Сын Люцифера. Книга 1. Начало - Сергей Мавроди

— Настенька, — он легонько потряс ее за плечо. — Просыпайся...

— А?.. — сонным голосом пробормотала жена. — Что такое?

— Просыпайся-просыпайся! Тут такие новости! — торопливо зачастил Сидоров.

— Какие новости?.. — все так же сонно и без всякого выражения переспросила Настенька, прямо на глазах снова засыпая.

— Не спи! — Сидоров потряс жену за плечо чуть сильнее.

Та вздрогнула, открыла глаза и, увидев склонившегося над ней мужа, легко улыбнулась.

— Что, милый?

— Ты представляешь, мне только что позвонили по телефону и сказали, что я выиграл 50 тысяч долларов!

— 50 тысяч долларов? — удивленно переспросила Настенька и недоверчиво посмотрела на Сидорова. — Какие еще 50 тысяч долларов? Кто позвонил?

— Сам не знаю! — возбужденно пожал плечами тот. — Какая-то компьютерная фирма. По-моему, америкосы. Якобы я выиграл у них в какую-то там лотерею, и теперь мне полагается приз! Какой-то ихний последний компьютер супернавороченный за 50 тыщ баксов! Представляешь?!

— И что?

— Что-что!.. Ничего. Сегодня в 2 часа привезут. Мастер приедет настраивать.

— Сегодня в 2 часа? Куда привезут? Сюда?

— Ну да! Прямо сюда. Я сам адрес им по телефону продиктовал и время назначил. Надо было раньше, конечно! Сам не знаю, чего это я так лоханулся? Прямо сейчас надо было! Немедленно!

— А перезвонить им нельзя? У нас же определитель стоит?

Настенька, как и все женщины, в некоторых ситуациях вела себя удивительно практично. Сидоров сам как-то даже и не подумал о такой простейшей и совершенно очевидной возможности.

— Умничка! — восхищенно поцеловал он жену, вскочил с кровати и бросился к телефону. — Тьфу ты! — разочарованно протянул он мгновением позже. — Номер не высветился...

— Ну, не расстраивайся так, котик. Ничего страшного. Подождем, — Настенька, ласково улыбаясь, смотрела на него снизу вверх. — Иди лучше ко мне. А то я уже замерзла... — мягко и чуть-чуть игриво добавила она.

Сидоров, тоже невольно улыбаясь, стоял у кровати, смотрел на жену и чувствовал, как его переполняет нежность. Захлестывает! Как сердце буквально рвется на части от любви, и к горлу подкатывает ком.

Он был безумно влюблен в свою жену, влюблен, как мальчишка. Любил ее, боготворил... Нет, все не то! Он чувствовал, что нет в языке человеческом таких слов, чтобы передать хоть как-то его чувства. Как нет слов, чтобы описать ветер, огонь, воду... Ему казалось, что от его жены, от его Настеньки исходит какой-то тихий, мягкий внутренний свет, какое-то душевное тепло. И он искренно удивлялся, когда замечал, что другие этого не видят, не чувствуют.

Ему нравилось в ней все. Каждая ее черточка, каждое движение, каждый жест. Как она говорит, смотрит, смеется. Они женаты были уже почти два года, а его любовь, страсть к ней не только не слабели, а как будто даже напротив, росли, усиливались. Она всегда, с самой первой их встречи казалась ему каким-то совершенно особым, высшим, неземным существом, словно случайно залетевшим сюда из совсем-совсем другого мира — неведомого, загадочного и прекрасного. Абсолютно не похожей на всех остальных, обычных, земных женщин. Словно слепленной из какого-то иного теста.

Грин... Ассоль... «Алые паруса»... Или даже нет! некоторые его самые первые, ранние, пронзительно-нежные рассказы. Где мужчин и женщин иногда и совсем не называют по именам. Просто Он и Она.

Гумилев... Звенящие, как хрусталь, как льдинки в бокале, удивительные, невероятные, кристально-прозрачные строки:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд.

И руки особенно тонки, колени обняв...

Послушай! Далеко-далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Сидоров порой твердил про себя эти прекрасные, невыразимо-печальные бессмертные стихи, но чувствовал, что даже и их ему недостаточно. Даже и они казались ему недостаточно глубокими и нежными.

Его чувства к Настеньке были еще сильнее, еще глубже, еще возвышенней. Он благодарил судьбу за то, что ему посчастливилось встретить в жизни такую любовь, и одновременно боялся своего счастья.

Ведь если с Ней, с его Настенькой что-нибудь случится... Он просто не представлял себе, что с ним тогда будет. Не мог представить.

Мир рухнет, и солнце погаснет! Время остановится и прекратит свое течение.

Да нет! Этого же просто не может быть. Никогда. Бог милостив. Он этого не допустит.

И он лег рядом со своей женой, обнял ее и начал целовать, ласкать и шептать все то, что всегда, во все времена, шепчут мужчины женщинам, которых любят. И они были близки друг с другом, как только могут быть близки друг с другом люди, как только могут быть близки друг с другом муж и жена. И они кричали от наслаждения, и они были молоды, и они были счастливы. И он любил ее, а она любила его. И не было в тот момент на земле людей, счастливей их. И они верили, что так будет всегда. Что так будет вечно. Что счастье их никогда не прервется. Ведь Бог милостив. Он этого не допустит.

2.

Ровно в два часа дня, ни минутой не раньше и не позже, в дверь позвонили. Сидоров, который маялся с утра и давно уже, сгорая от нетерпения, ждал этого звонка (а последние минут пятнадцать так просто не отходил от двери!), сразу же открыл.

(Он вообще весь день не находил себе места, ничем не мог заниматься и лишь бесцельно слонялся по комнатам из угла в угол. Никогда еще время не тянулось для него так медленно. Казалось, стрелки часов замерли, прилипли к циферблату и почти не движутся. А с часу дня — что они и совсем остановились.

Настенька же, между тем, напротив, восприняла все, как ни странно, гораздо равнодушней и хладнокровней — спокойно занималась своими домашними делами и лишь, время от времени, добродушно посмеивалась над мужем, глядя, как он целый день мечется по квартире как угорелый.)

На пороге стоял корректный, хорошо одетый молодой мужчина лет тридцати пяти с какой-то коробкой в руках.

— Здравствуйте! Константин Викторович? — вежливо поинтересовался он. — Я из фирмы... — он произнес по-английски что-то длинное. Судя по всему, то же самое, что Сидоров слышал утром от женщины. Запомнившееся ему «интэнэйшнл», по крайней мере, там точно присутствовало.

— Да-да, пожалуйста. Проходите, — Сидоров посторонился, давая гостю пройти. Мужчина вошел и остановился, вопросительно глядя на Сидорова.

— Вот сюда, пожалуйста. Заходите, — заторопился тот, показывая рукой на дверь комнаты, где стоял его письменный стол, и где он обычно занимался. (Сидоров учился на третьем курсе одного из столичных вузов.) — Да не разувайтесь, — добавил он, видя, что гость в нерешительности медлит и ищет взглядом тапочки. — Ничего страшного.

Мужчина вошел в указанную ему комнату, бегло огляделся и, держа перед собой коробку, сразу же направился к письменному столу.

— Сюда, наверное? — полуутвердительно на ходу спросил он, кивая на стол и мельком бросив взгляд на Сидорова.

— Да, ставьте на стол, — сразу же с готовностью, каким-то слегка заискивающим голосом подтвердил Сидоров, глядя во все глаза на коробку и чувствуя себя ребенком, к которому пришел Дед Мороз с подарками.

Мужчина молча поставил коробку на стол и начал аккуратно и профессионально, быстрыми и точными движениями ее распаковывать.

— Здравствуйте! — Сидоров и не заметил, как Настенька вошла в комнату.

— Здравствуйте, — мужчина на секунду приостановился и поднял на нее глаза. Настенька подошла и встала рядом с мужем. Мужчина некоторое время молча на них смотрел, потом опустил глаза и снова занялся своей коробкой.

Еще несколько движений — и он бережно достал оттуда какую-то непонятную черную полусферу. Сидоров, замирая от любопытства, подошел поближе и увидел, что это нечто вроде мотоциклетного шлема, только на вид менее массивное и гораздо более изящное.

— Где у вас тут розетка? А-а!.. вон, вижу, — мужчина размотал шнур, сунул его в розетку и пощелкал на шлеме какими-то кнопками. — Теперь его надо настроить. Садитесь, пожалуйста, в кресло и наденьте его. Вот так, — он показал Сидорову, как одевать шлем. — Да, вот так. Все нормально? Удобно? (Шлем сидел на Сидорове, как влитой. Он абсолютно не чувствовался и практически ничего не весил. Как будто его вообще на голове не было). Хорошо, можете снимать. Теперь Вы, пожалуйста, — мужчина приглашающе посмотрел на Настеньку. Та, неуверенно улыбаясь, в нерешительности взглянула на Сидорова, который в ответ лишь пожал плечами и ободряюще кивнул, и так же нерешительно села в кресло. Мужчина протянул ей шлем, и Настенька медленно и аккуратно, чтобы не помять прическу, его одела.

— Все, можете снимать.

— Все? Что, уже?

— Да-да, снимайте.

Настенька все таки же тщательно и неторопливо сняла шлем и протянула его стоящему перед ней представителю фирмы. Тот взял его у нее из рук, что-то на нем нажал и положил на стол.

— Ну вот, подготовка закончена. Сейчас система загружается. Реально это займет часа три-четыре. Когда все закончится, погаснет вот эта красная лампочка... Да-да, вот эта. Видите, сейчас она горит. Как только погаснет — можете работать.