Учитель танцев (третья скрижаль завета) - Анхель де Куатьэ

И когда я услышала это, я поняла, что всю жизнь ты рассказывал мне именно об этом. И я поняла, что настало время моего выбора. Я должна выбрать свою дорогу. Дорогу страдания выбрать легко, и с детства мы приучены идти именно этой дорогой. Но мы не обязаны делать это. Это наш выбор. И теперь я его сделала.

Я иду к счастью, Максимилиан. И что бы ни случилось с нами, какие бы страдания ни приготовила нам судьба, я не сойду с этого пути. Я знаю счастье любви, и я ни за что не отрекусь от него, никогда не забуду о нем. Оно во мне, оно – это я.

Не бойся за меня, мой любимый. Я мечтаю, что ты сможешь гордиться мной.

С нежностью и благодарностью сердца, вечно твоя Анития».

Максимилиан плакал, исполнившись необыкновенной силой. Выбрать дорогу к счастью…

У нас на руках было две задачи с двумя неизвестными.

Задачи связаны друг с другом – мы должны найти Третью Скрижаль Завета и помочь Ане.

Но мы не знаем, какая опасность угрожает девушке и как откроется скрытая в ней скрижаль. В том, что Ане угрожает опасность, – мы не сомневались. Тьма уже заявила о себе и будет атаковать ее дальше. Она чуть было не довела девушку до самоубийства.

И, по всей видимости, это только начало.

Посовещавшись с Данилой, мы решили навестить в больнице загадочного «учителя танцев».

Аня любила Максима, и расставание с ним

было для нее равносильно смерти. Так что все тут как-то друг с другом связано…

*******

Мы представились коллегами Максима, и нас благополучно пропустили к нему в палату. Видимо, строгий запрет на посещение касался только Ани. Узнать «учителя танцев» было нетрудно.

Этот писаный красавец лежал на больничной кровати с закрытыми глазами. Приблизившись к нему, мы заметили, что хотя его глаза и закрыты, они активно двигаются, а губы шевелятся, словно он с кем-то разговаривает.

– Спит? – тихо спросил меня Данила.

Максим открыл глаза и странным, неловким движением буквально отпрянул от нас. Прижавшись спиной к стене, он обхватил голову руками и стал нервно переводить взгляд то на меня, то на Данилу.

– Не спит, – ответил я.

Мы уже были наслышаны о неком сенаторе Максимилиане, императоре Нероне, предстоящих казнях тысяч христиан и необходимости спасти некую Анитию. Бывает, что люди сходят с ума, случается. А если в их мозгу происходит какой-то патологический процесс, то это и вовсе не удивительно. О чем с ним говорить? Такой доведет до самоубийства кого угодно…

– Я понимаю, что моя просьба выглядит странно, – сказал Данила. – Но, пожалуй ста, не бойтесь нас. Мы не хотим причинить вам никакого вреда.

– Вы психиатры? – Максим действительно выглядел испуганным.

– А что, похожи? – улыбнулся Данила.

– Кто вы?! – судя по всему, мы все-таки напоминали ему психиатров.

– Я – Данила, а это мой друг – Анхель. Вообще-то, я уже собирался ткнуть Данилу

в бок и намекнуть на необходимость спокойно и деликатно покинуть помещение. Ну действительно, о чем можно разговаривать с этим полоумным? И Ане с ним встречаться не нужно – какой смысл? Парень явно не в себе! Но Данила выглядел спокойным и доброжелательным, словно с его собеседником все было в полном порядке.

– Что вам от меня нужно?! – больной не унимался.

– Послушай, Максим, я очень хочу тебе помочь. Расскажи мне, что с тобой сейчас про исходит. – Данила и не собирался терять самообладания.

– Я так и думал – вы психиатры! – закричал Максим.

– Нет, я спрашиваю, как твои ноги. Физически ты, вообще, как? Танцевать будем? – Данила говорил с ним так же, как если бы общался сейчас со мной, хотя мне казалось, что с этим субъектом лучше говорить, как с трехлетним ребенком.

На этот вопрос Максим отвечать не стал. Он зло скинул с себя одеяло, продемонстрировав нам свои скрюченные судорогой ноги. Потом с силой оттолкнулся от поверхности кровати, развернулся корпусом на девяносто градусов, буквально выбросил ноги в сторону прохода и прыгнул на них. На мгновение его тело зависло в воздухе и тут же с грохотом повалилось на кафельный пол.

*******

– Ну, что ты как дурак себя ведешь! – Данила сел рядом с Максимом на корточки, посмотрел ему в глаза, потом подхватил двумя руками и одним движением водрузил обратно на кровать. – Вижу, хреново. Но хуже всего, что ты расклеился.

Данила сказал это с такой неподдельной заботой, что глаза Максима, как мне показалось, увлажнились от слез. Не желая демонстрировать нам свое отчаяние, он отвернулся и уставился в стену. Данила подсел к нему на кровать и стал говорить:

– Ты можешь мне не верить. Можешь вообще думать обо мне все, что тебе заблагорассудится. Но я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Всю жизнь ты хотел танцевать, а теперь – на тебе! Тело не слушается, и ничего с этим не поделать. Можно только принять. Но как?! Ты не хочешь быть калекой. Для тебя нет жизни без танца.

Любой человек на твоем месте испытал бы отчаяние. Любой. А тут еще и твое сознание выходит из-под контроля. Тебя посещают видения, тебе кажется, что ты – это не ты. И то, что вокруг тебя, – мираж или сон. Вообще, все что угодно, только не реальность. Итак, что мы имеем? Сумасшедшего калеку. Хорошенькое дело! А еще полгода назад все было совсем по-другому. Совсем. Все спорилось, все удавалось, а главное – ты мог танцевать. Я правильно излагаю? Правильно.

Но неужели ты думаешь, что твоя боль – это только твоя боль? А что, ты думаешь, чувствует те, кто тебя любит, кому ты дорог? Им не больно? Они не испытывают отчаяния? Я не встречался с твоими учениками. Но я знаю, что Аня уже трижды пыталась покончить с собой. Тебе, правда, на это наплевать?! Максим повернулся к Даниле и внимательно посмотрел на него. Он словно спрашивал: «Ты правда так думаешь?» На что Данила и ответил: – Я, правда, так думаю, Максим. Правда. И еще я хочу, чтобы ты понял две важные вещи. Во-первых, то, что ты расклеился, твоему выздоровлению никак не способствует, даже наоборот. А во-вторых; когда ты думаешь не о себе, а о других людях, то собственные страдания пережить значительно проще.

– Я думаю, – ответил Максим.

– Что? – не понял Данила.

– Как она?

– Аня? – уточнил Данила и, убедившись, что речь идет именно о ней, продолжил: – Было совсем плохо. Сейчас, кажется, чуть лучше, хотя я лично очень беспокоюсь.

Максим сцепил руки на животе и с силой бросил их в сторону головы. Видимо, иначе поднять их вверх он не мог. Подложив руки под голову, чтобы лучше видеть Данилу, Максим принялся объяснять нам свое решение:

– Она должна перебеситься. Помучается месяц, другой, третий, может быть, полгода, и все пройдет. Все проходит, и это пройдет. Время лечит. Если нет, мне придется с собой покончить, чтобы ее освободить. Но я не хочу этого делать, потому что это неправильно. Если мне суждено так, – Максим кивнул подбородком на свое полуживое тело, – значит, буду страдать. А ей – не суждено. Она не должна. Она может быть счастлива, но калека такую женщину счастливой не сделает. Потом она все поймет. Любовь – это хорошо, это важно, но меня любить ей незачем. Переживет, помучается, успокоится и найдет себе кого-нибудь, кто сможет о ней позаботиться…

– Тебе нужно с ней встретиться, – сказал Данила. – И рассказать все это, как есть. Если ты так вправду думаешь. Мы должны быть честными с теми, кого любим. Или ты хочешь, чтобы она восприняла это как предательство и жестокость? Ты хочешь, чтобы она с этим чувством ходила по миру?

– Она должна понять, – Максим произнес это так, будто бы искал у Данилы подтверждения своим словам.

– Понять-то поймет. Да вот только ты сам должен ей это сказать.

– Она ответит, что она так не может, что это будет предательством с ее стороны. Гы пойми, я не хочу, чтобы она так себя чувство вала. Пусть уж лучше думает, что я подлец, что я с ней вот так обошелся. Ей так будет легче.

– А тебе не кажется, – Данила улыбнулся, – что это ее жизнь и она должна сама сделать свой выбор?

– Но… – протянул Максим.

– Вот тебе и «но», – ответил Данила. – Пойдем, Анхель. Нам пора…

Мы вышли из палаты. Я удивленно посмотрел на Данилу:

«Это что, все?!» – Данила, он ведь только разговорился, нужно было…

– Анхель, – сказал Данила. – боюсь, что все самое важное происходит сейчас в Риме.

Спрашивать об этом у Максима бесполезно, нужно спрашивать у Максимилиана. – Как – в Риме? Какого Максимилиана? – не понял

я. – А вот это бы я хотел у тебя узнать, ты у нас ответственный за параллельные миры… – он посмотрел на меня с шутливой укоризной. Да, мы, кажется, поменялись ролями.

Раньше я без конца повторял: «то, что нам кажется, нам только кажется».

А теперь он говорит мне:

«Друг, ты ничего не путаешь?

Ты уверен, что мы, вообще в том мире ищем?»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ