Дом потерянных душ - Ф. Коттэм

Мейсон сидел за угловым столиком в подвальном помещении паба, где посетителям обычно предлагается дежурное блюдо. Даже в искусственно созданной полутьме подвала Ситон тут же узнал его. В цокольном этаже сидели всего семь человек, из них четверо — парами. Накануне вечером Ситон изучил фото Сары Мейсон в досье, врученном ему Малькольмом Коуви. У Николаса были такие же, как у сестры, высокие скулы и глубоко посаженные карие глаза. Одет он был неприметно, но его выдавало телосложение — стройная, можно даже сказать, худощавая фигура. Мейсон сидел без пиджака, закатав по локоть рукава рубашки. Руки у него были жилистые и сильные, на плечах под рубашкой выделялись твердые выпуклости бицепсов. Усевшись напротив него, Ситон заметил на столике пачку «Ротманса». Мейсон держал между пальцами неприкуренную сигарету.

— Не возражаешь, если я закурю?

— А даже если и возражаю. Это разве что-то меняет?

— Господи боже! — улыбнулся Мейсон и закурил. — Пэдди. Мне не говорили, что приедет пэдди.

— Похоже, вы не слишком жалуете ирландцев.

— Да, не слишком.

Ситон вздохнул и сделал вид, что собирается уходить.

— Садись, приятель. Сделай одолжение, — остановил его Мейсон. — Мне сейчас туго приходится. Поэтому не до хороших манер. Но за то, что приехал, я тебе очень благодарен. И еще буду, если поможешь сестренке.

Ситон снова сел. Он и не собирался уходить. Он ехал сюда, чтобы помочь, если сможет. И сейчас был полон решимости. Но у него совершенно не было времени выслушивать в качестве вступления армейский треп, без которого, как он подозревал, крутые парни типа Мейсона обойтись не могут. Белфаст был отпечатан у него на лбу. Два, а может, и три срока службы. Но Ситон в данный момент не располагал ни временем, ни желанием выслушивать всю эту гнусь.

— Она что-нибудь помнит из того путешествия?

— Ее держат на успокоительном, — покачал головой Мейсон.

— А раньше?

— Она выглядела очень подавленной. Но я так не думаю. Во всяком случае, днем из нее слова было не вытянуть. А ночью ее вроде бы кошмары не мучили. Потом она сходила на похороны Рейчел Бил и стала уверять, что якобы видела Рейчел у края могилы.

— Они все видели.

— После этого она будто в ступор впала. И вскоре попыталась покончить с собой. — Мейсон затянулся. — Хотела утопиться в море, мистер Ситон.

Тут оба с минуту помолчали. За стенами паба завывал ветер, и слышно было, как высокие волны бьются о гранит.

— Вечером неделю назад, в такую же непогоду. А я как послушный брат сидел у окна с видом на набережную. И заметил ее только потому… — его голос прервался, — что она прикрыла свой срам простыней.

Свой срам. Еще не успев сесть в пабе напротив Николаса Мейсона, Ситон понял, что тому приходилось убивать. Ситон понял и другое: если у него хватит сил, то он обязательно поможет этой семье.

— Я собираюсь попросить вас кое-что сделать, мистер Мейсон. И здесь вам придется довериться мне целиком и полностью.

Мейсон молча посмотрел на него.

— Здесь, может, даже уместнее будет слово «вера».

— Может, будешь называть меня просто Ником, — сказал Мейсон.

— Пол, — откликнулся Ситон.

Они обменялись над столом рукопожатием.

— Пол, я чувствую, происходит нечто странное. Что-то необъяснимое. По крайней мере, я этого объяснить не могу. Что-то жуткое. Я присутствовал на похоронах Бил. Против воли Сары и без ее ведома. Но я даже рад, что сделал это. Я видел, как она потеряла сознание. Но еще до ее обморока я наблюдал вещи из ряда вон.

— А после того? Что-то с ней? Это тоже важно.

— Вчера ночью произошли две странные вещи, — чуть подумав, ответил Мейсон. — Ближе к рассвету. Около полуночи я проверил, как дела у Сары. Ну, с ней была одна из нанятых мной сиделок. Тогда я решил хоть пару часиков соснуть. Но меня разбудило играющее на кухне радио. Пришлось встать и идти его выключать.

— И что в этом необычного?

— Да ничего. Только разве радио может само собой включаться?

Ситон пожал плечами.

— Еще до Херефорда[18] я служил в десанте. Однажды ночью мы втроем несли дозор на КПП на лесной дороге у Кроссмаглена. Никаких данных о передвижениях «прово»[19] мы не получали. Словом, обычное дежурство. Я как раз сменился, тянул себе тихонечко пиво и слушал плеер. Вот тут-то они и ударили по нам минометным снарядом. Оба моих подчиненных погибли. Взрывом их просто выдернуло из обмундирования, а клочки тел разметало по деревьям. У меня же — ни царапины. С тех пор я не могу слышать эту песню. А когда радио на кухне само включилось, то звучала именно она.

— Что за песня? — спросил Ситон, хотя уже знал ответ.

— Джон Леннон. «Imagine». — Мейсон встал и сунул руку в карман брюк. — Я ведь даже не предложил тебе выпить, Пол. Выпьешь что-нибудь?

— Ты говорил, две. Ты сказал, вчера ночью случились две странные вещи.

— Да, случились. Когда я выключил радио и поднимался к себе по лестнице, мне послышался удар колокола. Всего один. Но такой громкий. Ни одной уитстейблской звоннице это не под силу.

— Я, пожалуй, выпил бы виски, — сказал Ситон.

Мейсон отошел к бару, а Ситон обхватил руками голову. Он исходил из убеждения, что неведомая сила, таившаяся в доме Фишера, то крепла, то вновь слабела. По-видимому, профессор этики и злополучная стайка его девчушек отправились туда в момент ее кульминации.

Мейсон вернулся с двойным виски. Ситон принялся посасывать «Бушмилз», на вкус — двенадцатилетней выдержки.

— Кто такой Коуви?

— Он разве не сказал?

— Нес какой-то бред про институт психических исследований.

— Это вовсе не бред.

— Может, и нет. Он как-то задействован в лотерейных призовых фондах. Вот все, что я о нем знаю. Но ты явно не тот, за кого себя выдаешь.

— Не тот, — подтвердил Ситон.

Он все цедил виски. Такой хороший, такой соблазнительный, напоминающий о доме.

— Я еще не все рассказал, — признался Мейсон. — Я говорил, что услышал по радио «Imagine». Да, я слышал. Вернее, мне показалось, что слышу. Но пел вроде бы не Леннон. По звучанию она вообще смахивала на пародию. — Он пожал плечами. — Может, и ерунда.

— Нет-нет, рассказывайте.

Ветер пополам с дождем завывал за стенами паба, и волны прибоя вторили ему, сливаясь в один нестройный хор. Светильники отбрасывали приглушенный свет и то и дело мигали. Ситон улавливал слабый запах дегтя, исходящий от деревянной обшивки подвальных стен. Он сидел и думал:

«Господи! Так близко от моря…»

Дрожащей рукой он поднес стакан с виски ко рту.

— Не похоже было, что это Леннон играет на пианино, — продолжал Мейсон, в очередной раз затягиваясь. — Когда я был еще мальчишкой, мой старик всерьез увлекался примитивным джазом. Обожал классику, стандарты начала века. Кинга Оливера, Луи Армстронга. Особенно он фанател от Фэтса Уоллера.[20] Заставлял нас до одурения наигрывать нью-орлеанский регтайм и прочие веселенькие вещицы. Примерно так и звучала та интерпретация Леннона. Музыка «черных», мотивчик в стиле страйд. С бордельным душком.