Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От глаз людских, как ни таись, не скроешься. Чадру, как говорится, на тайну не накинешь! Донесли Шамси, что ходит его младшая жена в женский клуб.
Не подобает, конечно, почтенному человеку выслеживать жену, подобно ревнивцу-молодожену, но что поделаешь, если все бабы с ума посходили с этим чертовым клубом!
Увы, не соврали люди — своими глазами узрел Шамси свой позор.
— Посмей-ка пойти еще раз! — пригрозил он Ругя.
— Захочу — и пойду! — огрызнулась та.
— Ты, может быть, и чадру скинешь, как подружки твои бесстыдные?
— Может быть, скину!
Шамси вспылил:
— Ты с кем так разговариваешь, негодная, — с мужем?
Ругя небрежно махнула рукой:
— Заладили все мужчины одно: муж да муж!
— Да ведь в святом коране сказано: мужья выше жен! Так определил сам аллах, потому что мужья кормят и одевают своих жен. Муж, как говорится, ореховое дерево рубит, а жена орешки грызет!
— В коране! А в других книгах сказано иначе.
— Давно ли ты книги стала читать?
— Зато другие читают, ученей тебя, и говорят, что муж жене не хозяин.
— Этому вас учат в вашем клубе?
— А хотя бы и там!
— Вот не дам тебе есть, тогда узнаешь, хозяин муж или нет, ослица упрямая!..
Шамси приказал Ана-ханум не кормить Ругя: поголодает — станет шелковой!
Старшая жена ревностно исполняет приказание. Конечно, Ругя может сходить в лавочку к частнику и взять продукты в долг — ей, как жене Шамси, частник поверит. Но она выдерживает характер и целый день сидит у себя в комнате голодная.
Перед тем как лечь спать, Шамси запирает кухню на ключ. Улегшись, он долго ворочается с боку на бок, размышляя о происшедшем. Ему становится жаль Ругя. Крадучись, стыдясь своей слабости перед Ана-ханум, он пробирается на кухню, наполняет тарелку холодной бараниной и несет к Ругя.
— На, ешь… — говорит он, не глядя на Ругя.
Она отталкивает его:
— Уйди!
Тарелка летит на пол, разбивается вдребезги. Куски мяса разлетаются по ковру. Ана-ханум, полураздетая, заспанная, выползает из своей комнаты.
— Что еще тут случилось, полуночники?
Шамси понимает, что он разоблачен. Его охватывают досада, гнев. Впервые в жизни замахивается он на Ругя…
Шамси решил не кормить Ругя до тех пор, пока она не откажется ходить в клуб, а частник-лавочник, узнав про ее размолвку с мужем, не стал ей отпускать в долг. Вот уж впрямь по пословице: стоит мужу побить жену — ее укусит и собака!..
Ругя поделилась с Баджи своими невзгодами.
— Может быть, перестанешь ходить в клуб? — спросила Баджи испытующе.
— Нет, не перестану! — решительно ответила Ругя. — И даже если старый черт смилостивится и согласится меня кормить — не стану теперь принимать от него еду.
— А как будешь жить?
Ругя беспомощно развела руками: в том-то и вопрос!
Баджи задумалась.
— Слушай, Ругя, — сказала она наконец. — Ты на меня не обижайся, если я тебе кое-что предложу.
Она взяла Ругя за руку, привела в мешочную артель.
Обидно, конечно, ковроткачихе-искуснице возиться со старыми мешками, но уж лучше латать эту рвань, чем снова все дни просиживать дома, как птица в клетке, и терпеть попреки за хлеб.
Прощаясь, Баджи сунула Ругя немного денег:
— Заработаешь — отдашь!..
Шамси, в свою очередь, сетовал перед Ана-ханум и Абдул-Фатахом: нет сладу с младшей женой!
— Вышвырнуть надо ее из дому, эту гусеницу! — советовала Ана-ханум. — Только грязь в приличный дом вносит, позорит твое имя.
— Это ты из ревности меня подбиваешь, старуха! — угрюмо ворчал Шамси, но в глубине души колебался: может быть, старшая жена права?
Абдул-Фатах советовал иное:
— Припугнуть надо твою младшую жену разводом. Ты, как муж, вправе дать его жене когда захочешь. Я могу написать свидетельство о разводе, а если Ругя смирится и ты пожелаешь вновь приблизить ее к себе, я могу снова составить кебин — брачный договор. Шариат этого не запрещает.
— А будет ли этот кебин действителен сейчас? — спросил Шамси, подчеркивая последнее слово. — Говорят, издан какой-то новый закон о браке и кебины, которые заключаются при советской власти, не считаются настоящими брачными договорами.
Абдул-Фатах пренебрежительно усмехнулся:
— Много ли женщины разбираются в законах!
Шамси медлил: неужели придется тратиться на свидетельство о разводе и на новый брачный договор?
— Уверен ли ты, что это поможет? — спросил он жалобно.
— Испокон века так поступали! Поартачится немного твоя младшая жена и пойдет на попятный. Ты сам посуди: куда ей идти? В городе родственников у нее нет. До отца доехать, в селение — нет денег. А если бы и добралась туда как-нибудь, отец ее все равно не примет, отошлет обратно. Не для того, скажет, выдавал я тебя замуж, чтоб ты, опозоренная и голодная, ко мне вернулась. Где постелила, скажет, там и спи! Да и Балу она никогда не оставит.
Шамси раздумывал: Ана-ханум говорит — вышвырнуть надо Ругя из дому; Абдул-Фатах — пригрозить разводом. Как же, в самом деле, поступить? Будь он проклят, этот женский клуб!..
Вечером, после работы в артели, Ругя возвращается домой.
Ее провожает Баджи. Обе они устали; на лице, во рту, в волосах осела мешочная пыль. Тяжелый был день! Но сейчас Ругя умоется, поужинает — хлеб и сыр она купила на деньги, взятые в долг у Баджи — приласкает Балу и завалится спать.
Дверь дома, по обыкновению, наглухо заперта. Ругя долго стучит, но никто в доме не откликается. Наконец слышится сердитый голос Ана-ханум:
— Кого еще там носит по ночам?
— Это я, Ругя. Открой!
— Какая такая Ругя? Была у нас в доме одна Ругя,