Сады луны (перевод И. Иванова) - Стивен Эриксон

Ей показалось, будто все кишки в желудке слиплись в комок.

— Пойми, адъюнктесса, нам предстоит освободить от сна и заточения джагатского тирана. Если он вырвется из-под нашей власти или наши предположения не оправдаются, тиран разнесет весь континент. Он способен поработить всех, кто живет на Генабакисе, и не колеблясь сделает это. Если бы вместо меня логросы выбрали гадающего на костях — пробудившийся тиран мигом бы его поработил и сделал своим орудием. А для Джагатского тирана вкупе с тлан-имасским шаманом вообще не было бы никаких преград. Эти двое вполне могли бы бросить вызов богам и поубивать многих из них, как простых солдат на поле сражения. Поскольку у меня нет клана, мое порабощение — случись оно — не поработит моих соплеменников.

Лорна безотрывно глядела на тлан-имаса. О чем же тогда думали Ласэна и Тайскренн, затевая все это? Как они собирались управлять джагатским тираном?

— Значит, Тул, тиран способен тебя убить?

— Да, адъюнктесса.

«И меня тоже», — подумала она.

— Но как ты мыслишь управлять этим чудовищем? Как мы его остановим?

— Никак, адъюнктесса. Мы ведем опасную и рискованную игру.

— И что будет дальше?

Тул пожал плечами. Лорне было видно, как под меховыми лохмотьями тяжело вздымается и опускается его грудь.

— В нашу игру будет вынужден вмешаться повелитель Дитя Луны.

— Ты хочешь сказать, он сможет остановить тирана?

— Да, адъюнктесса, хотя сам потеряет немало сил. И еще: тирану есть из-за чего бояться этого тистеандия.

Глаза Тула слабо блеснули.

— Порабощение, адъюнктесса.

Лорна остановилась.

— Так что, повелитель Дитя Луны сделает тирана своим орудием?

— Нет, адъюнктесса. Порабощение свершится рукою тистеандия, но он не властен им управлять. Императрица знает, кем является повелитель Дитя Луны и какими силами он обладает.

— Я тоже знаю. Он тистеандийский верховный маг.

Тлан-имас хрипло рассмеялся.

— Он Аномандер Рейк, Сын Тьмы и владелец Драгнипура.

Лицо Лорны помрачнело. Заметив это, Тул объяснил:

— Драгнипур — меч, выкованный в эпоху, предшествовавшую появлению Света. А Тьма, адъюнктесса, — это богиня тистеандиев.

Несколько минут Лорна не могла пошевелить языком.

— Умеет же императрица выбирать себе врагов, — тихо произнесла она потом.

Тлан-имас ошеломил ее новым откровением.

— Я уверен: тистеандии сожалеют, что пришли в этот мир.

— Говоришь, они пришли? Откуда? И зачем?

— Тистеандиев породил Куральд Гален — Путь Тьмы. Когда-то, кроме него, не было иных Путей. Богиня Тьмы — мать тистеандиев — страдала от одиночества. И тогда она породила Свет. Тистеандии, считавшие себя единственными детьми Тьмы, сочли это предательством и отреклись от своей матери. Что произошло потом — никто толком не знает, то ли мать изгнала их, то ли они ушли сами. Тистеандийские маги по-прежнему имеют доступ в Куральд Гален, но не являются его частью. Некоторые избрали другой Путь — Старвальд Демелен.

— Первый Путь?

Тул кивнул.

— И кому принадлежит Старвальд Демелен?

— Его считают родиной драконов, адъюнктесса.

Муриллио осадил мула и дождался, пока уляжется дорожная пыль. Тогда он оглянулся назад. Крюпп и Крокус уже миновали Трясучий перекресток. Тканью бурнуса Муриллио обтер потный лоб и взглянул снова. Перегнувшись через седло, Колль исторгал на землю остатки завтрака.

Муриллио вздохнул. Трезвый Колль — это граничило с чудом. Но еще большим чудом было то, что он вызвался их сопровождать. К счастью, Колль так ничего и не знал о замыслах Муриллио и Раллика, а то прошелся бы своим тяжелым кулаком по их головам.

До столь плачевного состояния Колля довела собственная гордость. Пьянство отшибло многие прежние черты его характера, однако гордость сохранилась. Более того, отправляясь с ними, Колль нацепил кольчугу, довершив снаряжение ручными и ножными латами. Голову венчал блестящий шлем. К массивному поясу был прицеплен меч (правда, меч следовало бы выбрать подлиннее). Всем своим видом Колль походил на благородного рыцаря. Единственное несоответствие вносило его лицо, от длительного пьянства успевшее приобрести стойкий зеленоватый оттенок. Зато Колль ехал на лошади, а не на одном из этих жалких мулов, которых невесть где раздобыл Крюпп.

Колль выпрямился и виновато улыбнулся Муриллио. Затем пришпорил лошадь и поравнялся с другом. Они молча дождались остальных.

Крюпп, как обычно, разглагольствовал.

— Мой юный друг, по мнению Крюппа, ты не особо соскучишься, проведя пару дней вдали от блистательного Даруджистана. Не надо так хмуриться. Считай нашу поездку веселым приключением.

— Приключением? — переспросил Крокус, озираясь на Муриллио. — Я даже не знаю, куда мы едем. Вы что, все сговорились молчать? И после этого Крюпп называет вашу затею «веселым приключением»?

Муриллио подмигнул опечаленному юнцу.

— Не унывай, Крокус. Ты ведь столько раз выспрашивал у нас, куда и зачем мы отлучаемся из города. Потерпи немного и узнаешь.

Крокус скрючился в седле.

— Вы же мне говорили, 'что работаете помощниками у какого-то богатого торговца. Ну и где он, ваш торговец? А где наши лошади? Похоже, была всего одна лошадь, которая досталась Коллю. И почему никто не дал мне никакого оружия? Наконец…

— Не выпаливай все вопросы сразу, — засмеялся Муриллио, останавливая парня. — Мы и в самом деле являемся помощниками торговца. Но товар, который мы ему поставляем, весьма необычный.

— Да и сам торговец тоже весьма необычный, считает своим долгом добавить Крюпп, не забыв сопроводить слова теплой улыбкой. Друг мой, мы добываем сведения. А тот, кого мы в интересах благоразумия называли торговцем, — не кто иной, как высокоученый алхимик Барук!

— Барук? — очумело переспросил Крокус. — И у него не хватило денег на лошадей?

Крюпп многозначительно прокашлялся.

— Видишь ли, друг мой, возникло некоторое недоразумение между достойным и честным Крюппом и хитрым, изворотливым конюхом. Тем не менее Крюпп не остался внакладе и получил компенсацию, сэкономив нашему хозяину одиннадцать полновесных серебряных монет.

— Которых он никогда не увидит, — пррбормотал Муриллио.

— Что же касается оружия, — продолжал Крюпп, — зачем оно тебе, Крокус? Или ты хочешь походить на нашего бедного Колля, увешанного металлом и потеющего сверх всякой меры? Но раз ему было угодно нацепить на себя все эти побрякушки, пусть сгибается под их тяжестью. А рапира Муриллио? Она не более чем пустячок для красоты. Правда, Муриллио утверждает, будто драгоценные камни, украшающие эфес, придают ему должное равновесие и хладнокровие в сражении.