Ржавый меч царя Гороха - Андрей Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здраффстфуйте!
— Здоровеньки булы, — не совсем правильно ответил я, но он меня понял.
— Присаживайтесь.
— Спасибба.
— Прибалтика?
— Не поннял…
— Ну как это… Эстляндия?
— Та! — уверенно подтвердил третий жених нашей царевны.
Почему-то он мне нравился меньше всех: глаза какие-то блёклые, бесцветные и мутные, как у замороженной сёмги в супермаркете.
— Это что же происходит, гражданин фон Паулюсус? Вы прибыли к нам в столицу с целью женитьбы, а задержаны в связи со вчерашними безобразиями в кабаке. Ай-ай-ай, товарищ эстонец! Нарушаете?
— Я не ппил, они фсё сами выппили!
— Дыхните? — перегнулся я через стол. Потомок рыцарского рода цослушно наклонился и дыхнул. Ну, зубы не айс, однако и перегаром не пахнет.
— Как оказались в одной компании с драчунами и алкоголиками?
— Случайнно.
— А поподробнее можно?
— Софсем случайнно.
Да, а этот тип, мягко говоря, немногословен, придётся тянуть клещами. В фигуральном смысле, разумеется, мы ж не в царской пыточной, у нас другие методы.
— В драке с сотрудником милиции участвовали?
— Не учаффстфофал.
— Тогда за что вас задержали?
— За компаннию, — так же терпеливо, словно малому ребёнку, продолжал объяснять белокурый гость с янтарных берегов.
Что ещё у него можно было спросить, я просто уже не знал.
— Про меч-кладенец слышали?
— Нетт.
— Претензии к органам правопорядка за неправомочные действия имеете?
— Нетт.
— Другие ответы знаете?
— Нетт, — даже не моргнул он, и я сдался. Мне пришлось честно отпустить и третьего претендента в гороховские зятья. Правда, взяв с него подписку о невыезде. С первых двух не стал брать, а с этого взял. Чисто из вредности. Говорю же, не понравился он мне. И пусть в нашей милицейской работе апеллировать такими критериями и не положено, внутренне я был бы рад прищучить этого белобрысого хоть за что-нибудь…
— Батюшка сыскной воевода, — в дверях опять показались стрельцы, — так что, пятого заводить ли?
— Какого пятого?! — не понял я. — Погодите, у нас же вроде всего четверо задержанных. Три жениха и Митька. Чего вы меня со счёта сбиваете?
— Дык в ночь, под самое утро, ещё и дьяка Филимона Груздева доставили ребята, — смущённо пояснили еремеевцы. — Говорят, он по городу бегал в непотребном виде и речи орал крамольные…
— Какие?
— Что, дескать, царь преставился!
Ну этого типа я точно не мог принять. Он бы точно сдал меня с потрохами, и уж ему-то поверили бы! Пришлось вставать и идти на поклон к Яге, умоляя её разобраться с козлобородым нарушителем ночного спокойствия. А заодно и выяснить, чего он-то делал в неположенное время у царских подвалов? Причём крутился ведь, гад, вполне целенаправленно, именно там, где пропал меч. Так что вопросы и подозрения в его адрес самые серьёзные…
— Бабуль? — Я деликатно постучал в дверь её комнатки.
На стук неторопливо вышел мажордомистый Васька и вопросительно выгнул на меня бровь.
— Ягу можно? — прокашлявшись, уточнил я. Кот поднял вторую бровь.
— Исключительно в служебных, а не в личных целях. Необходимо помочь с допросом важного свидетеля, а может быть, и подозреваемого.
Чёрный как смоль Вася подумал, поморщил нос и обернулся назад. Моя домохозяйка, тишайше сидевшая у себя у окошечка, так же молча встала и чинно прошла в горницу. Мне же было жестом предложено подняться за котом наверх, в мою комнату.
Собственно, совсем уж отлучаться от участия в допросе я никак не собирался, поэтому уселся на лестнице в надежде хоть что-то услышать.
Вскоре понятливые стрельцы за шиворот притащили грязно ругающегося дьяка.
— Деспоты сатанаиловы! Сатрапы диавольские! Палачи и душители гражданских свобод! — надрывался Филимон Митрофанович, разумно адресуясь в потолок.
Наезжай он конкретно на стрельцов, так мог бы и по шеям словить на раз-два, а он у нас в этих делах тёртый калач, зазря не подставляется. Не припомню ни одного расследования нашей опергруппы, чтоб скандальный дьяк тем или иным боком в нём не отметился. Поэтому, как следует себя вести при очередном аресте, он туго знает…
— Беспределыцики! Христопродавцы! Иуды в погонах! За что мя наказуеши, Господи?! За какие грехи в пасть львиную алкающую ввергавши? Во есмь дух мой в смятении, а тело хворое, бренное изъязвлено побоями злобнымя милицейскимя! А ще и хулу на мя возводишима, аки в пекле чисто херувиму, паки…
— Цыть, охальник, — кротко попросила Яга, и ушлый дьяк мгновенно заткнулся.
Бабушку у нас вообще практически все слушаются с первого слова, дураки кончились в прошлом полугодии…
— Присел бы ты, Филимон Митрофанович. Ноженьки-то небось не казенные. Может, чайку отведаешь да с ватрушечкой?
— Да уж не откажуся. Ещё потребую и…
— А ну встал! Кто тебе позволил тут рассиживаться, морда уголовная?! — мигом сменила тон бабка, одновременно отыгрывая и плохого, и хорошего полицейского. — Пойдёшь навстречу следствию, будет тебе чай с ватрушкой, а не пойдёшь… Кочергой словишь — и на каторгу Нерчинскую, по этапу, без права переписки!
— Ну вот что с вами, фараонами египетскими, делать будешь? — философски вздохнул дьяк, поправляя спрыгнувшую от страха ермолку. — Вопрошай, матушка следственная экспертиза, ответ смиренный как на духу держать буду. А коли хоть словом солгу, дак испепелит меня гром небесный…
— Грома посредь горницы не обещаю, — сурово поправила бабка, — но на пятнадцать суток оприходовать право имею. Давай ври, чего ты там про помершего царя плёл, чем народ смущал, а?!
Филимон Митрофанович перекрестился и начал:
— Вчерась накрыла меня бессонница. Дай, думаю, помолясь, полезным делом займусь, до терема государева прогуляюсь, бумаги проверю, порадею и ночным бдением за-ради нежно любимого отечества…
Эх, ну что тут скажешь? Фальшивые и надуманные объяснения гражданина Груздева могли бы кого угодно поставить в тупик, поскольку наш дьяк лжёт, как дышит. Честное милицейское, редко у кого это дело получается естественнее, чем у этого вечного борца за собственные корыстные интересы…
— И тут вижу, подозрительнейший злодей от калиточки через весь царский двор лыжи вострит. Пригляделся я к нему попристальней, да и ахнул — чистый призрак! Вот клянусь святыми угодниками, вылитый ваш покойничек. Дай бог ему царство небесное, Никите Ивановичу, душевнейшей теплоты был человек, радость-то какая… — вовремя поправился прожжённый аферист в рясе. — В смысле, говорю, трагедь-то какая, а?! Тока был он почему-то в бабском исподнем, и у меня от того ажио чуть сердце в пятки не упало, потом задержалось где-то выше колена, ниже пупка и ужо там забилося-а…
Не знаю, как Яга, а вот лично я краснел, как первокурсник на дискотеке выпускниц в общаге мединститута, куда парни не пошли, потому что курили в туалете, и девушки отрывались по-своему. Знаете, когда они не думают о том, что говорят…
— Хорошо, может, я и поверю, что тебе, коту нашкодившему, за орехи подвешенному, наш светлый участковый и привиделся в пьяном угаре. Но с какого ж бодуна ты, извращенец в ермолке, с бородёнкой козлиной да мозгом бараньим, государя-то там углядел, ась?!
Как я понял, дьяк в явлении царя Гороха так уж сильно уверен не был. То есть видеть-то видел, но вот умом поверить в то, что всеми любимый царь-батюшка шастал по собственному подворью в женской ночной рубашке, это уже слишком…
— Пил вчерась?
— Нет. Ни стопочки не пригубил.
— Врёшь, зараза!
— А чего сразу ругаться-то?! — вспыхнул гражданин Груздев. — Ну ежели и принял на грудь литр-другой… третий, так не за-ради чревоугодия, а причины избавления от бессонницы для!
Вопрос, с чего он вообще туда попёрся, даже не стоял. Дьяк задержался дольше, чем рассчитывал, разбирая царские бумаги. Прямым текстом это значило: занимался приписками, подтирками и подтасовками, выгадывая себе пять-шесть лишних монеток к жалованью. Ну и там, сами понимаете, чисто случайно углядел с высоты второго этажа нашу телегу опергруппы со стрельцами на борту. Вроде как решил вежливым образом спуститься, поздороваться, но вдруг увидел идущего от калиточки призрака в белой милицейской фуражке.
— Так вот, пошёл я за ним, грешником, тихохонько. Думаю, мается, видать, щас сзаду подкрадусь да как дуну в ухо, он и развеется. А тут участковый свечку зажёг с огоньком зелёным, по всему видать, сатанинское изобретение… Аи! Чего ж дерётесь-то, бабушка?
— Да так, рука случайно сорвалась, — даже не извинилась Яга. — Но ты продолжай, продолжай…
Поразительным оказался тот факт, что Филимон Митрофанович призраков совсем-таки не боится. Ну ни на грош! То есть вполне готов к общению с духами умерших, не испытывая ни малейшего страха к жителям потустороннего мира. Подозреваю, у него на это просто фантазии не хватает. Надо было хоть укусить его в прошлый раз для порядку, чтоб впредь не приставал к безвинно блуждающим душам усопших…