Верхом на звезде - Павел Александрович Антипов

Существо в страшных потёртых джинсах и мятой футболке не тянет на принца! Но это моё личное мнение.

Мой совет девушкам, которые думают, что не в деньгах счастье. Сначала надо представить жизнь без денег, а потом сто раз подумать, в чем же счастье?

Ко всему прочему, я не могла принять ванну или душ каждый день, т. к. расходовалось много воды, а это дорого, так что 2 раза в неделю – и хватит.

Так как по характеру я женщина сильная, всё это я выдержала и даже стала привыкать.

После всего я получила десяток писем, в которых излагались дикие гадости, и ещё он вкладывал в конверты мои фотографии, разорванные на мелкие кусочки.

Но я всё равно попытаюсь начать все заново!

Если бы я раньше прочитала ваши советы, возможно, я раскусила бы его быстрее.

Женщины, не повторяйте моих ошибок!

С уважением,

Сегодня я получила письмо от немца. По всем признакам выходило, что он вполне перспективный кандидат: 35 лет, не был женат, без детей, живёт в крупном городе и в качестве хобби играет в рок-группе.

Конечно, я спросила, какую музыку он играет, сочиняет ли её сам и т. д. В общем, проявила интерес, мужчины это любят.

В его втором письме я читаю примерно следующее: «Работа у меня, конечно, интересная (оказывается, игра в рок-группе уже его работа, а не хобби), но практически не приносит дохода. На существование, конечно, хватает, но это всё, что я имею на сегодняшний день. Возможно, мне придётся окончить университет, который я бросил в юности».

Я придумал Кате двух подруг, тоже жён бельгийцев. Назвал подруг почему-то… да какая разница, как я их назвал. Я поделил эти душераздирающие истории между ними поровну. Всё, что я знал про Катю, – это то, что она вышла замуж за бельгийского музыканта, а через год сбежала от него обратно в Минск. Через эти истории, через этих подруг я пытался понять, почему она это сделала. И ни хрена, надо сказать, не понял.

У нас есть такой литературный кружок. Я, Настя Манцевич и Кирилл Дубовский. Мы собираемся каждые две недели и обсуждаем наши романы. Мы с Кириллом их пишем, а Настя готовится. Непременное условие этих встреч – хвалить друг друга. Мы боимся, что у нас пропадёт желание писать. Так вот, даже на этих хвалебных встречах Кирилл не удержался и сказал, что глава про Катю звучит не очень естественно. Обычно таких девушек, как Катя, все невзгоды, которые я описал, не пугают, а наоборот радуют. А я описал, что Кате приходится жить в пригороде, каждый день слушать шум шоссе, ходить на реку между одинаковых домиков и т. п. Я списал эту картинку с Бонна, не буду врать. Мол, в этом тоскливом городе был парк, где к каждому дереву была прикреплена маленькая зелёная табличка с номером. Среди пронумерованных деревьев задумчивые бельгийцы выгуливали своих собак – у каждого было сразу по две, а то и по три, будто одной им было недостаточно. Тут же был небольшой пруд, на который однажды прилетела небольшая стая лебедей. Впрочем, этого как будто уже дожидалась троица бельгийских детей. Они выскочили из кустов и, лая на французском, стали швырять в лебедей камни. Птицы улетели.

Короче, ни фига это не Катя, а я хожу по набережной Рейна. В ветряные дни Рейн выходит из берегов, и набережную затапливает. Лебеди действительно есть. Они плавают около паромного причала. И немецкие дети – пожалуйста – бросают в них камни. До центра Бонна 7 километров, и я прохожу их пешком, чтобы не тратить 2,5 евро на трамвай. Иногда иду вдоль реки, иногда через город. Оба этих маршрута за три недели мне надоедают до чёртиков, и я очень хочу домой. Вот так и Катя, думаю я, так и Катя. А на самом деле я не знаю, как она. Знаю только, что она от Криса сбежала.

Мне остаётся надеяться, что на нас действовала одна и та же тоска, просто разными путями. И я, написав о себе, показал то, что испытывала Катя, а как она это испытывала – бог её знает!

17

Я сижу с Шуриком на остановке. На деревянной скамейке, почерневшей от дождей, царапаю ключом борозду. Вокруг нас широкое открытое пространство. Слева на приличном расстоянии – гостиница «Планета», напротив – через восемь полос улицы Иерусалимской – стела «Минск – город-герой». Ехать нам направо, за реку. Шурик только что получил двойку по белорусскому диктанту, и это значит – учёба в музыкальном училище откладывается для него ещё на год. Откладывается уже во второй раз.

Мы молчим и остро чувствуем мир вокруг. В ушах шумит ветер и проспект Машерова.

Шурик тогда впервые подумал о том, что он не музыкант и нужно подыскивать профессию попроще.

Мои же мысли немного диссонировали с моей жизненной позицией. До этого момента я прямо очень хотел, чтоб Шурик понял: без труда не выловишь рыбку из пруда, для того чтобы попасть в училище, дорогой брат, надо 8 лет ходить в музыкальную школу, нужно быть прилежным (вот слово-то), не прогуливать уроки, придумывая себе болезни одна нелепее другой, необходимо положить все силы и в поте лица, изнашивая организм, заработать будущее.

Мне казалось, что я этого хотел, но, когда Шурик получил двойку, которая полностью подтверждала мою теорию, оказалось, что я этого не хотел. Откуда вообще взялась во мне эта теория? От прадедов? Спокон веков? Что-то очень дурно устроено в мире, если прадеды завели такую систему. Хочешь учиться музыке – напиши диктант. При чём тут язык, думал я, Шурику ведь не нужно разговаривать, просто играть на гитаре.

К остановке подъехал автобус, и мы вернулись домой. Там мы включили фильм про Варшавское гетто, где запросто расстреливали людей. Подходит немец к еврею: «Еврей?» – «Еврей» – бабах. И меня всего передёргивает от этого выстрела, и выстрел этот сливается в моих мыслях с двойкой. Фашисты они, а не преподаватели, мы вам ещё устроим Варшавское восстание!

Когда фильм заканчивается, мы с Шуриком продолжаем смотреть на чёрный экран. В ушах у нас шумит ветер и проспект Машерова, мы слышим выстрелы и звонок в дверь. Когда через некоторое время к этим звукам добавляется звонок телефона, то я иду открывать, а Шурик снимает трубку.

В трубке был Дуба.

За дверью стоял Лёха.