Ребенок в мире Эроса - Л. Жаров

Отмеченные феномены ранней сексуальной социализации девочки меньше всего похожи на ряд последовательно развивающихся этапов со строгой последовательностью перехода от одной стадии к другой. Весь послефрейдовский психоанализ, включая и такое его направление как микропсихоанализ посвятил свои усилия коррекции исходной модели психосексуального развития. Наиболее содержательной представляется идея, развиваемая С.Фанти о «попытках» как актах освоения мира ребенком, в том числе и сексуальности. В детской сексуальности первично — «бессознательное сопротивление попытке и присущему ей свойству нейтральности и нецеленаправленности»53. Красной нитью через эти рассуждения проходит мысль, выраженная одним из его пациентов: «Каждая мысль и каждое чувство …. это попытка вновь испытать детское чувство удовлетворения, получаемого при соприкосновении с эрогенной зоной, а стадии детской сексуальности — на самом деле появляются одновременно и соперничают друг с другом ….. они еще и соединяются друг с другом в коротком замыкании….» (там же).

Обратимся к рассмотрению аналогичных процессов у мальчиков, данных о которых сравнительно меньше, что тоже достаточно парадоксально. Может сложиться представление, что с мужской сексуальностью все более или менее ясно и быть «самцом» рода человеческого проще чем «самкой». Отсюда кочующая схема полового созревания мальчика: доэдиповая стадия, с младенческой мастурбацией, Эдип, пубертат с первой эякуляцией и далее сексуальный дебют с его специфическими проблемами. Однако, ситуация представляется куда более сложной, о чем еще в 20-е годы ХХ века писал Д.Г. Лоуренс: «Ребенок остается наедине со своим перевозбужденным, воспаленным сексом, со своим стыдом и мастурбацией, со своей непристойной, тайной одержимостью сексом и своим гипертрофированным сексуальным любопытством — этой трагедией наших дней»54. Интернет и СМИ нашего времени несколько снизили накал любопытства, но породили ранее неизвестный феномен виртуального секса, анонимных контактов и т. п. Стать мужчиной в начале ХХ века еще труднее и проблематичнее, чем 100 лет назад. Об этом убедительно говорят данные о кросс-культурном исследовании становлении мужественности в незападных обществах. Автор этой пионерской работы Дэвид Гилмор отмечает, что в реальном мире есть полихромная шкала маскулинности от «мачо» до андрогина, а наиболее распространенный персонаж «мужчина-зачинатель-защитник-добытчик»55. Согласно этой схеме, критический порог для мальчика — точка, в которой мальчик начинает производить больше, чем потреблять, давать больше чем брать. Этот момент представляется важным для критики и преодоления столь распространенного сейчас инфантильного нарциссизма, нежелания «проливать свои кровь, пот и семя» (там же с.236).

Готовность к статусу мужественности подразумевает для мальчика овладение модусом «зачинателя», то есть — отца будущих детей, что помимо элементарных представлений о сексуальности включает в себя и достижения определенного нравственного статуса. Ролан Барт заметил по поводу того как «на ребенке надпечатывается взрослость» — «Влюбленный может быть определен как ребенок с эрекцией: таков был юный Эрот»56. Обретение мужественности требует от мальчика не меньших усилий по сравнению с развитием девочки ибо одной эрекции и элементарных сексуальных действий явно недостаточно. Общеизвестен факт сравнительно редкого сексуального интереса девочек к мальчикам сверстникам из-за явных различий в темпах психологической зрелости, которая не гармонирует с развитием вторичных половых признаков. С учетом вышеизложенного критерия, можно полагать, что в интимном общении мальчика с девочкой важнейшую роль играет появление мотива альтруизма, стремления сделать приятное девочке даже за счет подавления своих эротических импульсов. Многократно описаны рыцарские чувства мальчика на этапе детской влюбленности, когда хочется спасти объект своих чувств от всевозможных бед и угроз, оставаясь при этом внешне бесстрастным. Чаще всего это трактуется как отрицание сексуальности по модели: люблю одну девочку — «принцессу», а сексуально хочу совсем другую и часто уже не девочку. «Чистая любовь» и “грязная сексуальность” занимают полярные позиции в сознании мальчика и эта оппозиция, хотя имеет черты универсальности, в большей степени характеризует именно этап незрелой мужской сексуальности.

Что касается возраста пробуждения первых сексуальных эмоций у мальчиков, то большинство авторов, как отечественных, так и зарубежных указывает на значимость половой конституции. Эрекции, интерес к самоисследованию и к «устройству» девочек, сексуальные игры со сверстниками, одиночный и взаимный онанизм начинаются с 3–4 лет, хотя могут быть и раньше. Оргазм чаще бывает самостоятельным «открытием» и, как правило, потрясающим по силе событием даже на этапе т. н. «сухого спазма». Эякуляция может начинаться с 9 –10 лет, но чаще это бывает подарком к 12–13 летию, символизируя готовность к репродуктивной функции при психологической и социальной незрелости. Достаточно типичны при этом страхи за состояние здоровья в связи с потерями спермы, на почве которых возрастает целая мифология. В отличие от девочек, мальчики более склонны к взаимному исследованию в ходе сексуальных игр, которые нередко приобретают специфический состязательный характер («у кого больше», «кто дальше брызнет» и т. п.). Их интенсивность и характер во многом связаны со степенью родительского контроля и наличием пространства для уединения. Во многих обществах сексуальные игры мальчиков воспринимаются достаточно либерально как своеобразная тренировка будущих мужских достоинств. Даже их фактическая гомосексуальная направленность не вызывает особого неприятия и скорее рассматривается как «детская болезнь». В примитивных культурах описанных К.Леви-Строссом, Б.Малиновским, М.Мид и другими, разнополые сексуальные игры также не считались предосудительными до определенного возраста инициации. В западной и отчасти отечественной культуре эти феномены воспринимаются гораздо более негативно как своеобразная «метка» будущей сексуальной извращенности. Технологией подавления эротических импульсов и их внешних проявлений (эрекция в неподходящее время и в неподходящем месте) приходится овладевать многим, если не всем, мальчикам, особенно в бурном и раннем пубертате. Психология укрытия «перегретого котла» сексуальности дает богатую палитру защитных механизмов детства, особенно в аспектах репрессии и сублимационной активности.

Особую озабоченность вызывает проблема взаимосвязи агрессии и сексуальной активности мальчиков, тем более, что примеры такого поведения по отношению к младшим встречаются как в однополом так и разнополом вариантах. Эта часть более обширной проблемы сексуального насилия по отношению к детям, чему посвящено огромное количество работ как в историческом аспекте, так и современности (обзорные работы И.С.Кона и других). Об этом речь пойдет во второй главе, а сейчас важно констатировать, что для мальчика овладение идеалом «гуманистического секса» (по Э.Берну) должно включать умение проявлять активность и силу, но без насилия и принуждения. Насколько эта задача не проста как в теории, так и на практике очевидно без особых доказательств. Речь может идти о развитии самосознания в аспекте познания собственной сексуальности, ее возможностей и пределов, а также выработке волевых усилий по её регуляции. Эта проблема стара как мир и заново решается в каждом индивидуальном случае, с учетом социокультурных предписаний и табу конкретного общества. Более подробно об этом пойдет речь в главе 3, а сейчас обратимся к иному аспекту рассматриваемой проблемы и попытаемся посмотреть на детскую сексуальность в аспекте её телесных характеристик, как глазами ребёнка, так и взрослого.

Глава II

1. Детская телесность и духовность

Среди философских штудий XX века важное место занимают попытки осмысления феномена человеческой телесности как особого конструкта, несводимого к «телу», «плоти» и другим понятиям традиционного социо-гуманитарного знания и богословской догматики. Беря своим истоком некоторые концепции Ф. Ницше и С. Кьеркегора, постмодернистский дискурс XX века сделал человеческую телесность чуть ли не основным объектом философствования, отодвинув на задний план все классические подходы. М. Фуко и А.Арто, Ж. Делез и Ф. Гваттари, М. Мерло-Понти и Ж. Бодрийяр, Р. Барт и Ж. Лакан, Ж.-Л. Нанси и Ж. П. Сартр — это только самые известные имена на Западе, не считая художественных произведений Г. Гессе, П. Зюскинда, С. Беккета, Х. Борхеса, М Фриша, К. Воннегута, М. Де Унамуно, К. Абэ, Т.Манна, где так или иначе затрагиваются судьбы человеческой телесности. Этот взрыв интереса не случаен, а отражает глубинные процессы происходящие в теле и душе человека, модифицирующие его духовные потенции. После выхода в свет первой в отечественной философской литературе моей монографии «Человеческая телесность: философский анализ». Ростов н/Д: Изд. РГУ,1988 г., опубликовано большое количество работ, защищено более 20 докторских и кандидатских диссертаций по данной проблематике. Мой приоритет зафиксирован на страницах академического издания: «Философы России XIX–XX столетий. Биографии, идеи, труды». М., 1999 г., стр. 277–278. В последние годы все большее количество молодых исследователей, в том числе и медиков по образованию, обращаются к этой проблеме. Сформировались отечественные школы и направления в изучении этой проблематики, Это работы В. Подороги, И. М. Быховский, М. С. Кагана, И. С. Кона, П. Д. Тищенко, В. Л. Круткина, В. Б. Устьянцева, Д. В. Михеля, Л. П. Киященко, С. С. Хоружего, И. Смирнова, Р. В. Маслова, В. М. Рогозина и их учеников и последователей.