Опасный защитник - Джанет Чапмен

– Да, – согласился Дункан, опять прижимая ее к себе, – но я решил, что напасть без предупреждения было бы не по-джентльменски.

Уиллоу глухо фыркнула ему в грудь, а он еще крепче обнял ее.

– Теперь расскажи мне, какую услугу ты оказываешь Коббу. И объясни, что случилось с теми несчастными омарами, которых я положил на лед.

Обрадовавшись тому, что Дункан решил сменить тему, Уиллоу охотно рассказала ему всю историю, начиная со звонка Кобба и кончая результатами ночной поездки по заливу Мэн.

Она поделилась с Дунканом и собственными соображениями по поводу того, что происходит. Он выслушал спокойно и внимательно, как слушал всегда, когда же она закончила, несколько минут молчал, обдумывая услышанное.

Уиллоу уже успела задремать, когда Дункан заговорил:

– Значит, сегодня ты возвращаешься в Огасту, так?

– Нет, – ответила она, не открывая глаз и не поднимая головы с его плеча, – сначала я заеду в Ороно. У меня там есть приятельница, которая работает в Морском университете и как раз занимается омарами. Я хочу завезти ей наши экземпляры. Потом я поеду в Огасту и на работе проверю все лицензии, выданные на открытие полигонов для захоронения опасных отходов за последние пять лет. Но все это после того, – она зевнула и теснее прижалась к Дункану, – как немного посплю.

Он молча повозился на диване, не выпуская из рук Уиллоу, и наконец улегся, вытянувшись во всю длину и по-прежнему прижимая ее к своей груди. Решив, что более теплой и безопасной постели ей и не надо, Уиллоу еще раз с удовольствием зевнула, немного поворочалась, устраиваясь поудобнее, и крепко уснула.

Дункан лежал, глядя в потолок, и всесторонне обдумывал только что услышанную историю. И ни с одной из сторон она ему не нравилась. Было совершенно очевидно, что его любимая женщина напрашивается на серьезные неприятности.

Люди, сбрасывающие в океан токсичные отходы, возможно, не остановятся и перед новыми преступлениями ради того, чтобы замести следы. А Дункан точно знал, что Уиллоу будет преследовать их с упорством разъяренной львицы не только потому, что это часть ее работы, но и потому, что опасность угрожает месту, где прошли ее детство и юность.

Он покрепче прижал к себе тихо посапывающую женщину, скользнул рукой по ее спине, обхватил упругие ягодицы. Уиллоу Фостер – это само воплощение страсти; она не знает ни сомнений, ни колебаний, каждый день проживает так, словно он последний; она не боится ничего на свете, кроме, может быть, собственного сердца, которое на всякий случай окружила надежной гранитной стеной. Дункан не сомневался, что с той же страстью, которую Уиллоу демонстрировала в его постели, она будет бороться с преступниками, и никакие разумные доводы не смогут остановить ее. И если он хотя бы намекнет на то, что разбираться с этой проблемой надо бы не ей, а следственному отделу, это может положить конец их и без того хрупким отношениям.

А ведь в последнее время в этих отношениях наметился прогресс. Так что Дункану совсем не хотелось рисковать достигнутым и вести себя слишком жестко или требовательно.

Люди, знающие Росса как добродушного и приветливого хозяина бара, и не подозревали, что под маской веселого и слегка насмешливого безразличия скрываются стальная воля и непреклонное упорство. Дункан предпочитал не демонстрировать эту сторону своего характера никому, а Уиллоу особенно, хотя она, кажется, все-таки догадывалась о ее существовании. Тем не менее за последнее время их отношения стали заметно теплее и ближе, Дункан будто видел, как на защитной стене, окружающей ее сердце, образуются широкие трещины.

Решительное нежелание Уиллоу любить его не обижало Дункана. Он понимал, что дело тут не в нем лично, а в том, что она боится самой любви, боится неизбежной уязвимости и эмоциональной зависимости, которые та несет с собой. Уиллоу напоминала ему мотылька, танцующего вокруг горящей свечи: пламя властно влечет его к себе, и он подлетает совсем близко, но как только жар становится чересчур сильным, испуганно шарахается прочь.

Причина этого, по словам ее сестры, кроется в той трагической истории, которая случилась, когда Уиллоу было пятнадцать лет. Рейчел рассказала об этом Дункану полтора года назад, после того как Уиллоу, проснувшись в его постели, немедленно сбежала в Огасту.

Тем далеким летом утонул юноша, бывший ее первой любовью. Помогая отцу проверять ловушки, он запутался ногой в тросе, и его затянуло под воду. Отец, пытавшийся спасти мальчика, тоже погиб. С тех пор, по утверждению Рейчел, Уиллоу остерегалась любой, даже самой легкой, привязанности.

Другим фактором, надолго отбившим у нее охоту доверять кому-нибудь свое сердце, была трагедия, произошедшая с родителями. Их отношения определялись страстью, и поэтому Уиллоу нетрудно было поверить в то, что ее отец в приступе ревности убил свою жену и Таддеуса Лейкмана, а потом покончил с собой. И к тому времени, когда правда вышла наружу и выяснилось, что они оба были застрелены Раулем Вегасом, Уиллоу уже успела твердо поверить в то, что любовь несет с собой лишь горе и разрушение. Поэтому, решив защитить себя, она и закрыла сердце на надежный замок.

Целых два года Дункан пытался подобрать к нему ключ, и его терпение уже подходило к концу. Иногда по ночам, лежа в широкой пустой постели, он спрашивал себя, не безнадежное ли это занятие – любить Уиллоу Фостер?

Усмехнувшись, Дункан приподнял ее левую руку и посмотрел на полустертые синие буквы на ладони. Когда Люк забирал со стоянки у пристани ее машину, Дункан заметил на сиденье клочок бумаги, на который Уиллоу торопливо переписала латинское изречение, очевидно, собираясь позднее найти его в словаре.

Он засунул ее руку себе под мышкуй опять принялся разглядывать потолок. «Potes currere sed te occulere non potes». He хотел бы он оказаться поблизости, когда Уиллоу переведет эту недвусмысленную угрозу.

Дункан погладил ее ягодицы и устало вздохнул. Ночь получилась долгой и тревожной, и ему самому не мешало немного поспать. У них есть еще три часа до того, как на кухне появятся работники и начнут греметь посудой.

Поцеловав Уиллоу в макушку, он закрыл глаза и быстро заснул, успев перед этим подумать, что игра, которую она сама и затеяла, с этого момента будет вестись в ее собственные ворота.

Глава 5

Уиллоу добралась до своей квартиры в Огасте уже за полночь. У нее не хватило сил даже на то, чтобы повесить пиджак на плечики, и она оставила его валяться на полу, рядом со сброшенными лодочками и тяжелым портфелем. Не зажигая света, она быстро прошла через гостиную на кухню, распахнула дверцу холодильника, вытащила оттуда открытую бутылку вина и начала пить прямо из горлышка, остановившись только тогда, когда вдруг поняла, что мечтала вовсе не о вине, а о порции тридцатилетнего шотландского виски.