Вторая любовь - Джудит Гулд

Дороти-Энн с благодарностью взглянула на нее. Какие они храбрые, моя троица маленьких Кентвеллов!

И тут в дверь просунулась голова медсестры. Уроженка Ямайки с большой грудью была неумолима.

— Пять минут уже кончились. Давайте, ребята. Вы ее утомите.

Вдруг Дороти-Энн ощутила себя выжатой как лимон. Медсестра права. Посещение сделало свое дело.

— Вы слышали, что сказал босс, — прошептала она. — Идите.

Фред задержался, пока няня выводила остальных в коридор.

— А как ты, мама? — спросил он. — С тобой все будет хорошо?

Дороти-Энн выдавила улыбку.

— Не волнуйся, солнышко. Беги. Со мной все хорошо.

Но мне совсем даже не хорошо.

И, может быть, уже никогда не будет.

Венеция вернулась в больницу сразу после полудня. Она ворвалась в палату и резко остановилась, наклонив голову, чтобы лучше дать рассмотреть разноцветные пряди своих волос с нанизанными на них деревянными колечками.

— Официальные цветочные композиции, серебряные шарики и плюшевые мишки? — она издала горловой смешок и округлила глаза. — Девочка моя! Когда же у этих деятелей появится хоть какой-нибудь вкус?

Автоматизированная кровать Дороти-Энн позволяла ей сидеть, и та потягивала ледяную воду из большого бумажного стаканчика. Она с надеждой взглянула на Венецию.

— Мне жаль разочаровывать тебя, детка, но все еще никаких известий, — негромко сказала та.

Дороти-Энн поставила стаканчик на больничный высокий столик на колесиках.

— Это длится уже два дня, — спокойно заметила она.

Венеция кивнула.

— Буран еще не прекратился.

— Черт. — Дороти-Энн откинулась на подушки и вздохнула.

Венеция сняла очки и убрала их в свою шоколадную замшевую сумку, которую носила на плече. Затем сняла ее и позволила упасть на пол.

— Хорошая новость состоит в том, — заговорила она, — что буря идет на убыль. Поисковые группы собраны и ждут сигнала. Они смогут отправиться в путь завтра утром.

— Слава Богу.

Венеция выскользнула из своего черного замшевого пыльника, бросила его на спинку кресла и уселась, подкатив кресло поближе к кровати.

Она надела коричневые кожаные брюки и ковбойские сапоги шоколадного цвета с черными запутанными кругами, настроченными на кожу, свитер цвета кофе-эспрессо, изломанное ожерелье от Армани из оплавленной камеди и бронзы и подходящие к нему серьги.

— Итак, детка, не считая того, что ты сходишь с ума от беспокойства о Фредди и чувствуешь себя дерьмово, как твои дела на самом деле?

— Я все еще ощущаю слабость, — призналась Дороти-Энн. — Я не знаю, что они со мной делали, но чувствую себя так, словно меня вывернули наизнанку.

Венеция вздрогнула.

— Тебе больно? Очень?

— Не слишком. Я сама могу регулировать прием болеутоляющих. Хочешь посмотреть? — Той рукой, к которой была подсоединена капельница, Дороти-Энн держала кнопку, позволявшую ей делать себе внутривенные инъекции в случае необходимости.

— Что они тебе дают?

— Демерол.

— Лапочка, да ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Нет, не понимаешь. Поверь мне, если об этом узнает хоть кто-нибудь, к тебе выстроится очередь наркоманов.

— Что ж, я с радостью уступлю им свое место. Не могу дождаться, когда выберусь отсюда. — Дороти-Энн сжала губы. — Скоро должен зайти хирург. Сестра сказала, что он хочет поговорить со мной.

Венеция постаралась сохранить на лице нейтральное выражение. Она гадала, как много уже смогла понять Дороти-Энн. Но та явно не осознает подлинный размах постигшего ее несчастья, в этом негритянка была уверена.

Она решила перевести разговор на более безопасную тему.

— Я подумала, что тебе захочется прочесть о приеме в честь открытия и узнать мнение прессы об отеле. Я принесла тебе кое-какие вырезки. — Венеция наклонилась, подняла с пола свою сумку, достала плотный пакет и бросила его на кровать. — И еще я принесла тебе модные журналы. — На свет появились свежие выпуски «Вог» и «Базар». — И на тот случай, если местная еда тебе не по вкусу — voilà[6]!

В пластиковой вакуумной упаковке уместилось многообразие кондитерских изделий — кусочки тортов, «наполеон», клюквенный хлеб и маленький пирог с киви.

— Венеция! Если я все это съем, то прибавлю десять фунтов[7]!

— Ладно, попробуй. Тебе нужно поддерживать силы. Ой, чуть не забыла. Я принесла еще гостиничные вилки.

Каждая из них оказалась завернутой в хорошо накрахмаленную льняную салфетку.

Дороти-Энн рассмеялась.

— Наконец-то я узнала, что ты таскаешь в этих своих сумках через плечо.

— Ага! Набор для выживания. — Венеция вдруг смутилась. — Ох, черт! Прости меня, детка. Я выбрала не то слово.

— Да ладно. Что бы там ни было, я съем этот пирог. Но только в том случае, если и ты что-нибудь попробуешь.

— Хорошо, может быть, только самый маленький кусочек. — Длинные пальцы Венеции с красными ногтями помедлили, потом нырнули в коробку, отщипнули маленький кусочек клюквенного хлеба. Она взяла всего лишь крошку. — Гмм, неплохо.

Дороти-Энн отломила вилкой кусочек пирога.

— Вкусно, — заметила она. — Кстати, дети приходили ко мне.

— Я их видела. Няня Флорри выглядела словно наседка. — Венеция помолчала и вопросительно взглянула на подругу. — Что тебе пришлось им сказать?

— Правду.

— И как они это восприняли? — Венеция ковырнула еще кусочек.

— Они напуганы, но держатся молодцом.

Негритянка кивнула.

— У вас хорошие ребята.

В открытую дверь легонько постучали. Дороти-Энн подняла глаза, а Венеция развернулась в своем кресле.

— Есть кто-нибудь дома? — поинтересовался мужской голос.

Кто бы ни пришел, его невозможно было разглядеть за гигантской композицией из белоснежных цветов, которую посетитель держал в руках — каллы, тяжелые ветки усыпанных распустившимися цветами орхидей, тюльпаны, огромные пышные розы, лилии, нарциссы, туберозы, ирисы, амариллисы, гиацинты, пролески, «царские кудри» и пионы.

— Мисс Харлоу ушла, — отозвалась Венеция с негритянским акцентом. И театральным шепотом обратилась к Дороти-Энн: — Не видно ни шариков, ни плюшевых мишек. Хватай скорей, пока не унесли.

В палату вошел мужчина и поставил вазу на приставной столик. Это оказался Хант Уинслоу.

— Судя по всему я привез уголь в Ньюкасл[8], — мрачно сказал он, разглядывая батарею цветов, выстроившуюся на подоконнике.

— Вы не привезли уголь в Ньюкасл, — рассмеялась Венеция, — если только не припрятали где-нибудь плюшевого мишку.

— Никаких медведей, — поклялся Хант, подняв правую руку. — И никаких шаров.

— Слава тебе, Господи. — Негритянка встала, освободила место в центре подоконника и попросила Ханта передать ей гигантский букет. — Послушайте, я собираюсь сбегать вниз и выпить чашечку кофе. Вам что-нибудь принести?

Дороти-Энн и Хант покачали головами.

— Можете нагреть мне местечко, — обратилась Венеция к сенатору, подхватывая свою сумку и выплывая из палаты.

— Должен заметить, что мисс Флуд сама деликатность, — заметил Уинслоу, усаживаясь в кресло и стараясь не смять складку на брюках.

— Именно так, — согласилась Дороти-Энн.

— Она выглядит как манекенщица, — сказал Хант.

Свет, льющийся в окно и бьющий из ярких ламп, мог изуродовать кого угодно, но он позволил ей по-новому взглянуть на Ханта. Ее недавний знакомый выглядел еще лучше, чем запомнилось Дороти-Энн. Освещение на вечере лишило его природного здорового вида и свежести лица.

Он был в самом расцвете сил, и каких!

Хант выглядел моложе своих тридцати пяти благодаря упругой коже и хорошему цвету лица. Темно-голубые глаза и кривая ухмылка выражали юмор и озорство, а явственная сексуальная привлекательность заставляла вас вспомнить об апельсинах и серферах. Этакий парень, с которым хорошо отправиться босиком погулять по пляжу, брюки закатаны, ботинки связаны за шнурки и перекинуты через шею. Его выбеленные солнцем волосы наверняка пахнут свежестью. А на губах ощущается привкус страсти.

— Венеция стала одним из главных открытий Эйлин форд, — ответила Дороти-Энн. — Десять лет назад она украшала собой почти каждую обложку журнала «Вог».

Женщина нахмурилась, сообразив, что мистеру Уинслоу давно пора бы отвести глаза. Не считая Фредди, она не могла припомнить никого, кто бы так выдерживал ее взгляд. После задумчивого молчания, Дороти-Энн вновь заговорила:

— Откуда вы узнали, где меня найти?

— Это легко. Городок небольшой. Газеты полны вами, тут и открытие отеля, и то, что самолет вашего мужа пропал без вести. На страницах светской хроники каждый день сообщают о вашем здоровье.