Ночь у Насмешливой Вдовы - Джон Карр

— Коварной?!

Джоан была истинной англичанкой. Если она видела мужчину с черными прилизанными жирными волосами, которые называют еще лоснящимися, или с бакенбардами хотя бы на миллиметр длиннее, чем то предписывается английскими обычаями, она испытывала такое отвращение, словно встретилась с ядовитым насекомым. И сходным образом относилась она к женщине, которая делилась своими проблемами не только с ближайшими подругами.

— Да, я назвала ее коварной, — кивнула Джоан, вставая и разглаживая белую шелковую юбку. — Я считаю ее коварной, и такая она и есть. Естественно, мое мнение о ней не имеет никакого значения. Мне совершенно все равно… — Она не выдержала. — Ах, Гордон! Неужели ты и правда бегаешь за этой ужасной женщиной?!

Уэст тоже встал.

— Сколько можно повторять — нет! Испробуй твой собственный метод: посмотри на меня! Вот оно! Можешь ли ты со всей искренностью и ответственностью заявить, что веришь клевете?

Наступило молчание; палевый мотылек, смеясь, порхал возле лампы.

Наполненные слезами глаза Джоан мельком взглянули на мотылька. Потом она обвела взглядом комнату.

— Нет, — призналась она тихим голосом. — Я не верю, со всей искренностью и ответственностью. Но…

— Что «но»?

— Яд проник мне в сердце, только и всего. И просто так не уйдет. Я все время думаю о том, как ты со Стеллой Лейси здесь, в твоей комнате…

— Прекрати! Неужели ты не понимаешь, что именно на такую реакцию и рассчитывает аноним? Из-за такого вот навета бедная Корделия Мартин покончила с собой, а возможно, дело выеденного яйца не стоило!

Джоан с усилием взяла себя в руки.

— Да, — согласилась она, — я понимаю. Извини. Я постараюсь исправиться.

— Если мы позволим анонимщику задеть нас за живое, мы пропали! Даже сейчас, когда я смотрю на вещи относительно легко и здраво, я понимаю, что в слухи о тебе и Хантере никто не поверит. Если не считать… если не считать меня.

— Вот именно! Взять, к примеру, Марион Тайлер. Она — милейшая особа. Если бы Вдова писала о мистере Хантере и Марион Тайлер…

— Что такое?! — вскричал пораженный Уэст.

Джоан, слегка склонив голову набок, оглядела его ласково, но с сожалением.

— Милый, — заявила она, — вы с моим дядей два сапога пара. Вы оба живете в башне из слоновой кости; вы никогда не видите того, что творится у вас под носом; вы оба не выносите сплетен.

— Да, я ненавижу сплетни и сплетников! Они ограниченные и ничтожные…

— Нет, Гордон. Просто ты вечно витаешь в облаках или плывешь в каноэ по Замбези. Ты никогда не замечаешь своих соседей.

— Понятно. А дядюшка чем тебе не угодил?

— Он долгие годы ругает военное министерство. Говорит, что в следующую войну, которая, по его мнению, начнется не позже чем через год, немцы нападут на нас на пикирующих бомбардировщиках при поддержке танков… — да-да, я знаю все термины! — ринутся в молниеносную атаку, которую они попробовали применить в 1914 году, но потерпели поражение. Военное министерство отделывается вежливыми отписками; а он стар и устал от жизни.

Фантазия Гордона Уэста услужливо нарисовала банальный образ полковника Бейли, живущего в отставке на половинную пенсию. Образ приобретал любопытную пикантность (время подтвердило многие из его предположений).

— Видишь ли, — негромко продолжала Джоан, — интересоваться другими людьми вполне естественно, и это свойственно человеческой натуре. Вот я, например, очень любопытна. Можешь считать меня сплетницей; бывает, я по полдня болтаю по телефону. Ничего не могу с собой поделать.

— Но, милая, ведь к тебе мои слова не относятся! Ради всего святого, сиди у телефона и болтай хоть двадцать четыре часа в сутки! Разумеется, при условии, что у тебя останется время для…

Она снова протянула к нему руки. Наступило молчание.

— Мне действительно пора идти, — заявила Джоан. — Поппи, наверное, уже готовит ужин; к нам придет тот лысый толстяк в очках. Но вот еще что, Гордон. Я решила никому не говорить, даже тебе; я и не собиралась никому говорить. Но…

— Что, малышка?

— Сегодня днем я снова получила такое письмо. Оно ужаснее предыдущих. Мне стало страшно, хотя в нем нет ни слова правды! Но… Господи, как я боюсь!

Злейший враг не мог бы назвать Джоан истеричкой. И все же бывают моменты, когда нервы сдают. В комнате воцарился ужас, как будто какое-то чудовище, разбив окна и задув свет, вползло внутрь.

— Закрой дверь и подкрути фитиль, — попросила Джоан. — Пожалуйста, прошу тебя, зажги свет поярче!

Гордон Уэст, ставший серьезным и деловитым, действовал спокойно, но быстро. Когда он подкрутил колесико лампы, теплый желтый свет залил книжные стеллажи, однако тени за ними стали еще темнее и гуще. Уэст закрыл дверь и задвинул засов; на ключ в Стоук-Друиде никто дверей не запирал. Потом он вернулся к Джоан. Голос его, хоть и властный, подействовал на нее успокаивающе, как и руки, которые он положил ей на плечи.

— Ну вот, — сказал он, и у глаз его снова появились морщинки. — Никто тебя не обидит; я об этом позабочусь. Что такое ты говорила? Тебе страшно, хотя в письме нет ни слова правды? В чем дело?

Джоан судорожно вздохнула и прильнула к нему.

— Итак… — начала она.

Глава 6

Мисс Марион Тайлер быстрым шагом удалялась от домика Уэста после того, как наскоро заглянула внутрь. Она посмотрела на небо; луна в третьей четверти светила почти так же ярко, как солнце.

Марион всегда была веселой и оживленной. Но она вовсе не принадлежала к числу бесцеремонных, сующих во все свой нос особ, которых окружающим сразу хочется убить. Наоборот! Позвольте обрисовать ее так: если несколько мужчин рассказывали сомнительный анекдот, они тут же замолкали при появлении Стеллы Лейси или Джоан Бейли, однако они были не против, если анекдот услышит Марион.

Мелкие зубки Марион часто сверкали в улыбке; черные волосы, в которых не было ни единого намека на седину, были по моде коротко подстрижены. Платья и костюмы выгодно подчеркивали ее крепкую, статную фигуру. Марион великолепно ладила и с детьми, и с собаками, и с лошадьми. Что же касается мужчин… Марион иногда признавалась: в ее жизни для мужчин отведено маловато места, хотя она пользовалась уважением всех своих знакомых мужского пола.

Проходя по тропинке между деревьями, она заметила в ярком лунном свете две фигуры, которые приближались со стороны дома полковника Бейли.

— Эй! — едва слышно прошептала Марион.

Одна из фигур оказалась Стеллой Лейси; на плечи поверх сизого платья она набросила легкую шаль. Второй была ее четырнадцатилетняя дочь Памела. Сэр Генри Мерривейл, который в тот день уже видел Памелу на улице, сейчас оглядел бы ее внимательнее.

Было бы не совсем справедливо утверждать, будто Пэм — уменьшенная копия матери, хотя девочка тоже была тоненькой, стройной и хрупкой; пепельные волосы до плеч завивались на концах; на Памеле, как и на матери, было красивое платье, скроенное «по-взрослому». Но в Пэм чувствовались некая щенячья игривость и неуклюжесть, хотя она изо всех сил старалась выглядеть старше своих лет. На круглом личике девочки выделялись серьезные, умные серые глаза, которые можно было назвать говорящими: они выдавали больше, чем произнесенные слова.

— Эй! — громче крикнула Марион, когда они встретились на залитой лунным светом тропинке. Стало ясно, что она решила преградить Стелле путь. — Надеюсь, вы не к Гордону Уэсту, — заговорила она. — Я сама заглядывала к нему, хотела взять почитать «Меч в камне» — он считает эту вещь великолепной. Но его нет дома.

— К Гордону? — Стелла удивленно подняла брови, как будто никогда не слыхала о таком. — Что вы, Марион, милочка! Мы просто гуляем. Вы, конечно, знакомы с Пэм? Хотя она так редко бывает дома — только на каникулах.

Марион улыбнулась девочке:

— Да, знакома. И как мы поживаем, Пэм?

Девочка подняла на нее серьезный удивленный взгляд.

— Да, — неожиданно продолжала Марион, — на редкость дурацкий вопрос. Не обижайся, просто… так принято разговаривать с детьми.

В глазах Пэм загорелся огонек искренней признательности.

— Добрый вечер, мисс Тайлер, — сказала она.

Стелла неизвестно почему была сегодня чем-то расстроена и необычно говорлива.

— Ничего подобного, — заметила она, — я не считаю подобные вопросы дурацкими. Пэм у нас иногда действительно бывает несносной. Правда, Пэм? Она хочет играть в вульгарные игры, например в хоккей — представляете? — и возиться в грязи. Боюсь, в ее школе одобряют подобные развлечения. А ее нелюбовь к чтению! Вы можете представить, чтобы молодая леди, почти взрослая, не любила Достоева и Толстовского?

— Ах! — с тоской в глазах воскликнула Марион.

Пэм снова подняла на нее глаза.

— Мама, — возразила она негромко и ласково, — ты все время путаешь их фамилии. И потом, кому какое дело, что творится с людьми по имени Соня Бирвичков Паранурдипофф и Федор Ироффенскекий Вараверакинсолеович? Фамилии их героев похожи на каменные глыбы; да и сами книги такие же.