Верхом на звезде - Павел Александрович Антипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не знаю, как и зачем Кузя попал в мой рассказ. «Скульптор Кузя живёт на вокзале, там, где башен высокий пролёт», – написал кто-то.
Мы пытаемся отвязаться от отца. Но они с Кузей идут с нами в переход под площадью Победы.
– Я сегодня домой приду, – говорит папа.
– Пап, к нам сегодня гости из Бельгии приезжают, – отвечаю я.
– Пашка, давай наперегонки! – кричит Лёха, и мы бежим по круговому переходу, на полу которого по неизвестной причине нарисованы беговые дорожки.
Мы делаем круг, проносясь мимо панков, которые даже не успевают стрельнуть у нас сигарету, и догоняем Шурика, папу и Кузю у янтарного венка. Из этого зала с венком можно выйти к обелиску, но сейчас выходы из-за ремонта закрыты. Кузя хлопает Лёху по спине и предлагает нам залезть на обелиск, чтоб посмотреть на вечерний Минск. Мы против, но Лёха говорит, что сейчас вернётся. Возвращается он быстрее, чем можно было ожидать. Они сходили с Кузей к обелиску, но лезть без нас Лёхе было скучно, и он вернулся.
Нам удаётся отвязаться от папы с Кузей, и мы идём в парк Горького, где нас ждут Вадим, Костя, Андрей и Женька с тремя бутылками «Ранета» – это всё, на что хватило остатков денег. Мы пьём за здоровье мордатого, потом лежим среди сосен, моя жёлтая куртка испачкана в земле, у неё надорван карман. Когда темнеет, мы выходим на горбатый мостик у планетария и «отливаем», как выражается Лёха, с мостика на проходящую под ним дорожку.
– Дуба! Приди и арестуй нас! – кричим мы на весь парк.
21
Я теперь часто смотрю на свой район глазами иностранца, которому сам же провожу экскурсии. Раньше я был частью района, которая особо в себя не всматривалась. Как-то я вернулся после долгого путешествия и понял, что взгляд мой изменился.
Днём везде стоят машины. Вечером и по выходным их не будет здесь ни одной. Их рассовывают вокруг моего дома банковские работники (количество банков тоже увеличивается). В обед банковские девушки прогуливаются, держа в руках кошельки и мобильники. Обратно возвращаются с булочкой или глазированным сырком. Дворы домов, что построены на месте наших заброшенных спортплощадок, огорожены коричневой решёткой. За воротами в деревянной будке сидит консьерж и смотрит телевизор, по ночам светится его окно. Где-то тут живет крупный госчиновник, там – работник иностранной фирмы, для которого снимают жильё: в месяц уходит годовая пенсия моего отца, который иногда заменяет одного из консьержей. И все эти люди ходят теми тропками, что вытоптали для них мои друзья. Я и мои друзья.
22
Мы возвращались из парка той же дорогой: площадь Победы, перекрёсток с «Аливарией», зубная поликлиника, фарфоровая фабрика и инфекционная больница, тихая улица, дом с ивой на углу. Пьяные, весёлые и без денег – именно такими мы были в тот вечер, и именно такими нас впервые увидел Крис Мартин, бельгийский гитарист, безнадёжно влюблённый в свою беглую жену.
Крис Мартин сидел на скамейке у подъезда, рядом с ним сидела его новая подруга, тоже почему-то Катя. О ней позже, а пока – сцена встречи!
– Хай, Крис!
– Хай, Саша!
– Итс май френдз!
– Итс Катся.
– О, ё вайф!
– Ноу, шыз май фрэнд.
– Сори, то-то я думаю, не похожа.
Мы пьяно обнимались, а Крис не противился, полагая, что итс аур традишн.
Поднялись в квартиру, Крису показали его комнату. Мы сделали ремонт к его приезду. Крис говорил, что пробудет месяц, понимает, как нас стесняет, потому за комнату готов заплатить. Я загнул уже не помню какую цену, исходил из представления, что бельгийцы будут побогаче нас. Крис не торговался, поэтому я был уверен: деньги не проблема.
Крис с Катей собирались помыться, однако горячую воду как раз отключили на месяц. Мне стало неловко за ту цену, что я назначил. Пока мы грели воду и обменивались информацией о том, как живут люди в Бельгии, Беларуси и Литве (новая подруга Криса была оттуда), кто-то из нас вызвался сходить в «Престон» за едой и вином.
«Только, Крис, у нас нету денег», – сказал я, попытавшись пересказать эпизод с ментами на пл. Победы. «Йес, шур», – сказал Крис и дал какую-то купюру. Сигарет у нас тоже не было, и мы курили сигареты Криса. Он курил тонкие. «Крис, кури здесь, прямо на кухне», – предложил я, подумав, что это компенсирует отсутствие горячей воды.
У нас не было определённого лингва франка, но все мы как-то друг друга понимали. Крис знал французский и английский, которые мы с грехом пополам учили в школах, Катя кое-как говорила по-русски, плюс разнообразные жесты нам всем очень помогали.
Из разговора стало понятно, что это за Катя, которая не вайф. Оказывается, как только Криса бросила жена, он бросился топить своё горе в интернете как умел: беседуя с девушками по айсикью. Ближайшей к Минску собеседницей была девушка из Вильнюса, имя которой поразительно напоминало Крису имя его жены. Крис был человек открытой души, за один разговор он выкладывал про свою личную и публичную жизнь всё. Вскоре Катя из Вильнюса знала счастливую историю несчастной любви Криса, а также то, что он успешный музыкант, гастролировавший однажды по Японии. Кстати, а не умеет ли Катя из Вильнюса петь? Ну так, немножко. Спой, пожалуйста! И тут оказывается, что Катин голос подходит идеально. Я как раз собираю группу, у меня в Минске есть на примете хороший музыкант, давай съездим, я плачу, заодно узнаем, чем занимается моя жена. Да, конечно, почему бы и нет, отвечает Катя из Вильнюса.
Из «Престона» принесли вино и пельмени. Крис спросил: «Что это?» Ему ответили. «Пельменья? О, грэйт, традишнл фуд».
И вот мы едим традишнл фуд, пьём вино, курим тонкие сигареты. Но чего-то не хватает – музыки! Мы достаём гитары, баян и бубен, Крис приносит из машины фендер и портостудию, напоминающую гигантский микшер. Мы подключаемся
