Дворец сновидений - Исмаил Кадаре

найти место для Марк-Алема. Место, где возможности для успешной карьеры были бы максимальными, а шансы попасть в тюрьму минимальными. Вся родня долго это обсуждала, предлагая, отвергая и снова предлагая дипломатию, армию, двор, банки, министерства, разбирая по косточкам все преимущества и недостатки разных вариантов, возможности продвижения и возможности падения, перебирали, обсуждая по пунктам каждую должность, отбрасывая ту из них, которая казалась наименее подходящей или самой опасной, в пользу другой, затем отметали и вторую по тем же прими нам, подбирали третью, которая вначале, казалось, отличалась от первых двух, но затем, при более глубоком размышлении, все приходили к заключению, что именно эта должность, на первый взгляд спокойная, на самом деле была самой опасной из всех, и тогда возвращались снова к первой, к той самой, о которой вначале говорили; «Ой-ой-ой, только не туда!», и снова в том же порядке, пока наконец мать Марк-Алема, уставшая от всего этого, не произнесла: «Да пусть идет куда хочет, от того, что ему на роду написано, не убережешься». И вот когда они уже были готовы предоставить выбор ему самому, средний брат. Визирь, державшийся до этого в стороне, высказал наконец свое мнение. Оно прозвучало вначале неожиданно, казалось, о подобном можно было говорить только с улыбкой, хотя улыбка быстро таяла у всех на лицах, оставляя вместо себя смущение. Дворец Сновидений? Как это? Для чего? Затем мало-помалу чем больше это обдумывали, тем естественнее оно представлялось. А почему бы и не Табир-Сарай? Что здесь плохого? Да не только ничего плохого в этом не было, но напротив, это было лучше всех прочих должностей с их бесчисленными скрытыми ловушками. Ну, а тут нет никаких опасностей, что ли? Да конечно, конечно, но все эти опасности эфемерные, из мира сновидений, понимаешь меня, ведь как сказал один старик, обнаружив, что попал в серьезный переплет, Боже, сделай так, чтобы это оказалось сном!

Так оно и есть. Мало-помалу идея министра совершенно захватила мать Марк-Алема. Как об этом раньше не подумали? — говорила она. Табир теперь казался ей единственным подходящим вариантом для сына. Мало того что это было место, предоставлявшее человеку неограниченные возможности, чтобы проявить себя, вдову привлекала именно его неопределенность, его туманная сторона. Мир там раздваивался, очень быстро начиналось нечто неуловимое, и именно этот туман и представлялся ей самым надежным убежищем, где Марк-Алем мог бы спрятаться во время жестокого ненастья.

И все прочие были с ней вполне согласны. Кроме того, говорили они. Визирь не просто так все это задумал. В последнее время влияние Табир-Сарая на большую государственную политику становилось все сильнее, а Кюприлиу, склонные с легкой иронией относиться к старым традиционным учреждениям, слегка недооценили Дворец Сновидений. Более того, много лет назад поговаривали, что именно Кюприлиу, хотя и не смогли добиться его закрытия, оказывается, весьма чувствительно ограничили влияние Табира. И вот в последнее время самодержец восстановил его былые мощь и авторитет.

Все это Марк-Алем узнавал постепенно, во время долгих разговоров о новой работе. Естественно, когда речь заходила о том, что Кюприлиу недооценили в какой-то мере Табир, это ни в коей мере не означало, что у них там не было своих людей. Кюприлиу давным-давно исчезли бы бесследно, если бы допускали подобное легкомыслие. И все же, замятые, похоже, другими государственными структурами и в надежде на то, что им вновь удастся ослабить этот дряхлый старческий дух, над которым между собой посмеивались, они ослабили внимание к Табиру. Сейчас, судя по всему, предпринималась попытка именно это исправить. У них были там свои люди, исчислявшиеся наверняка десятками, но «люди своей крови — это совсем другое дело», говаривал Визирь своей сестре, матери Марк-Алема. Он слегка нервничал и, по ее впечатлению, был обеспокоен больше, чем дело того на первый взгляд заслуживало. Наверняка ему было известно что-то еще, о чем он ей не рассказал.

Это произошло за два дня до того, как Марк-Алем пошел устраиваться в Табир-Сарай. Все это время в их разговорах Марк-Алем и Дворец Сновидений были неотделимы друг от друга. Да они и теперь оставались нераздельны, и разговор принял направление, беспокоившее Марк-Алема. Он надеялся, что, когда все пойдут на ужин, разговор зайдет о чем-нибудь ином. К счастью, это произошло еще раньше. На самом деле по-прежнему обсуждали Табир-Сарай, но его имя из разговора исчезло.

— В любом случае, теперь уже можно говорить о том, что Табир-Сарай полностью восстановил свое былое значение, — сказал один из кузенов.

— А я, хотя и сам Кюприлиу, никогда не верил, что его влияние может ослабеть, — ответил младший дядя, Курт. — Это не просто одно из старейших государственных учреждений; по-моему, он, несмотря на свое красивое название, является самым ужасным среди всех.

— Ну, есть и другие ужасные учреждения, — возразил кузен.

Курт улыбнулся.

— Да, но только их ужас очевиден, — сказал он. — Вызываемый ими страх чувствуется уже издали, а вот Табир-Сарай — это совсем другое дело.

— И чем же он, по-твоему, так ужасен? — вмешалась мать Марк-Алема.

— О, не в том смысле, как ты могла подумать, — ответил Курт, краем глаза взглянув на своего племянника. — Я совсем о другом. По моему мнению, из всех орудий государства Дворец Сновидений находится как бы вне человеческого волеизъявления, в отличие от прочих. Понимаете, что я хочу сказать? Он среди всех самый непостижимый разумом, самый слепой, самый фатальный и потому государственный в наивысшей степени.

— А вот мне кажется, что и им можно как-то управлять, заставить плясать под свою дудку, как говорится в пословице, — вмешался другой кузен. Он был лысым, с умными глазами, но внешне этот ум выражался особым образом: глаза его казались наполовину угасшими, словно мудрость его утомила и он с радостью поделился бы ею с кем-то другим.

— А я уверяю, что это единственная структура в нашем государстве, посредством которой темная часть сознания всех подданных вступает в прямое соприкосновение с государством. — Курт оглядел всех по очереди, словно пытаясь понять, дошли ли до них его слова. — Бесчисленные толпы на самом деле не правят, — продолжал он, — но у них есть инструмент, при помощи которого они влияют на все дела, авантюры и преступления государства, и это как раз Табир-Сарай.

— Ты хочешь сказать, что все вместе несут ответственность за происходящее и должны испытывать чувство вины? — удивился кузен.

— Да, — ответил ему Курт. — По-своему да, — решительно добавил он.

Тот улыбнулся, но, поскольку глаза у него были полуприкрыты, заметить можно было лишь след от улыбки, словно луч света, выбивающийся из-под двери.

— Несмотря ни на что, для