Великая судьба - Сономын Удвал

Прибывшие поздоровались с Гунчинхорло и стали разгружать подводы. Глаза девушки время от времени останавливались на могучей фигуре Того. С первой встречи молодые люди приглянулись друг другу. «Какая славная, приветливая девушка!» — сказал себе Того. Сердце у него бешено колотилось, он не глядя сваливал в одну кучу выделанные овчины и сырые шкуры.

— Что ты делаешь? Все перепутал! — с удивлением воскликнул Максаржав.

— А, ничего, потом разберемся. Сейчас главное — побыстрее разгрузиться.

«Завтра утром старики караванщики погонят быков, — думала между тем Гунчинхорло. — А что, если мне убежать? Случай как раз подходящий. Только как я доберусь до своих мест? А, все равно... Уйду! Завтра же уйду. Прибьюсь к караванщикам, наплету им чего-нибудь — может, возьмут с собой. А не получится — лучше смерть, чем такая жизнь». Она потихоньку собрала свои пожитки и легла спать. Утром, когда девушка проснулась, в юрту вошел Того.

— Как почивали, госпожа? Нойон приказал справиться о вашем здоровье и передать вот это. — Он протянул Гунчинхорло лисью шкуру.

— Какая я госпожа! Сижу взаперти, ничего не вижу, ничегошеньки не слышу, только и знаю, что этот двор. Недостойна я милостей нойона. Держит он меня здесь вот уж сколько лет, а что дальше меня ждет — никому не ведомо. Лучше бы он держал здесь собаку, больше пользы было бы! — Она налила в пиалу чаю и подала гостю.

— В наших краях вас называют младшей женой нойона. Чего же вам еще желать? Вы должны быть счастливы!

— Родом-то я из самых что ни есть бедняков. Мать умерла, когда я еще была совсем маленькой. А мы с отцом лишились всего скота, прямо с голоду помирали. Однажды нойон проезжал мимо нашего аила, увидел меня, слез с копя и приказал: «Подойди ко мне». Я подошла, а он говорит: «Какая славная девочка! Это ваш аил? Отец и мать живы?» Потом велел позвать отца, поговорил с ним и уехал, а на обратном пути заехал опять. «Забираю, — говорит, — дочку твою. Покажу ей столицу, пристрою ее. Будет, мол, она сыта, обута и одета. Никто ее но обидит». Отец не посмел воспротивиться и со слезами на глазах отпустил меня. Остался один как перст. Ну, нойон, конечно, дал мне красивую одежду. Приоделась я, попробовала сластей всяких, но потом заскучала и стала проситься домой, да разве господин меня послушает! Привез он меня в город и поселил здесь, можно сказать — заточил в темницу. Наряжает меня как куклу и всюду с собой водит, но разговаривать не велит, требует, чтобы я следовала за ним молча. Вот я и хожу с ним, как немая. А потом вернусь к себе, сниму все украшения — и опять яшву в ожидании нойона, словно в тюрьме. Две семьи стерегут меня. Посторонние люди к ним не ходят, а если надо кому-то из них уйти по делам, то выходят из дому по очереди. Так что пока не явится нойон, я со двора никуда не выхожу, это строго запрещено. Очень скучаю я по отцу и по родным местам. — Девушка горько заплакала.

Того сидел растерянный, не зная, что сказать, как утешить девушку. «Что это я вдруг так разоткровенничалась с незнакомым человеком?» — подумала Гунчинхорло, глядя на гостя.

— Как же вы проводите время?

— Утром готовлю себе чай, вечером обедаю в одной из семей. Потом выполю во дворе бурьян, подмету, немного пошью, иногда во что-нибудь играю со стариками или слушаю, как они рассказывают сказки, а то пилю с ними дрова. Вот и все мои занятия.

Во дворе раздался голос Максаржава, звавшего Того.

— Мне надо идти. Дела. Вечером я зайду к вам, поговорим о наших бедах. — Того вышел.

«Поговорим о наших бедах, — повторила про себя девушка. — Тоже небось несчастный бедняк вроде меня. Если бы я могла бежать с ним, бросить все это! Уя{ он-то сумеет найти дорогу в жизни».

Целый день Того провел в хлопотах, но образ Гунчинхорло неизменно стоял у него перед глазами. «За что же мучают ее, такую беззащитную? Она словно козленок, отбившийся от матки, — думал Того. — Да, тяжела рука у нойона! Если б он на самом деле хотел на ней жениться, его бы отсюда и силой не вытащить. Да нет, не получится из нее госпожа. Уж больно она простодушна. Зря я о пей раньше плохо думал. И характером, видно, мягкая, обходительная и скромная».

Для приехавших отвели юрту, в которой обычно останавливался нойон. Натопили как следует. Закончив дела, Того с Максаржавом пошли в юрту. Поздно ночью, когда Максаржав уже спал, Того тихонько вышел во двор и направился к юрте Гунчинхорло. Та не ложилась допоздна — нарочно затеяла стирку — и все прислушивалась, не раздадутся ли шаги. Но кругом было тихо. Вдруг дверь распахнулась, и в юрту, весь запорошенный снегом, протиснулся Того.

— А я думала, ты уже спишь, — сказала девушка.

— Что, ждала меня? — улыбнулся Того. Гунчинхорло потупилась. — Я вот батрачу на Га-нойона с самого детства, а до сих пор не женат, потому что знаю: не прокормить мне семью. Нойон-то, конечно, доволен — одинокого можно больше гонять на работе. Я ведь у него старший табунщик. Живу в юрте, которую Га-нойон приказал поставить для своих работников. Юрта с плошку, а ютимся мы в ней вчетвером: кроме меня, кухарка с мужем и еще один батрак. Всего-то имущества у меня — два стареньких сундука да конь.

— А я так бросила бы все и убежала отсюда, — тихонько проговорила девушка и посмотрела на Того.

— И куда же ты пошла бы?

— В родное кочевье.

— В такую стужу да по такому снегу? Гиблое дело. Мы вот ехали сюда, чуть не замерзли.

— Как же быть? Неужели всю жизнь так и сидеть здесь в заточении?

— Может, приедет нойон и заберет тебя?

— Нет, он меня не заберет. Да я и сама не пойду.

— Нелегко тебе...

— Конечно, нелегко. Лучше страдать по своей воле, чем блаженствовать по чужой, — проговорила девушка.

— До чего же у тебя натоплено, — пробормотал Того, утирая пот.

— Сними кушак, располагайся поудобнее.

Того снял кушак и, улыбаясь, спросил:

— А что, если я и дэли сниму?

— Снимай, будь как дома. — Она поднялась, откуда-то из-за кровати достала кувшинчик с архи. — У нойона этого добра много. Вот попросила, решила угостить тебя с напарником. Угощайся. Напарник твой небось не пьет еще?

— Нет. Максаржав парень хороший. И, не в пример мне, уже женат. Грамоте учился. Правда, тоже не ахти какой богатей — сын захудалого гуна. Нойон учит Максаржава читать и писать, а я учу его хлеб добывать. Хозяин, кажется, намерен принять участие в судьбе парня.

— Чему же ты учишь его?

— Да всему понемногу! Думаю, и наставления простого арата ему не повредят.

От вина Того немного захмелел и попросил чаю. Выпив чай, долго сидел молча. «Славная девушка, — думал он. — Милая, приветливая». Облокотившись на край кровати, Того молча любовался Гунчинхорло.

«Вот с таким парнем я бы пошла хоть на край света. Как хорошо, покойно было бы мне с ним. Такому богатырю ничего не стоит разобрать и собрать нашу старенькую юрту», — мечтала девушка.

Утомленный после дальнего пути, разморенный теплом и вином, Того задремал. Гунчинхорло сидела тихо, разглядывая лицо спящего. На продубленном степным солнцем смуглом лице Того играла безмятежная улыбка. Видно, что-то хорошее и радостное грезилось ему во сне. Губы девушки тоже тронула нежная улыбка. Она хотела подвинуть Того, который уснул в неудобной позе, но не решилась. Она не смела прикасаться к мужчине, которого так мало знала.

— Того! — тихонько позвала девушка, но тот даже не шелохнулся. Окликнуть его погромче она боялась — могли услышать во дворе. Тогда она встала, смущаясь, подошла к спящему и легонько дернула его за рукав.

— Ты бы шел к себе, — чуть слышно прошептала она.

— А мне и здесь хорошо. — Он схватил руку девушки, притянул к себе. Гунчинхорло выдернула руку.

Того поднялся, подошел к девушке, обнял. Выпрямившись во весь рост, он стукнулся головой о низкий потолок юрты. Потер ушибленное место, подошел к алтарю с бурханами и задул лампаду.

— Я останусь у тебя, — прижав губы к уху девушки, прошептал он. От Того пахло солнцем и ветром, вином и табаком. Его усы в темноте коснулись шеи Гунчинхорло, щекоча кожу.

— Узнают люди — нам с тобой несдобровать. — Она прижалась к Того, коснулась его щеки и тут же отстранилась. — Лучше бы тебе уйти!

Того снова взял ее за руку и притянул к себе. Он сел на кровать, посадив девушку к себе на колени, и погладил ее волосы. Гунчинхорло начала тихонько всхлипывать.

— Перестань! Разбери лучше постель, я все равно не уйду. — Он начал снимать гутулы...

Мускулистая рука Того скользнула под шею Гунчинхорло. Она лежала ничком, уткнувшись в подушку.

— Почему нойон не взял тебя в жены?

— Не знаю.

— Старый хрыч, будь он неладен!

— Разве можно так говорить о высокородном господине! Гром тебя поразит.

— Без дождя грома не бывает. Не плачь, малышка, любимая моя! Не плачь! А впрочем, поплачь, выплачешься — на душе полегчает. — Того не знал, чем утешить ее, как приласкать...