Вопросы мастеру - Наталья Захарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как ни странно, но я здесь не за этим.
– Зачем же?
Он улыбнулся:
– Я пришел на звук пощечины.
Щеки Элизабет вмиг покрылись румянцем.
– Мне наказать его? – продолжил Генрих. – Что он позволил себе?
В ее глазах проснулось любопытство и благодарность:
– Вы всегда заступаетесь за незнакомых женщин?
– Нет, не за всех, только за тех, за кого считаю нужным. За вас – с удовольствием!
– Почему?
Он пожал плечами:
– Вероятно, хочу этого. С самого нашего первого дня знакомства. А теперь, когда вижу, что вы буквально загнаны в угол, хоть я и не знаю в чем дело, тем более.
– Меня хотят выдать замуж, – она положила кочергу на место, вероятно, решив, что Генрих не опасен.
– А вы же не хотите, я прав?
– Да.
– Ваша история стара, как мир, – он улыбнулся.
– Разве?
Он кивнул:
– Да.
– Вы знаете моего кузена Лувиньи де Граммона?
– Я… знаком с ним.
– А с его другом, Генрихом де Бурье, вы знакомы?
– Немного, – улыбнулся он, услышав свое имя.
– Что вы знаете о де Бурье? Только говорите быстрее, он должен прийти с минуты на минуту.
Генрих хотел представиться, но желание получить ответ на свои вопросы пересилило. В конце-то концов, он может рассказать ей всю правду и позже. Никогда не поздно будет назвать свое имя, а сейчас, пока в ее глазах теплится надежда, делать этого ему не хотелось.
– Почему вы спрашиваете об этом меня? Я самый неподходящий ответчик. – ответил он вопросом на ее вопрос. – Если я скажу, что он – подлец, вы мне поверите? Или если я скажу, что он – хороший человек, тоже поверите? Во что бы вы хотели поверить больше? Вы и меня-то не знаете совсем.
Она на секунду задумалась, и потом выпалила как на духу:
– Вы единственный человек, который мне помог когда-то и я вам доверяю… Вот Генрих де Бурье- это действительно тот человек, против наказания которого я ничего не имею против! И буду благодарна, если вы покараете его.
– Он уже наказан, – сказал Генрих, подразумевая под своими словами то, что по всей видимости ему уже не удастся произвести на нее должное впечатление.
– Вы убили его?! – прошептала она, но тут же смутилась и добавила. – Пожалуйста, скажите мне, что он не придет никогда, что вы снова мне поможете и избавите меня от него. Пожалуйста, будьте моим добрым ангелом! Пожалуйста, помогите мне с ним справиться!
Генрих от удивления присвистнул. Да каким ангелом он может быть, если руки его по локоть в крови! И вообще, почему ангел в ее представлении должен убить людей, которых она ненавидит… Простила обидчиков на улице в день их первой встречи, а теперь жаждет крови человека, которого не знает!
Его крови, черт побери!
– А почему вы так ненавидите де Бурье? Судя по всему, вы с ним даже не знакомы.
– Он оскорбил меня!
– Вот как? Чем же?
– Во-первых, он обещал Лувиньи, что найдет мне мужа! Как будто он мой отец, и вправе решать мою судьбу! Лувиньи я бы еще смогла просить не делать этого, но как мне быть с человеком, которого я совсем не знаю? Как будто я какая-то вещь, которой нужно найти пару. Просто как одной туфле подобрать подобную! Он не знает, как я выгляжу, что я за человек…
– Возможно, он наслышан о вас немного больше, чем вы о нём… и надеется получить пару сюрпризов.
– Вот как? Что ж, он их получит!
Он тихо рассмеялся: столько лет прошло с их первой встречи, а она все еще напоминала ему сейчас девчонку, заблудившуюся в лесу. С той лишь разницей, что теперь она не блуждала по лесу в поисках выхода из него, теперь все было гораздо серьезнее: взяв в руки огромную ветку, она старалась распугать волков, разевающих на нее свои пасти. В каждом возрасте есть свои страхи.
«В какие же непролазные дебри ты снова забрела, Элизабет? И как мне помочь тебе?» – подумал он, но вслух сказал лишь:
– А во-вторых? Вторая часть нанесенного вам оскорбления, милое создание?
– Я весь день его жду, а он так до сих пор и не явился.
– А если он не знал, что встретит вас сегодня?
– Вряд ли. Лувиньи наверняка сообщил ему об этом.
– Да уж, должен был сообщить. – Он подошел к столику, налил в два бокала шампанского и поднес один собеседнице.
– Возьмите, это поможет вам успокоиться.
– Но ведь я никогда…
– Попробуйте, – он выпил свой бокал залпом и сейчас наблюдал за ней с улыбкой.
Она отхлебнула немного и зажмурилась, видимо, чувствуя, как шампанское обожгло горло и разливается теплом в груди.
– Расскажите мне о нем. – попросила она Генриха.
– Поверьте, мне очень трудно судить его, но я попробую. Что именно вас интересует?
– Он молод?
– Да, ему чуть больше тридцати.
Эльза встряхнула черными кудрями и ее серьги, украшающие милые ушки, запутались в них.
– Разве в таком возрасте можно быть таким беспощадным в любовных вопросах? Он сам- то женат?
– Нет, – Генрих усмехнулся, поняв, что хочет подойти к ней и поправить ее прическу, прекрасно осознавая, что на это его толкает розовая пелена, именно она подсказывает ему предлоги, чтобы подойти к ней поближе и дотронуться до нее.
– Как вы сами относитесь к нему? – прозвучал следующий вопрос.
– Иногда я его понимаю.
Наступило молчание, это молчание он узнал: оно всегда наступает перед тем, как будут заданы главные вопросы и прозвучат ответы на них, задающие тон последующему общению. Это молчание нельзя не узнать, потому что у него особый цвет.
– Почему вы здесь, рядом со мной, ведь внизу идет веселье, а вы для этого сюда и приехали, чтобы веселиться.
– Что-то мне подсказывает, что мое место рядом с вами, -ответил он так, как будто ждал этого вопроса. -Сейчас я, может быть, скажу большую глупость, очень многие правдивые вещи глупы по сути. Я не хочу отпускать вас от себя дальше, чем на пару шагов. Что-то должно произойти еще с нами, обязательно произойдет. И хочу вам сказать еще одну вещь: нет человека на свете более преданного вам, и я готов доказать это. Завтра я уезжаю из города и мог бы увезти вас туда, куда пожелаете. Обещайте, что подумаете над моим предложением.
– Обещаю… Обещайте мне тоже кое-что.
– Что же?
– Что вы не пустите больше никого в эту комнату. Ни де Бурье, ни кого бы то ни было. Я устала.
– Обещаю. Не спущу глаз с этой комнаты.
Он дышал розовой пеленой, он чувствовал ее терпкий запах шалфея, он ощущал ее уже не только в своих легких, но и в своем сердце, над которым она установила свою власть и теперь упивалась ею- захочет и сожмет его так, словно желая выжать из него всю кровь без остатка, отпустит, и оно расслабится, забьется вновь, толкая горячую кровь, с примесью розового, по венам. Стараясь завладеть новым телом, словно вирус, словно болезнь, пелена одаривала мозг красивыми картинками из будущего, обещая вечное блаженство.
– Вы ведь даже не знаете моего имени, – прошептала девушка чуть слышно.
– Так скажите, как ваше имя?
– Элизабет.
– Такое длинное имя, для вас такой маленькой, – сказал он те же слова, что и много лет назад.
Но она не придала им значения, она не узнала Генриха.
19
Мастер вошел в жилище Хранителя, гонимый внезапно возникшей догадкой. Он теперь не мог заниматься полотнами. А для Мастера нет ничего хуже и опаснее, чем невозможность творить, всегда должен быть хоть отголосок надежды на то, что придет вдохновение.
Хранитель сначала обрадовался нежданному гостю, как он думал, пришедшему разбавить его одиночество, но, увидев гнев в глазах Мастера, понял, что ошибся.
– Чью судьбу разбила моя дочь?
– Я не могу ответить.
– Он же не простой человек, верно? Ответь!
– Ты не должен задавать мне подобные вопросы. Просто будь уверен, что все случилось так, как и должно было случиться. Так было написано в моей книге, так и произошло.
– Как я был слеп! – Мастер рассмеялся. – Конечно же! Судьба не должна была находиться там, где она находилась, когда Энж ее разбила! Это было сделано специально! Ее специально поставили, как ловушку, и Энж угодила в нее! Кто он?
– Опомнись, ты носишь безразличие, не должен вести себя так. Иначе, не избежишь наказания.
– Он- Мастер? Она разбила человеческую судьбу, данную для Мастера?
– Да.
– Носителем какого чувства он был?
Хранитель медлил с ответом.
– Отвечай же!
– Я не вправе рассказывать тебе.
– Я сам скоро узнаю все… Ответь хотя бы на следующий вопрос- полотно уже было достроено, почему вдруг понадобилось разбивать его снова?
– Оно было построено неправильно. Уходи. Возвращайся к работе.
Конец ознакомительного фрагмента.