Как я увела жениха с чужой свадьбы (СИ) - Волкова Дарья

— Ага, щас! Я целую кастрюлю контента в инстаграм запилила, а ты в него половником! А ну марш мыть руки и за стол!

Когда Ярослав вернулся — очень быстро! — на кухню и сунул мне под нос свои чистые лапки, я кивнула и показала рукой на стол. А я там сделала красиво. Полная тарелка темно-малинового варева, сверху белоснежный плюх сметаны и озерцо зелени.

— Так, погоди жрать! — я успела отобрать у Огарёва ложку.

— Это мой борщ! — почти зарычал он.

— Это не твой борщ, это наш контент!

Я думала, он меня убьет. Но сдержался. Пока я переслала ему фото и заодно полистала ленту, он успел опустошить тарелку и посмотрел на меня. Очень выразительно.

Я так и хотела сказать: «Ярослав, это всего лишь борщ!». Но я благоразумно промолчала. Сидела и молча любовалась, как Ярослав ест. Это атавизм какой-то, ей-богу. Но в том, чтобы смотреть на то, как мужчина с аппетитом ест то, что приготовлено тобой — в этом что-то есть. Что-то такое, необъяснимое. А все, что необъяснимое — оно, сцуко, таит в себе потенциальную опасность — это я знала твердо.

Вложив в себя три тарелки супа, Огарев удалился в кабинет. Переваривать. Борщ. И сам факт его наличия в своей квартире, наверное.

Утром следующего дня я застукала Огарева за поеданием борща.

— Кто ест суп на завтрак?

— Ась? — оторвался Ярослав от своего увлекательного занятия. Поморщился. — Блин. Тоня. Опять эта футболка! У тебя что, ничего другого нет?

— Я собирала вещи под твое нытье «Ну скоро уже? Ну когда уже? Ну давай быстрее»! — хотя это было неправдой, на самом деле. Поторопил меня тогда Ярослав всего один раз.

— Хочешь, я дам тебе свою футболку? — добросердечно предложил Огарев, возвращаясь к борщу. — Или, может, это… Там вещи Виолеттины остались, вторая полка снизу. Слева.

Та-а-а-к. Ты мужику борща, а он тебе — леща. То есть, предложил примерить вещи бывшей. Есть у человека мозг? Или хотя бы чувство самосохранения?! А человек демонстративно продолжал хлебать. Борщ на завтрак, блин!

Ла-а-адно-о-о-о.

Когда я уходила с кухни, Огарев наливал себе вторую порцию холодного борща из кастрюли. Когда я яростно перебирала вещи на второй снизу полке слева — я слышала гудение микроволновки и звук сработавшего таймера. А когда снова явилась на кухню — Огарев как раз подносил ложку ко рту.

Не донес.

Виолетка — деваха стройная, размерчик у нее XS, ну в лучшем случае — S. А я в хорошие времена могу и до L отъесться. Ну а так — уверенная M-чка. В общем, нетрудно вообразить, как я выглядела в атласной Виолеткиной сорочке. Ну вот прямо как со съемок фильма для взрослых.

Я выплыла на середину кухни и подбоченилась.

— Так лучше?

Я смотрела в бесстыжие огаревские глаза. Он… ну, он тоже пытался смотреть мне в глаза. Но взгляд его упорно сползал вниз. Ложка так и замерла у его губ. Я, если честно, тоже замерла. И даже дышала тихо-тихо. Потому что вдохни я чуть глубже и сильнее — и мои дыньки (по выражению Ярика) полновесного третьего размеру покинут пределы атласной сорочки. Навстречу борщу и приключениям, ага.

— Я… — Огарев прокашлялся, опустил ложку обратно в тарелку. — Я наелся.

Встал и глядя ровно перед собой, покинул кухню. Вот что за человек, а? На заданный вопрос так и не ответил!

Эпизод «Борщ и ночнушка Виолетты» свербил своей незавершенностью. Душа требовала продолжения банкета. Без объяснений — но требовала.

Поэтому пришедший почти в девять вечера Огарев застал меня на диване в гостиной в компании клубочков.

— Это что такое? — он, наверное, думал, что я не заметила, как он мгновенно просканировал, во что я одета. А я заметила! Рубашка Ганиного брата вроде бы не вызвала недовольства. А по нему вообще-то не разобрать сегодня. Мрачный. Устал, наверное. Но на жалость мне давить бесполезно.

— Это я тебе решила свитер связать, — мурлыкнула я. — Зима близко.

— Да? — Ярослав плюхнулся в кресло, вытянул ноги. — А чего не малиновый?

— Мне кажется, тебе к твоим серым глазам пойдет синий, — все так же елейно ответила я. — Ну ка встань, я примерю, правильно ли я петли набрала.

— Нет, — покачал головой Ярослав. — Я устал. Не буду вставать. Надо — снимай мерки с лежачего тела, — и еще сполз вниз по креслу, закинул руки за голову и закрыл глаза.

Ну и сниму. Я подошла и наклонилась. Именно в этот момент Ярослав открыл глаза. Темно-серые в обрамлении густых черных ресниц. Да, ему будет очень хорошо в синем свитере. Если я его свяжу. Мы так и застыли — он, полулежа в кресле, и я — согнувшаяся со спицами в руках над ним.

Ах, если бы не эти чертовы спицы…

— Ну как, правильно все сделала?

Теперь моя очередь прокашливаться.

— Да, — я спешно плюхнулась обратно на диван.

Ярослав так же молча продолжил валяться в кресле. А я три раза распускала резинку!

Я вязала свитер. Сварила куриный суп с домашней лапшой, нажарила котлет и испекла пирог с клубникой. Завела разговор о том, что мне не нравятся роллеты на кухне, и что их нужно сменить на римские. И что шторка в ванной мне тоже не нравится.

Огарев хмыкал, угукал, утыкался в телефон, уходил в кабинет. На троллинг, словом, не велся. И в то, что я вью гнездо в его квартире и собираюсь, как Виолетта, его охомутать, верить, похоже, отказывался. Ну и черт с тобой. Главное, чтобы в это не поверила я сама.

— И все-таки, почему ты не был на мужском стриптизе? — мне хотелось приключений. Или хотя бы перепалки.

— Это прямо самый актуальный и животрепещущий вопрос дня, угу, — буркнул Ярослав, занимаясь чаем.

— Ну ладно, а на женском почему? — я помнила, что он мне ответил в прошлый раз. Зачем спрашивала сейчас — необъяснимо. Ярослав тоже, похоже, остался в непонятках. Посмотрел на меня хмуро. И с ответом заморачиваться не стал — сдублировал.

— Дома, при правильном настрое и мотивации тебе девочка сама все покажет. Вот Виолетта — могла.

И замолчал. Типа — осекся. Типа — оговорился. Так я и поверила. Ну что, Антонина, хотела перепалки? Получи. Ведь с Виолетты станется на курсы пол-данса ходить. Для повышения привлекательности инвестиций.

— Какой ты жестокий человек, — вздохнула я, размешивая чай.

— Почему? — и бровью своей великолепной не повел Огарев на мой упрек.

- На стриптиз не ходишь! А где-то сейчас рыдает одна танцовщица, — я принялась размешивать чай в противоположную сторону. — И один Богдан, — и снова сменила направление движения ложки. — Утирая скупую слезу леопардовыми плавками.

— Знаешь, — Ярослав отложил свою ложку и отпил чая. — Я, конечно, на мужском стриптизе не был… Но, подозреваю, что в эти плавки даже высморкаться толком не получится.

Через секунду мы оба ржали. Вот что мне нравится в Огареве — так это здоровое чувство юмора.

— Тосечка!

Твою ж дивизию! Я поправила широкий ремень сумки и так же широко улыбнулась.

— И тебе не кашлять, милый.

Ярик попытался меня поцеловать, но я отвернула лицо, и вышло почти в ухо. Я поморщилась, но Ярик сделал вид, что не заметил.

— Слушай, а я дозвониться не могу до тебя, несколько раз приходил, да все никак не мог застать! — с отвратительной жизнерадостностью начал вещать Ярик. — Вот, пришел к тебе на работу.

И ведь поймал на выходе из торгового центра, умелец.

— Пришел — молодец. Тебе гриль вернуть?

— Тоня, ну какой гриль, о чем ты! — всплеснул руками Ярик.

— Как — какой? — вздохнула я. — Электрический, из нержавейки. Или что-то еще ты забыл?

— Тоня, ну хватит дуться… — заныл Ярик. — Ну, поругалась — с кем не бывает. Давай мириться.

— Мириться? — Ярик, конечно, периодически нес ахинею. Но чтоб такую…

— Конечно, мириться! Ну ты ж сама посуди, — Ярик тут же принялся меня убеждать. Все так и норовят меня убедить, будто на лбу у меня написано: «Убеди меня». — Вот кого ты найдешь? Ты же не фотомодель, Тонь, да и характер у тебя того… И волосы… А я тебя это… люблю. Давай все забудем. Кто старое помянет — тому…