информации. Все, что мы знаем о местной культуре, касается обычаев Круга Тетушек. Поэтому я пойду туда, к ним, и останусь на столько времени, сколько понадобится для того, чтобы составить полноценный отчет. Но я уже никогда не смогу вернуться в Круг Тетушек или Дом юношей после того, как я ушел оттуда. И тогда у меня лишь две дороги: назад, на корабль, или попытаться стать мужчиной. Мама, я тебя очень прошу, позволь мне пройти через это!

– Я все равно не понимаю твоего стремления научиться стать мужчиной, – ответила она, помолчав. – Ты и так уже мужчина.

И тогда он рассмеялся, а она его обняла.

Глядя на них, я думала: «А что будет со мной? Я ведь корабль-то даже почти и не помню. Я хочу быть здесь, где моя душа. И я хочу продолжать учиться тому, как жить в этом мире».

Но я боялась и матери, и Родни, которые могли воздействовать на меня своей магией, и потому привычно безмолвствовала.

Эднеде и Родни ушли из деревни вместе. Мать Эднеде Нойит была рада не больше моей, и, хотя они вместе вышли провожать сыновей, они не обменялись ни словечком. Этот обряд состоялся накануне ухода; вечером мальчики по традиции обошли все дома Круга, и это заняло довольно много времени. Все дома располагались на расстоянии голоса друг от друга, а между ними росли кусты, тянулись ирригационные канавы и бежали дорожки. И в каждом доме их ждали матери и дети, чтобы сказать им последнее «прощай»… Вот только никто ничего подобного не говорил: в моем языке просто нет таких слов, как «здравствуйте» или «до свидания». Мальчиков просто приглашали войти и давали им припасы на дорогу до Территории. А когда уходящие подходили к дверям, каждый из домашних по очереди подходил к ним и касался их ладони или щеки. Я помню, как точно так же провожали Йита. И тогда я плакала. Нет, мне не жаль было расставаться с ним, я недолюбливала его лишь чуть меньше, чем его младшего братца, дело было в другом: тогда впервые я осознала, что кто-то может вот так уйти из твоей жизни навсегда, словно он уже умер. И с этой мыслью было трудно примириться. Но на сей раз я не плакала; и все же я не спала всю ночь для того, чтобы дождаться и услышать, как он встанет до рассвета и тихо уйдет. Я знала, что мать тоже не спит, но мы обе продолжали притворяться спящими и дождались наконец: мы услышали, как он тихо встает, собирает вещи и уходит из этого дома навсегда. И мы продолжали притворяться друг перед другом и лежали так еще долго.

Я читала ее статью «Юноша, достигший брачного возраста, покидает Круг Тетушек: отмирающий пережиток древних обрядов».

Она просила его взять с собой радиопередатчик, чтобы хоть изредка связываться с ней. Но Родни был непреклонен:

– Я хочу сделать все как положено, мать. Нет смысла этого делать, если я сам знаю, что это неправильно.

– Но я просто не выдержу, если не буду о тебе ничего знать, Родни, – взмолилась она по-хайнски.

– Ну а представь себе, что радио сломалось или его кто-то украл… Да мало ли что с ним может случиться! И тогда ты начнешь волноваться обо мне еще больше, причем, возможно, без всякой причины!

Наконец она согласилась ждать полгода до первого дождя, и тогда она отправится в приметные руины у реки, отмечающие границу Территории, а он попытается прийти туда тоже.

– Но жди не больше десяти дней, – предупредил Родни. – Если я и тогда не приду, значит действительно не могу.

И она согласилась. Она в тот момент была похожа на мать неразумного малыша, готовая согласиться на все, что он только пожелает. Мне это показалось неправильным, хотя то, что сказал Родни, имело смысл; никогда еще ни один сын не возвращался для встречи с матерью.