За точкой невозврата. Вечер Победы - Александр Борисович Михайловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы не знали, что думать и что это значит. А главное, чего ждать дальше. Литовки взволнованно защебетали на своем языке, а я принялась успокаивать детей, которые встревоженно спрашивали: «Нас теперь убьют?». Когда я отвечала, что, конечно же, не убьют, то испытывала что-то похожее на стыд или на так называемый голос совести… Почему они об этом спрашивают? Ведь русские детей не убивают. Что-что, а в этом они щепетильны, и можно быть уверенной, что мои малолетние дети не станут отвечать за то, что наворотила их мать.
– Но ведь они разбомбили наш дом! – сказал сын, в то время как дочь снова задремала у меня на руках.
– Это всего лишь дом, сынок, – ответила я. – А людям они не причинят вреда, если эти люди… ээ… не причинили вреда им.
– Русские плохие! – упрямо произнес сын. – Они устраивают войну и все разрушают, чтобы люди жили на улице как вонючие бомжи!
– Сынок, не надо так… – стала я шептать ему, пораженная такой эмоциональной тирадой. – Никогда не говори русским, что они плохие… Потому что это неправда…
– Нет, это правда! – выкрикнул сын. – Ты теперь больше не президент, да, мамочка?
– Да, – согласилась я, и словно груз с души моей свалился. – Я никогда им и не была. Просто играла…
– Играла? – сын посмотрел на меня, удивленный моими словами, а потом сказал: – А это хорошая игра?
– Нет, солнышко, – тихо ответила я, в этот момент до конца осознав, как бесконечно дорога мне моя семья. – Я думала, хорошая, но это оказалась очень плохая игра. Видишь, чем она закончилась… Никогда не играй в такую игру. Обещаешь?
– Обещаю… – Сын серьезно кивнул и крепче прижался ко мне. Из глаз моих хлынули беззвучные слезы.
Хоть визитер с фонарем не сказал нам ни слова, мы как-то догадались, что нам пока лучше не выходить. И мы сидели и ждали неизвестно чего.
И вот часа через два дверь в наш подвал снова открыла чья-то уверенная рука. На этот раз это были очень необычный «гость» – настолько, что литовки буквально остолбенели и, недоуменно моргая, глазели на него; при этом гамма эмоций на их лицах была весьма разнообразной: от изумления до мистического ужаса. Солдат, что зашел к нам в подвал, выглядел почти так же, как сотрудники НКВД из исторических фильмов: в фуражке с синим верхом, одетый в подпоясанный ремнем ватник защитного цвета и вооруженный автоматом ППШ.
Он бодро и по-хозяйски обвел нас внимательным и довольно веселым взглядом. Затем, сделав несколько театральный жест в сторону выхода, сказал (почему-то по-немецки):
– Ком, фрау, ком!
Затем он добавил с каким-то насмешливым торжеством:
– Цигель, цигель, ай-лю-лю!
Мы обреченно повиновались победителям. И когда каждая из нас выбиралась на поверхность, ее с ног до головы освещали мощным фонарем, так как солнце давно село, и был уже глубокий вечер, а бойцы, одетые так же, как и тот, первый, взирали на нас с мрачным удовлетворением.
И вот очередь дошла до меня, и мы с детьми оказались в луче яркого света. Я зажмурилась, и тут услышала изумленный возглас:
– Вот так номер, итить-колотить! Тащ лейтенант! Смотрите, какую жирную курицу нам удалось поймать!
Все было кончено… Меня опознали. Сразу. Слабая надежда на то, что мне удастся затеряться среди прочих женщин, себя не оправдала. У меня мелькала мысль как-то замаскироваться, но осуществить это уже не было возможности. Я, правда, была изрядно похудевшей, с остриженными волосами, без макияжа, и на голове у меня была серая спортивная шапочка. Да уж, яркая чернобровая брюнетка среди блеклых литовских дурнушек выглядит словно породистая сука среди дворовых мосек… Теперь меня отправят к Лукашенко на расстрел. Допрыгалась Света-котлета, досветилась фейсом в голубом экране, вдосталь наговорилась глупостей, а теперь пора платить за все…
Вновь на меня пахнуло могильным холодом… Я так и видела, как Лукашенко злорадно ухмыляется и потирает руки при известии о том, что его враг схвачен и скоро предстанет перед ним. Впрочем, какой из меня враг… Я никогда не хотела быть ни чьим врагом. Просто комплекс отличницы толкал меня к почестям и славе, при явном недостатке ума и критического мышления.
Дальше все было как во сне. Подошел лейтенант, оглядел меня, присвистнул, отдал какие-то распоряжения… Затем на меня надели наручники и вместе с детьми усадили в легковую машину, в то время как моих соседок с их детьми затолкали в кузов грузовика, сообщив, что они едут в полевой лагерь для перемещенных лиц. А мне, значит, теперь дорога совсем в другую сторону… И пока меня везут, есть время подумать обо всем.
Дети тормошат меня, но я отвечаю автоматически, только чтоб их не пугать. Сын больше не задает лишних вопросов, лишь насупился и смотрит в окно, а дочь обеспокоилась не на шутку. И, как заведенная, я повторяю: «Все хорошо! Наручники? Так положено для тех, кто проиграл игру в президента… Конечно, отпустят! Конечно, дадут новый дом! Конечно, увидишь папу…»
А сама я думаю совсем о другом… Я вспоминаю свою прошлую жизнь, еще до всех этих «высоких устремлений». Щемящую боль приносят мне эти воспоминания. И в этот момент словно откровение снисходит на меня: я вижу себя настоящей… Я вижу себя девочкой, которая любит животных и вечно тащит в дом бездомных котят. Я вижу себя подростком, борющимся с застенчивостью и робостью. Я вижу себя девушкой, мечтающей о прекрасном принце и большой дружной семье… Я вижу себя молодой мамой, целующей розовые пяточки первенца… Где тот поворот, который я прозевала? Каким образом я заблудилась? Когда холодные девять грамм остановят мое сердце, вместе со мной погибнут и та девочка, и тот подросток, и та девушка, и молодая счастливая мама… Мне жаль их, потому что он ни в чем не виноваты! Но они неотделимы от меня, и поэтому уйдут в небытие вместе со мной. А себя мне не жалко. Я заслужила. Я была невнимательна. Я не смотрела себе под ноги и следовала за коварным проводником, вкрадчивыми речами заманивающим меня в пропасть.
Усыпляюще урчит мотор, машина покачивается; дочка задремала, приклонив голову мне на плечо. С неудержимой скоростью бегут секунды мой жизни, и ни одну из них не вернуть, как не вернуть слова и поступки…
11 сентября 2019 года. Обстановка на Южном фронте
Южный фронт под командованием генерал-лейтенанта Рокоссовского перешел в наступление утром одиннадцатого сентября. Основная ударная группировка фронта – пятая армия генерала Потапова и подвижная мехгруппа генерала Катукова – были сосредоточены на левом фланге
