Ожерелье королевы - Александр Дюма

– Я полагаю, ее величество благоволит к господину де Таверне?

– Господин де Таверне цел и невредим. Будем надеяться, что ее величество защитит моего брата, если его станут обвинять.

Доктор Луи, видя, что двусторонняя его гипотеза не находит подтверждения, спасовал.

«В конце концов, я не физиолог, – подумал он, – а всего лишь хирург. Я прекрасно знаю взаимодействие и переплетение мышц и нервов, но какого черта мне соваться в переплетение женских капризов и страстей?»

– Мадемуазель, – обратился он к Андреа, – вы узнали все, что хотели узнать. Заставите вы или не заставите бежать господина де Таверне, это ваше дело. Что же касается меня, мой долг – попытаться спасти раненого в течение этой ночи, иначе смерть, безмолвно продолжающая свою разрушительную работу, через сутки отнимет его у меня. Прощайте.

Доктор Луи ушел к себе в комнату и тихо затворил за собой дверь.

Андреа, видя, что осталась одна – наедине с ужасной реальностью, – дрожащей рукой потерла лоб. Ей казалось, что смерть, о которой так бесстрастно говорил врач, уже появилась здесь и в белом саване бродит по темному коридору.

Всем телом Андреа чувствовала ледяное дыхание этого мрачного призрака; она бегом бежала до своих покоев, заперлась на ключ и рухнула на колени на коврик возле кровати.

– Господи! – с неистовой силой воскликнула она, и из глаз ее заструились потоки жарких слез. – Господи! Ты не можешь быть несправедливым, Господи, не можешь быть равнодушным, не можешь быть жестоким! Ты всесилен и не позволишь умереть этому молодому человеку, который никому не сделал зла и которого все так любят. Господи, мы все безмерно несчастны и верим лишь в твое всеобъемлющее милосердие, хотя и трепещем перед твоим всесокрушающим гневом. Но я, я умоляю тебя… Разве я недостаточно страдала, хотя ни в чем не повинна? Я ведь никогда не жаловалась, даже тебе. И сегодня я молю тебя, заклинаю, прошу сохранить жизнь этому молодому человеку. И если ты откажешь мне, Господи, я скажу, что ты несправедливо ополчился против меня, что ты – Бог черного гнева, Бог беспричинного мщения, я скажу… О прости меня, я кощунствую, прости меня!.. Ты не станешь так карать меня. Прости меня, прости! Ведь ты – Бог кротости и милосердия.

Андреа почувствовала, что в глазах у нее поплыла темнота, тело ослабло; бесчувственная, она рухнула на спину, волосы ее рассыпались, и она осталась лежать на полу, словно мертвая.

Наконец она пришла в себя после ледяного сна, к ней вновь вернулась способность мыслить. Но одновременно вернулись и надежды, и муки.

– Господи, – прошептала она с каким-то зловещим выражением, – как же ты немилосерден. Как же ты покарал меня! Я люблю его! Да, люблю! Неужели и этого тебе мало? Неужели ты погубишь его?

30. Бред

Бог, несомненно, внял молитвам Андреа. У г-на де Шарни не начался новый приступ лихорадки.

На следующий день, пока Андреа жадно собирала всевозможные известия о состоянии раненого, сам он благодаря заботам доктора Луи переходил от смерти к жизни. Горячка отступила перед жизненной силой и лекарствами. Началось выздоровление.

Убедившись, что Шарни спасен, доктор Луи вполовину сократил свои заботы о нем: пациент перестал представлять для него интерес. Человек, особенно если он выздоровел или хорошо себя чувствует, не слишком-то занимает врача.

Но только к концу недели, когда Андреа совершенно успокоилась, Луи, не забывший про откровения больного во время приступа, счел возможным перевезти Шарни в какое-нибудь более отдаленное место. Он намеревался сбить бред с толку.

Однако больной при первых же попытках перевезти его взбунтовался. Подняв на доктора пылающие гневом глаза, он объявил, что находится в гостях у короля и никто не вправе выгнать человека, которому его величество дал приют.

Доктор Луи, который со строптивыми выздоравливающими был отнюдь не столь терпелив, как с больными, просто-напросто позвал четырех слуг и приказал им вынести пациента.

Но Шарни, уцепившись за кровать, довольно чувствительно ударил одного из слуг, а другим принялся угрожать, точь-в-точь как Карл XII в Бендерах[123].

Доктор Луи попробовал его уговорить. Поначалу Шарни был вполне разумен, но когда лакеи вновь попытались его взять, он опять стал сопротивляться; от чрезмерно резкого движения рана снова открылась, произошло кровотечение, и с потерей крови он потерял сознание. У него начался новый приступ лихорадки, куда сильнее первого.

Шарни кричал, что его хотят увезти, чтобы лишить видений, которые посещают его во сне, но напрасно: видения всегда будут благосклонны к нему, он любим и его будут навещать, вопреки доктору; та, что любит его, занимает столь высокое положение, что не станет обращать внимания ни на чьи запреты.

Доктор поспешил отослать лакеев и вновь принялся обрабатывать рану; решив прежде озаботиться о плоти, а о духе после, он привел плоть во вполне удовлетворительное состояние, но не смог одолеть лихорадку, что начало пугать его, так как помутнение разума у больного вполне могло закончиться безумием.

В один день положение настолько ухудшилось, что доктор Луи стал подумывать о сильнодействующих лекарствах. Больной губил не только себя, но и королеву: он не говорил, а кричал, не вспоминал, а сочинял; но хуже всего, что в моменты просветления, а их было немало, Шарни был куда безумней, чем в бреду.

Обеспокоенный до последней крайности, Луи, не имея возможности сослаться на короля, поскольку больной сам ссылался на него, решился поговорить с королевой и воспользоваться тем, что Шарни, утомясь рассказывать свои сны и взывать к видению, уснул.

Когда он вошел, вид у королевы был задумчивый и в то же время радостный: она решила, что доктор принес добрые вести о состоянии больного. Поэтому она весьма удивилась, когда на первый же ее вопрос доктор Луи без обиняков ответил, что больной крайне плох.

– Как так! – воскликнула королева. – Еще вчера он прекрасно себя чувствовал.

– Нет, ваше величество, чувствовал он себя очень плохо.

– Но я же посылала Мизери, и вы сказали, что у него прекрасное самочувствие.

– Я обольщался и хотел, чтобы вы тоже верили, что все хорошо.

– Но если ему так плохо, зачем было обманывать меня? – побледнев, спросила королева.

– Ваше величество…

– А если ему лучше, зачем внушать мне вполне естественное беспокойство за человека, который верно служит королю? Ответьте прямо и открыто. Как развивается болезнь? Как он сам? Существует ли опасность?

– Существует, ваше величество, но не столько для него, сколько для других.

– Доктор, вы опять начинаете говорить загадками, – обеспокоенно бросила королева. – Объясните же.