Ребенок в мире Эроса - Л. Жаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава II
Тело ребенка в зеркале эротической культуры.1. Детская телесность и духовность
Среди философских штудий XX века важное место занимают попытки осмысления феномена человеческой телесности как особого конструкта, несводимого к «телу», «плоти» и другим понятиям традиционного социо-гуманитарного знания и богословской догматики. Беря своим истоком некоторые концепции Ф. Ницше и С. Кьеркегора, постмодернистский дискурс XX века сделал человеческую телесность чуть ли не основным объектом философствования, отодвинув на задний план все классические подходы. М. Фуко и А.Арто, Ж. Делез и Ф. Гваттари, М. Мерло-Понти и Ж. Бодрийяр, Р. Барт и Ж. Лакан, Ж.-Л. Нанси и Ж. П. Сартр — это только самые известные имена на Западе, не считая художественных произведений Г. Гессе, П. Зюскинда, С. Беккета, Х. Борхеса, М Фриша, К. Воннегута, М. Де Унамуно, К. Абэ, Т.Манна, где так или иначе затрагиваются судьбы человеческой телесности. Этот взрыв интереса не случаен, а отражает глубинные процессы происходящие в теле и душе человека, модифицирующие его духовные потенции. После выхода в свет первой в отечественной философской литературе моей монографии «Человеческая телесность: философский анализ». Ростов н/Д: Изд. РГУ,1988 г., опубликовано большое количество работ, защищено более 20 докторских и кандидатских диссертаций по данной проблематике. Мой приоритет зафиксирован на страницах академического издания: «Философы России XIX–XX столетий. Биографии, идеи, труды». М., 1999 г., стр. 277–278. В последние годы все большее количество молодых исследователей, в том числе и медиков по образованию, обращаются к этой проблеме. Сформировались отечественные школы и направления в изучении этой проблематики, Это работы В. Подороги, И. М. Быховский, М. С. Кагана, И. С. Кона, П. Д. Тищенко, В. Л. Круткина, В. Б. Устьянцева, Д. В. Михеля, Л. П. Киященко, С. С. Хоружего, И. Смирнова, Р. В. Маслова, В. М. Рогозина и их учеников и последователей.
В 2005 году вышел фундаментальный сборник «Психология телесности между душой и телом» подводящий некоторые итоги изучения этой проблематики и намечающий новые горизонты. Понятие оказалось необычайно богатым и плодотворным для дальнейшей разработки, ибо в пределе своем характеризует меру «жизненности» человека, одушевленности и одухотворенности его тела, культурный конструкт, определяющий пространство его потенциального развития. Телесность оказалась разложимой до «тела без органов» и «органов без тела», трансгрессивной и беспредельной, знаково-семиотической и «новой». Мир заполнен многочисленными техниками телесно-ориентированной психотерапии, открывающими путь к «духовной навигации» (В.М. Розин). Если раньше тело мешало духу возвыситься, то теперь через телесность человек может обрести новую духовность, пережить «второе» рождение, стать новой личностью, совершить «отверзание чувств» (С.С. Хоружий). Особое значение придаётся при этом детскому опыту, когда ещё синкретическое восприятие телесности и духовности дает уникальное ощущение целостности и гармоничности, которое воспринимается просто как некая данность. Как отмечает Т.С. Леви, потом у подростка возникает противоречие, доходящее до антагонизма между телесностью и духовностью и, телесность разделяет «Я» и «Мир», становясь либо сверхценностью, либо инородным и пугающим телом1.
Интересным и продуктивным в аспекте нашей темы представляется введенное П.Д. Тищенко понятие «катавасия топик», где постулируется новая ситуация, связанная с преступанием всех антропологических и онтологических границ, с утратой былого четкого означения тела2. Этот процесс «запускается» на выходе из «золотого» детства, когда телесное становится проблемой для ребенка уже в раннем пубертате, а «практики себя» включают все даже экстремальные способы самоутверждения в новом качестве. Общеизвестно, что ведущим мотивом ранней половой социализации и связанных с ней сексуальных экспериментов и игр является неуемное любопытство, стремление всё попробовать даже самое страшное и запретное. Потом эта страсть быстро остывает, сохраняясь и консервируясь у немногих в форме трансгрессивных сексуальных практик, вплоть до феноменов сексуального маньяка. Анализируя последнего как культурного героя современности, А.П. Мальцева делает интересно замечание: «Сексуальный маньяк — сама человечность в её страстном желании жить жизнью, смысл которой заключен лишь в ней самой, в её неумении ощущать приток жизни без того, чтобы к чему-то привязываться и от чего-то зависеть, в неумении … отказаться от жизни»3. Определенная «детскость» установок и поведения таких лиц давно уже обратила на себя внимание специалистов, что говорит о необходимости дальнейшего изучения механизмов раннего психосексуального развития, в особенности сексуального импринтинга.
Детская телесность являет собой уникальный объект для изучения и постижения как средствами науки, так и художественными формами, религиозными практиками и другими способами освоения мира. Она содержит в себе все прообразы: силу в слабости и беспомощности, невыразимую ангельскую прелесть и дьявольскую усмешку, от которой страдал Ф.М. Достоевский; грацию и пластику невинного тела и сводящую с ума эротику «безобидных» поз и движений. Ещё 2,5 тысячи лет назад античный мудрец на вопрос: почему ему нравятся мальчики? ответил просто: это вопрос слепого! Дело не в античной установке на гомоэротизм, а в многовековой попытке проникновения в сущность этой загадки, которая иногда кажется принципиально непостижимой. Детское тело до определенного периода, связанного с началом пубертата являет собой образец человеческой пластики как таковой, ещё не измененной зарядом мужских или женских гормонов и именно это придает ему хоть и кратковременную, но манящую прелесть. Хотя мальчики и девочки «сделаны», как поется в известном шлягере 70х годов, из разных материалов, но в сущности это единство в многообразии.
Еще более загадочна судьба образа детского тела в культурно-исторической ретроспективе. Если душевные и психические свойства ребенка становились предметом исследований, то его телесное бытие было достаточно жестко вписано в систему социальной сигнификации и этнокультурных стереотипов данного общества. При всем разнообразии стереотипов в ходе исторического развития человечества прослеживается ведущая тенденция: ребенок — это своеобразная «заготовка», которой только предстоит (если выживет!) стать человеком. Развитие в этом случае понималось как количественное увеличение, не сопровождающееся качественной модификацией телесного субстрата. Истинное понимание специфики телесной организации ребенка пришло только в конце XIX — начале XX века, в связи с тщательными антропологическими и этнографическими исследованиями. Классик этнографии XX века М. Мид отметила, что одна из плодотворных идей была в том, что развитие каждого ребенка воспроизводит историю человеческого рода, а последнее можно рассматривать в качестве спецификации основного биогенетического закона Э. Геккеля применительно к обществу. Современная наука далека от этих концепций, но дифференцировка роста и развития тела ребенка относится к числу фундаментальных закономерностей антропологии детского возраста.
Согласно статье 1 Конвенции ООН "ребенком является каждое человеческое существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигает совершеннолетия ранее". В разных культурах достижение совершеннолетия связывалось со своим пределом возраста, что отражало особенности межпоколенных связей, семейно-брачные установки, тип производства и многое другое. Особое значение всегда имели половые детерминанты развития: как правило, девочка считалась достигшей совершеннолетия, а, следовательно, получившей право на вступление в брак раньше, чем мальчик. В этом социокультурном стандарте эмпирически закрепилось очевидное и теоретически подтвержденное положение о более высоких темпах созревания девочек по сравнению с мальчиками в социальном, физическом и психологическом отношении. Корни и истоки данного феномена уходят в проблему поиска детерминант полового поведения и телесного развития мужского и женского пола. Извечная дилемма, представленная в дихотомии "Анатомия — это судьба" (З. Фрейд) и "Женщиной не рождаются, ею становятся" (С. де Бовуар), выражает суть противоречия: что в человеческим теле человеческое, а что мужское или женское? Ситуация осложняется еще и тем, что кроме мужского и женского можно обсуждать еще феномен «третьего» и «четвертого пола» и вообще говорить о поливалентной сексуальности. Детское тело, рассматриваемое в социокультурной перспективе, представляет уникальный объект: оно рождается с первичными половыми признаками, обретает в ходе развития вторичные, и, в то же время, как заметила С. де Бовуар: «Для детей, и девочек, и мальчиков, тело — это, прежде всего, выразитель определенного внутреннего мира и инструмент для познания внешнего мира; они знакомятся с миром с помощью глаз и рук, а не с помощью половых органов» 4.
