Личный лекарь Грозного. Прыжок в прошлое - Александр Сапаров

А ты Сергий Аникитович, поезжай к посольству вместе с дьяком приказным и пусть он сообщит, что честь великую государь оказал, своего лекаря к страждущему отправил.

Посмотри, может, сможешь, что сделать. Нехорошо будет, если умрет литовский посол в Москве.

— Иоанн Васильевич, все сделаю, что в силам моих. — Заверил я государя и с поклоном оставил его. Когда я вышел во двор, там меня уже ожидала когорта сопровождающих. Я уселся в роскошную царскую карету, в которой не то что не сидел, а даже и не знал, что такая существует, и процессия медленно двинулась к выезду из Кремля.

Вскоре мы подъехали к богатому дому, стоявшему за высоким забором, нас встречали стрельцы, стоявшие в карауле. Выскочивший из рядов моих сопровождающих посольский дьяк, быстро переговорил с начальником караула и карета медленно въехала в двор.

В середине двора стояла бочка с черпаком, рядом с которой лежали и сидели несколько человек. На мой вопросительный взгляд, сопровождающий услужливо пояснил:

— Припасы для посольства от Великого государя были недавно привезены. А это бочка водки для людишек, из сопровождения посольского.

Когда я вышел из кареты нас с тревожным выражением на лице уже встречал хозяин дома.

Но когда он увидел меня, лицо его прояснилось:

— Милость государь моему дому оказал, лекаря своего прислал, — пояснил он стоявшим рядом нескольким бритым, богато одетым мужчинам.

Тут и посольский дьяк, подтвердил милость государя, приславшего своего лекаря к послу.

Насколько я понял из неподдельного удивления окружающих, такое, происходило нечасто.

Меня пригласили в дом. Пройдя по темному коридору, мы вошли в небольшую комнату, где было посветлей, там, на кровати лежал тяжело дышащий пожилой мужчина. Он не спал, его внимательные глаза быстро оглядели меня с ног до головы.

После этого он заговорил с хозяином, к моему удивлению говорили они на русском языке, и я вполне все понимал:

— Интересно, а кто же тогда говорит на литовском? — Подумал я.

— Какой ты лекарь молодой!? — вопросительно, уже обращаясь ко мне, сказал больной. — Слыхал я, что есть у царя лекарь знающий, но думалось, что постарше будешь.

— Дело не в молодости, Ян Геронимович, а в знаниях и руках, если это есть, то можно и царским лекарем стать.

— Так, то оно так, но опыт еще надо иметь большой. Вон поставь моего племянника, — кивнул он на богато разодетого парня моих лет стоявшего со всеми, — полком командовать, так ведь сразу не получится ничего, а вот повоюет лет десять и справится.

— Ян Геронимович, прислал меня государь, чтобы я вас посмотрел, и если нужно лечение назначил.

На лице старого воина появилась усмешка:

— Конечно, если я здесь окочурюсь, много слухов разных пойдет. Понимаю я беспокойство государя твоего. Ладно, смотри, спрашивай, от меня не убудет, может действительно, чем поможешь. Хотя меня уже три врача смотрели, только руками разводят. Видно пришла пора помирать.

Я начал расспрашивать больного, и вскоре причина его плохого состояния была для меня ясна, из-за сильного сужения в двенадцатиперстной кишке у него практически не проходила пища, а вот, что было причиной сужения, было совершенно неизвестно, конечно, скорее всего, это была застарелая язва, но не исключался и вариант рака желудка. И тут я без рентгена и фиброгастроскопии мог только гадать на кофейной гуще.

Я закончил осмотр и сидел, задумавшись, что говорить больному. Но тот сам прервал мои мысли:

— Сергий Аникитович, вижу я, понял ты болезнь мою, давай не томи душу говори.

— Ян Геронимович болезнь твоя мне известна. Кишка, что от желудка отходит, заросла и через нее пища плохо идет. Вижу я, что худеть ты начал, рвоты каждый день. Так, что никаким лекарством здесь не обойтись. Умрешь ты вскоре от голода из-за этого.

Единственное что могу сказать, надо эту кишку, что сильно заросла, вырезать, а желудок с хорошей кишкой снова сшить. Только дело это тоже очень опасное половина на половину, что умрешь, не могу я тебе обещать, что жив останешься.

Присутствующие в комнате загомонили, но взмахом руки Ходкевич заставил их замолчать.

— Лекарь, так, когда мне умирать? Еще месяц проживу?

— Месяц проживешь, конечно, но слабость будет усиливаться и худеть будешь. И с каждым днем надежда, что вырезать кишку удастся, будет уменьшаться.

— Тогда слушайте меня все, — сказал больной, — выполню я вначале волю Рады нашей и посольство доведу до конца, а потом вверяюсь я твоим рукам лекарь, надеюсь Господь не оставит меня.

После этого я расписал больному диету, как и сколько раз, должен он принимать пишу и в каком виде. О сроках операции мы не говорили, потому, что было неизвестно, когда Иоанн Васильевич соблаговолит принять послов, хотя по сегодняшнему утру можно было понять, что эта аудиенция не задержится.

Затем я торжественно отбыл в Кремль по-прежнему в царской карете. Я трясся на ухабах, сидя на жестком сиденье и думал:

— Ох, и высоко ты взлетел Щепотнев, в точности, как бабка Марфа обещала, гляди в оба, как бы падать, больно не пришлось.

Когда я прибыл в Кремль, то меня уже ожидал, тревожно переминающийся молодой стольник:

— Сергий Аникитович, тебя Иоанн Васильевич требует немедленно, как приедешь, к нему подняться.

Когда я зашел в царские палаты, то там уже сидело несколько воевод, с которыми Иоанн Васильевич, по-видимому, обсуждал будущие переговоры. Среди воевод был и Хворостинин, который приветливо кивнул мне головой.

По приказу царя все вышли, и мне пришлось рассказать о своем посещении послов.

Когда царь узнал, что болезнь Ходкевича неизлечима, то заметно помрачнел.

Видимо я не все знал и на этого шляхтича у царя были особые планы, а не только посольские дела.

Я сообщил, что могу попробовать вылечить больного, но за результат ручаться не могу, очень большая вероятность, что Ходкевич умрет во время операции.

— А сам то он что думает? — спросил меня государь.

— Решил он лечиться у меня после аудиенции царской, и положился на волю Господа нашего.

И мы с Иоанном Васильевичем, поглядев друг на друга, одновременно перекрестились.

Выйдя от царя, я направился в свой приказ, мне необходимо было узнать, как идут дела у моего аптекаря. Уже второй месяц он по моему заданию работал с каучуком, который собирали у меня в вотчине. К моему удивлению сухого каучука получилось несколько килограмм. Хотя за сбор корней одуванчика дети получали ничтожные деньги, но в целом пришлось потратить на этот небольшой тючок приличные средства. Я передал Арендту каучук, но не говорил, каким образом получена эта субстанция. Затем коротко объяснил, что эта упругая желтоватая масса называется каучук, растворяется она в бензине, с которым аптекарь уже был знаком. Потом я рассказал, что при повышении температуры каучук становится мягким и липким, а при морозе твердым. Я, конечно, знал, что резина получается путем вулканизации каучука с серой, но не помнил ни соотношений, ни степени нагрева, поэтому рассказав об этом Арендту, потребовал от него провести необходимые исследования и выяснить при каких условиях, возможно, получить необходимые мне образцы.