Личный лекарь Грозного. Прыжок в прошлое - Александр Сапаров

Но за два дня он соорудил мне незамысловатую конструкцию из толстостенного стеклянного сосуда, в который была вертикально впаяна стеклянная трубка, а сбоку торчал стеклянный хвостовик для резиновой трубки, треть сосуда занимала ртуть.

Естественно, при нагнетании туда воздуха ртуть будет подниматься по трубке, и ее высота покажет давление в манжетке обернутой вокруг руки больного. Была сделана шкала на триста миллиметров, эти миллиметры, в общем, мало отличались от настоящих. Но я собирался перемерить этим аппаратом давление всем моим ученикам, домочадцам, чтобы уточнить, погрешность прибора.

Выпускной клапан Кузьме удалось сделать без проблем, а вот с клапанами для груши он застрял, и в который раз уже их переделывал, потому, что они не держали воздух. Я не хотел мешать мастеру, но по вечерам меня тянуло в мастерскую, как магнитом, очень хотелось, наконец, услышать, что все готово и работает.

Но все же проблемы были решены, и я принес всю эту конструкцию, размещенную в деревянном ящичке в класс и начал измерять артериальное давление своим ученикам.

Через два часа они все, уже вполне умело работали с фонендоскопом и грушей и могли сообщить какое давление намеряли. Похоже, что с миллиметрами я практически не промахнулся, потому, что практически у всех, в том числе и у меня давление было в пределах нормы.

Увлеченный своими делами я практически не следил за ходом переговоров с литовскими послами. Из слов бояр в Думе я знал, что подобные переговоры могут идти месяцами, будут подниматься старинные документы, споры могут идти даже из-за единого слова в титуловании. Но, видимо государю в данном случае хотелось решить вопрос быстрее, и через неделю переговоров все было решено.

Иоанн Иоаннович принимал титул главы Великого Княжества Литовского! Подробностей договора я не знал, но я знал только одно, что уже практически все идет не так, как в истории моей Родины в прежней жизни.

Уже на деревьях облетали желтые листья, на лужах по утрам появлялся тонкий ледок. Шел пятый год моей жизни в новом мире.

Почти седьмица, как отправились лодии в Корелу для поисков и начала разработок месторождения медной руды. Заканчивался ремонт в Сретенском монастыре, где в октябре должны были появиться первые студенты и начать свое обучение с изучения нового алфавита и счета.

А у меня в больнице появился новый пациент- Ян Ходкевич, и сейчас я пытался хотя бы немного улучшит его общее состояние перед операцией.

Он со времени моего осмотра еще больше сдал, но все же был настойчив в своем решении оперироваться.

Моя операционная за последние дни претерпела множество изменений, в ней были переделаны окна и, пожалуй, во всей Москве, кроме царского дворца таких окон больше не было. Сами стекла не очень велики, но они были собраны в большие оконные переплеты, и помещение казалось непривычно светлым. Над операционным столом висело мое изобретение — металлический круг на котором стояло несколько керосиновых ламп с большим бронзовым отражателем над ними. По моим прикидкам их заправки керосином хватит на четыре часа работы.

Кроме того, в операционной стоял легкий запах формалина.

С самого начала своей деятельности, как хирурга я был озабочен получением хоть какого-нибудь антисептика. По вечерам я пытался устраивать что-то вроде медитации, стараясь вспомнить все, что учил когда-то. И вот, все-таки кое-что всплыло в моей памяти. Несложный эксперимент, когда пары метилового спирта, проходя через нагретую медную сетку, окисляются на ней кислородом воздуха в формальдегид. И в результате я получаю вещество, которое можно использовать для множества целей, в том числе и антисептических. А для больных артритами, радикулитом появится новое средство лечения — муравьиный спирт.

Осталось всего ничего получить метиловый спирт. Пару вечеров я просидел над чертежами и затем пошел к Каркодинову. Тот долго не понимающе разглядывал мои рисунки, а потом вызвал мастера-литейщика, который в отличии от главы приказа соображал, что тут нарисовано. Мы обговорили с ним все вопросы и мне, за достаточно умеренную оплату, был отлит чугунный котел. С чугуном мастера работали нечасто, с первой отливки у них ничего не получилось, но со второй или третьей попытки все было в порядке, и чугунный котел с плотно закрывающейся крышкой поехал в Заречье. Его сопровождал человек, которого я заставил просто заучить, все, что нужно было делать с этим котлом.

А делать нужно было все тоже, чем у меня занималась там мануфактура во главе с Антоном, то есть перегонкой. Но на этот раз это был перегонка сухой древесины. Вернувшийся холоп с ухмылкой рассказывал, как его слушал Антон:

— Сергей Аникитович, он кажись, подумал, что я ума лишился и не то говорю, как, мол, из сухих дров что-то можно выгнать, деготь только, да и он в котле сгорит. А, когда котел вмазали в печь, в него дров положили, крышку на глину тоже замазали, трубку толстую стеклянную в дырку в крышке вставили, печь растопили и когда из трубки чернота какая-то закапала, так он в себя до вечера придти не мог.

Но Антоха был парень соображалистый и быстро понял дальнейшие инструкции, когда он повторно перегнал получившуюся жидкость, то получил уже вполне приличный метиловый спирт. Очищал он уже его по сложившейся технологии, так, что мне привезли в стеклянных бутылях литров десять прозрачного метилового спирта. Кстати в моих инструкциях также было для него передано, что получившаяся жидкость смертельно ядовита, и что ее надо держать под замком.

В приказе мы с Арендтом собрали несложное устройство, в котором при нагревании пары метилового спирта проходили через разогретую медную сетку, сделанную Кузьмой и капали уже после змеевика в стеклянную банку жидкостью с таким знакомым мне запахом.

Арендт, как обычно в таких случаях был возбужден. Очень интересовался, что за жидкость мы получили, для каких целей. Моими краткими пояснениями он был явно не удовлетворен, но что ему оставалось делать, только выполнять распоряжения главы приказа. Что он и сделал, перегнав почти весь спирт в формальдегид.

Я успокоил аптекаря тем, что сводил его в Сретенский монастырь на экскурсию, показать, где он будет преподавать студентам. Когда он увидел помещения химической лаборатории, то он не мог сказать ни слова, еще бы, вытяжные шкафы, алхимические печи, полки со стоящими на них колбами, ретортами, и прочим стеклом, новые перегонные кубы. Он ходил, трогал все дрожащими руками.

И, пожалуй, впервые в его взгляде на меня было видно настоящее уважение:

— Сергий Аникитович, я такого никогда и нигде не видел. Я что действительно буду здесь работать?