Нефритовая Гуаньинь - Лэ Ши

Взбешенная гуйфэй вернулась в свои покои.

Император стал искать Мэй, но оказалось, что она, в сопровождении евнуха, уже вернулась пешком в Восточный дворец. Император разгневался и обезглавил евнуха. Туфельки и бирюзовые украшения для волос, оставленные наложницей, он приказал отослать ей обратно.

Мэй спросила у посланца:

— Значит, император совсем отвергает меня?

— Отнюдь нет, но он боится рассердить Ян гуйфэй.

— Если жалостью ко мне он боится вызвать раздражение этой служанки, разве это не значит, что он меня отвергает? — спросила Мэй с улыбкой.

После этого она поднесла Гао Ли-ши тысячу золотых и попросила его найти поэта, который помог бы ей вернуть расположение императора — как некогда Сыма Сян-жу, сложивший оду «Там, где длинны ворота»{150}. Однако Гао Ли-ши всегда держал сторону Ян гуйфэй, да к тому же и боялся ее. Он ответил:

— Человека, который смог бы сложить подобное произведение, в наши дни не сыскать.

Тогда Мэй сама сочинила оду «Восточная башня»:

Пыль на зеркальце осела.Я волос не убирала,Умащать и холить тело.Тонкий шелк носить — устала.Мой Чанмэнь заполонен тоскою{151}Залу орхидеи вспоминаю,Отцветая за глухой стеною.Будто слива, лепестки роняю.Птицы жалобно щебечут,Плача, сникли ветки ивы,Что-то ветерок лепечет —И душе моей тоскливо…Солнце скрылось за горою,В небе диск луны недвижен.Иногда ночной пороюГолос феникса мне слышен…Уж давно молчит мой милый,А дворец пустой и гулкий.Только память сохранилаНа Источники прогулки{152},Помню блики на волнахОзера с прозрачною водой,Звуки флейты на пирах,Выезд императора со мной —Песни, полные страстей.Пела я на расписном челне;О глубокой нежности своей,О любви вы говорили мне.Вы клялись и небом, и землей,И луной, и солнцем — быть со мной…Как соперница хитра и зла!Видно, ревность замутила кровь.Во дворец пустынный изгналаИ разрушила мою любовь.Я теперь печальна и грустна.Дни туманны, словно сновиденья,Ночь за ночью провожу однаИ стыжусь весеннего томленья.Некому сегодня написатьОду о печали во дворце…Дальним гонгом плач звучит опять,И не сохнут слезы на лице.Вздох мой тяжек, шаг мой неуверен,Тихо ухожу в свой дальний терем.

Узнав об этом, Ян гуйфэй сказала Мин-хуану:

— Какая-то Цзян фэй{153} осмелилась говорить о своем недовольстве и своих надеждах в стихах, столь же ничтожных, как и она сама. Я желаю, чтобы ей была дарована смерть.

Император промолчал.

Однажды из Линбяо в столицу возвратился гонец. Мэй спросила прислужников:

— Откуда приехал этот человек? Не привез ли он дикой сливы?

Ей отвечали:

— Прибыл гонец из южных уделов с плодами личжи для Ян гуйфэй.

Мэй горько заплакала.

В другой раз император принимал дары от чужеземных посланцев в Башне цветов и приказал тайно передать Мэй нитку жемчуга. Наложница отказалась от подарка, а тому, кто его принес, передала стихи, промолвив:

— Вручи от моего имени государю. Стихи гласили:

Брови перестала подводить,Платье мое смочено слезами,Нет желанья за собой следить —Мне ли украшаться жемчугами?!

Прочтя это, Мин-хуан загрустил, сердце его отяжелело. Он приказал музыкантам написать мелодию на эти слова и назвал ее «Нитка жемчуга». Так родилась эта мелодия.

Прошло некоторое время, и Ань Лу-шань{154} ворвался во дворец. Император бежал в западные области{155}. Ян гуйфэй умерла. Возвратившись в Чанъань, государь повелел разыскать Мэй фэй, но ее не могли найти. Мин-хуан был очень огорчен и решил, что она, верно, перебралась куда-то в другое место, когда началась смута. По его приказу объявили: кто найдет Мэй, получит звание чиновника второго ранга и миллион монет. Увы! Никто не мог указать, где она. Тогда император обратился к заклинателям, владевшим искусством оседлывать ветер и уходить в глубь земли. Но и те не смогли отыскать обители духов, где обреталась Мэй фэй.

Но вот какой-то евнух поднес государю портрет Мэй. Император нашел в нем большое сходство с изображенною, но, к сожалению, это был всего лишь портрет. Император написал на нем такие стихи:

Милую Мэй позабыть я никак не могу,С Неба сошла красота несравненная эта.Здесь она — словно живая, на белом шелку…Только, увы, это все — обаянье портрета.

Император перечел написанное, и из глаз его полились слезы. Он приказал выгравировать портрет на камне.

Однажды, жарким летним днем, император заснул, и ему привиделась Мэй: она стояла за бамбукового перегородкой и плакала, прикрывая лицо рукавом. Дымка окутывала ее. Она сказала: «Когда Ваше величество уехали отсюда, я приняла смерть от руки солдат-бунтовщиков. Но нашелся человек, который пожалел меня, — он похоронил мои останки под дикой сливой к востоку от озера».

Император был очень испуган и проснулся, обливаясь холодным потом. Тут же приказал он копать к востоку от озера Тайи. Однако — безуспешно.

Печаль императора все возрастала. Вдруг он вспомнил: на берегу озера, у Теплых источников, растет около десятка сливовых деревьев. Не там ли? Он самолично отправился туда на колеснице и снова велел копать. И едва лишь разрыли землю у корней деревьев, как появилось тело Мэй. Оно лежало на глубине трех чи, в винной колоде, обернутое парчовым покрывалом.

Император был убит горем, придворные не могли выдержать этого зрелища. Труп осмотрели и нашли ножевую рану у плеча.

Император сам сочинил могильную надпись, и Мэй была предана погребению с должными почестями.

В заключение скажем.

С тех пор как Мин-хуан стал правителем Лучжоу, слава о его редкостной храбрости разнеслась повсюду. Со своими сверстниками он скакал верхом по угодьям, предаваясь радостям охоты и другим увеселениям, но тем самым приближал к себе людей мало достойных, причинял вред высокому своему положению. Более пятидесяти лет принимал он дары процветающей Поднебесной, жил в роскоши и непомерном изобилии. У него было больше ста сыновей и внуков, но на закате лет он выискал в толпе красавиц Ян гуйфэй, нарушив главные три долга{156} и через то посеяв смуту и раздор в государстве, потеряв здоровье и опозорив всю страну. И ведь все — ради того лишь, чтобы угодить Ян гуйфэй, исполнить каждое ее желание. Размышляя об этом, испытываешь немалое сожаление. Что же до наложницы Мэй, красота ее вызывала глубокую зависть всех, кто был до или после нее. И внутренние ее достоинства были несравненны; о них можно судить но этой истории. Одни говорили, что весь род ее проклят, другие объясняли ее несчастье случайным стечением обстоятельств. Но все ей завидовали. Можно ли было знать заранее, что Мин-хуан, уже стариком, окажется вынужден терпеть унижения и что трех сыновей его убьют{157} с тою же легкостью, с какою давят муравьев?! Когда Мин-хуан возвратился и передал власть сыну, смута еще не завершилась. Повсюду разыскивали дворцовых прислужниц, по все либо покончили с собой сами, либо погибли насильственною смертью. Обреченный на одиночество, Мин-хуан надеялся, что Поднебесная отнесется к нему со снисхождением. В «Цзочжуани»{158} говорится: «Беды тех, кто нам ненавистен, отзываются на тех, кого мы любим». Закон возмездия не ошибается ни на волос. Но неужели во всем, что случилось, повинны только эти две женщины?

В расцвете династии Хань большим почетом пользовалась «Чуньцю»{159}. Ученые-конфуцианцы следовали либо «Гунъяну», либо «Гуляну»{160}, которые меж собою соперничали, а летопись «Цзочжуань» оставалась незамеченной и не имела распространения. В конце концов, однако, заговорили и о ней: многие древние книги достигают толпы лишь долгое время спустя.

Ныне всякую красавицу, которую художник изобразит с веткою дикой сливы в руке, называют Мэй фэй. Многие плетут небылицы о танском императоре Мин-хуане, не имея о нем ни малейшего представления. Вина за гибель государства с Мин-хуана перекладывается на Ян гуйфэй, и поэты с удовольствием это повторяют. Что красавица Мэй заняла высокое положение при императоре, а потом звезда ее закатилась, считается вполне естественным.

Неизвестный автор

БЛАГОРОДНАЯ ЛИ{161}

Ли была дочерью Ван Иня, красильщика из мастерской в квартале Юнцин, что во Втором восточном районе Бяньцзина. Мать ее умерла в родах.

Вместо грудного молока Ван Инь поил малютку бобовою сывороткой и тем спас ее от смерти. Даже в пеленках девочка никогда не плакала. В Бяньцзине{162} было принято, что родители, если любили своего ребенка — будь то мальчик или девочка, безразлично, — непременно жертвовали его буддийскому монастырю{163}. Ван Инь горячо любил свою дочь и пожертвовал ее монастырю Драгоценное сияние. Когда он принес девочку в монастырь, та засмеялась. Старый монах взглянул на нее и спросил: