Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мне нужно будет обзавестись здесь союзниками. И в самом скором времени». Хацет придется разобраться, кому из слуг она может доверять. Кому из придворных, кому из секретарей. Кому из охранников, кому из министров. Любой политический успех, на какой она могла бы надеяться в Дэвабаде, будет зависеть от того, насколько широкую информационную сеть ей удастся сплести.
Она милостиво улыбнулась прислужнице, накинула шейлу на голову:
— Конечно.
Король ждал в маленькой крытой беседке. Его королевская накидка исчезла, но богато украшенный золотой кушак у него на поясе и дешдаша цвета полуночи с опалами на воротнике были не менее роскошны.
— Госпожа Хацет… — Гассан прикоснулся к груди с левой стороны. — Я надеюсь, хамам немного освежил вас? Я могу прийти и попозже, если вы все еще утомлены после путешествия.
— Я, слава всевышнему, вполне пришла в себя, — ответила она. — Ваш дом очень гостеприимен, мой король. И я должна добавить, что кофе, который варят у вас на кухне, поставит на ноги любого.
— Я рад услышать, что моя «про́клятая скала» имеет некоторые приятные свойства.
Он повторил слова ее отца на безупречном нтаранском с почти незаметным акцентом, недостаточным для того, чтобы Хацет поморщилась.
— Я приношу извинения за дерзость моего отца. Он не очень рад расставанию с его единственным ребенком, но то, что он сказал о вашем сыне, было грубым и несправедливым.
В его серых глазах промелькнула какая-то эмоция, которую она не смогла определить.
— Это был рассчитанный ход, нужно отдать должное вашему отцу. Я могу многое дать Мунтадиру, но уж никак не беззаботное детство под солнцем. — Гассан встретился с ней взглядом. — Ни одному моему ребенку я не могу сделать такой подарок.
Это было предупреждение, и Хацет не могла спокойно пройти мимо него.
— Я так это себе и представляла. Хотя я в то же время считаю, что сердечный дом можно создать где угодно, было бы желание.
— Возможно, госпожа Хацет. — Он по-прежнему говорил по-нтарански, и Хацет находила в этом утешение. Она хорошо говорила по-джиннски, но для нее этот язык был языком бизнеса. Языком коммерции, управления и общения с иностранцами. Нтаранский был языком для дома, что явно знал и король. Но Хацет достаточно долго была в политике и потому могла только приветствовать королевский жест, не забывая, однако, причин, стоящих за ним.
Гассан показал на широкую закругляющуюся и теряющуюся из вида лестницу, которую затеняли решетки со свисающими с них желтыми цветами.
— Я вообще-то надеялся поговорить с вами как раз об этом и без вашего отца, если вы позволите. Так вы в состоянии прогуляться?
Она, с одной стороны, насторожилась, а с другой — была заинтригована. Откровенно говоря, у них было очень мало оснований разговаривать до свадьбы — целая команда дипломатов, политических советников, финансистов, юристов и клериков от обоих их племен обговорила в мельчайших подробностях условия их брака, начиная от церемонии до контракта, который свяжет два их народа. Что такое хочет узнать король, чтобы это осталось только между ними двумя?
— Конечно, — вежливо сказала Хацет, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучала нотка озабоченности.
Они двинулись к лестнице. Король кивнул охраннику, но тот и без того не пошел следом, и через несколько мгновений они уже были одни. Хацет на ходу восторгалась дворцом. Замок их семьи был построен несколько веков назад на руинах, оставшихся после людей, но, когда основали Шефалу, Дэвабад уже считался древним городом, и все во дворце, казалось, свидетельствовало о его волшебном прошлом. Но когда они проходили мимо настенных картин, шли по следам первых Кахтани (не говоря уже о ее собственных предках), которые бродили этими коридорами и перестроили мир, Хацет казалось, что стоит ей закрыть глаза, и она услышит шепот легендарных Нахид.
То, что она увидела за лестницей, тоже ее не разочаровало. Со стен дворца Хацет могла видеть Дэвабад, раскинувшийся внизу и казавшийся отсюда таким маленьким. Племенные границы словно паутиной искромсали город на части, опутали жизни десятков тысяч.
— Дух захватывает, — сказала она.
— Это да, — согласился Гассан. — Я стараюсь хотя бы раз в день полюбоваться этим зрелищем. Впрочем, когда вы понимаете, что несете ответственность за все это, дух захватывает уже с меньшим удовольствием.
Она посмотрела на него украдкой. Гассан, на ее вкус, был далеко не красавцем, впрочем, Хацет подозревала, что несколько десятилетий назад от его подмигивания румянец проступал на лицах знатных дам. Теперь же его лицо говорило о стойкости и некоем классическом изяществе. Она оценила его сильный профиль, руки в тяжелых, усыпанных драгоценными камнями перстнях, покрытые мозолями, напоминавшими о десятилетиях его военной службы.
Он заговорил снова:
— Я слышал множество историй о вашей Шефале. Один архитектор принес мне чертежи, и я, вероятно, вызывал раздражение у множества путешественников из Аяанле в последние несколько месяцев, прося их рассказать мне о вашем доме и вашей персоне.
Хацет не осуждала его любопытство — она делала то же самое.
— И вы узнали что-нибудь интересное?
— Много чего. Но я пытаюсь осмыслить то, что узнал. Потому что из всего сказанного у меня складывается портрет умной, рассудительной благородной женщины с многообещающим будущим в стабильной идиллической земле. — Гассан махнул рукой в сторону города внизу. — Может, мы и выглядим красиво, но, несмотря на все мои усилия, для описания Дэвабада я никогда не пользуюсь словами «идиллический» и «стабильный». А потому я думаю, госпожа Хацет… — Он повернулся к ней, заглянул в ее глаза. — Я спрашиваю себя, почему вы здесь.
Хацет прислонилась к низкой стене:
— Может быть, меня очаровали истории о вас, которые мне удалось найти.
Гассан рассмеялся сочным смехом:
— Старый вдовец с ребенком, неспокойный город и политическая жизнь, которая не даст вам ни секунды покоя… неужели об этом теперь мечтают молодые женщины?
— Меня трудно назвать молодой женщиной, и вы наверняка знаете, что до вас у меня были мужья. — «Мужья», вероятно, было не лучшим словом. «Консорты», наверное, прозвучало бы лучше — мужчины, с которыми она обменивалась простыми уверениями во взаимопонимании, были временными и незаметными. Многие женщины ее положения делали то же самое. Настоящий муж, человек с правильными политическими убеждениями, с которым она могла бы провести век своей жизни, был выбором не очень-то и привлекательным для джиннов. Приятельские отношения и желания могли быть мимолетными, и, хотя
