По-настоящему - Екатерина Болдинова

…По-прежнему скучаю по Димке. Без него дом кажется пустым, он как будто бы замер в ожидании… И комната его какая-то грустная. Да, она пустовала и раньше, когда Димка ездил в командировки и когда пытался жить отдельно. Но в ней не было такой сосредоточенной, звенящей тишины. А сейчас… Его магнитофон, кассеты, диски, книжки, фотографии на стенах – все вещи словно задержали дыхание и перестали жить. И даже чёрная ленточка на Машиной фотографии не колышется от сквозняка. Может, убрать её портрет? Или хотя бы снять эту уродливую ленточку? Каждый день я порываюсь спрятать портрет – и не могу. Единственное, что живо в Димкиной комнате, – это Машины глаза на фотографии. Она сидит за столиком в каком-то кафе, в красном платье, и улыбается. Её глаза смеются, и в них всё ещё скачут искорки. Живые искорки, настоящие.

В школе повесили расписание экзаменов. Наш класс сдаёт литературу, английский или французский по выбору и информатику. У Наташи сложнее: литература, информатика и алгебра. Причём алгебра – 30-го, прямо перед Новым годом. А может, это и хорошо? Ведь так Ната будет меньше думать о Петровском.

Знаешь, дружок, меня почти не пугают предстоящие экзамены. Просто они кажутся какими-то ненастоящими, что ли. Я ведь понимаю, самое важное – поступление. А перед этим – выпускные, которыми нас пугают уже полгода. Сейчас – только репетиция. К которой, тем не менее, надо готовиться.

Готовлюсь к экзаменам. К занятиям с Анной Петровной – ночами перечитываю Карамзина и учебник истории. К занятиям с Идой Станиславовной, моей учительницей английского. На столе груда книг, стопка тетрадей, листочки с заданиями, маркеры, карандаши.

И записка от Стёпы.

(Аккуратно вырезанный ножницами листок в клеточку вклеён прямо в дневник. Запись сделана очень твёрдым мальчишеским почерком, красной ручкой).

ТЫ – САМАЯ КРАСИВАЯ!

Эту записку я нашла сегодня в своей тетрадке по французскому, которую давала Стёпе для подготовки к экзамену. Когда он вернул тетрадь, в ней лежали шоколадка «Улыбка» и эта записка. На душе у меня стало тепло и как-то… нежно. Как будто у нас с ним появилась своя маленькая тайна. На двоих.

Он позвонил, и я начала разговор со «спасибо». «За что?» – «За улыбку» – «И тебе спасибо». – Я слышала, что он улыбается. И голос его в трубке становился всё ближе и теплее. Словно каждый из нас сделал ещё один шаг навстречу друг другу.

Извини, дружок, давно не писала: совсем не было времени. Французский мне поставили автоматом. И Оле, и Наташке. Правда, сначала я собиралась сдавать английский, но, учитывая недавнюю историю с моей поездкой, решила от этой затеи отказаться. Вчера был экзамен по литературе. Мы с Наташей сдавали в один день. Это было что-то! В принципе, темы не очень сложные – в основном, поэты Серебряного века, литературные направления, критика. И билет мне достался нормальный – акмеизм как литературное направление плюс поэзия Брюсова. И сдала я вроде бы легко. Только вот обстановка была какая-то нездоровая. Все учителя по сто раз говорили, как важны эти экзамены – последние перед выпускными! А оценки ставили – словно рисовали. Даже те, кто ничего не понимает в литературе и вообще не читает, получили пятёрки и четвёрки. Больше половины Наташиного класса и четверть моего «тянут» на медали. Именно тянут.

Дня три назад директор устроил «собрание для будущих медалистов». Суть его сводилась к тому, что мы должны пригласить в школу родителей. Впрочем, как выяснилось потом, на Нату, меня и ещё нескольких девочек это не распространяется. Оле же пришлось прийти с мамой. Как она рассказала, директор заявил, что Олина серебряная медаль под вопросом, так как в девятом классе были четвёрки, и гарантировать её может только небольшая финансовая помощь школе. Конечно, Ирина Петровна попыталась возразить, что оценки за девятый класс учитываться не должны. Тогда директор раздражённо сказал: «Хотите медаль – платите, а нет – учитесь спокойно. Аттестат девочке никто портить не будет. Но и медали она не получит…»

Дикость да и только. Я спросила маму, можно ли привлечь директора к ответственности за вымогательство. Мама посмеялась и сказала, что я пытаюсь найти справедливость там, где её нет. Значит, закон бессилен? Глупость какая-то! Если бы я была журналисткой, обязательно написала бы об этом…

Завтра экзамен по информатике. Я выучила все билеты и чувствую себя совершенно спокойно. Позанимались втроём у Наташи дома: Ната у нас единственная «компьютеризированная девушка», ни у Оли, ни у меня компьютера пока нет. Правда, родители обещали мне его на день рождения. Хорошо бы, ведь работать на компьютере намного быстрее. И свои рассказы я могла бы писать не от руки. Пока я пишу их в толстых тетрадях или печатаю на маминой старой машинке. В этом есть своя прелесть. Я очень люблю чувствовать пальцами листочки серой бумаги с выдавленными на них буквами, вдыхать запах свежеотпечатанного текста – да, у него есть какой-то неповторимый запах. Но я очень не люблю перепечатывать один и тот же лист несколько раз из-за одной глупой ошибки. Или ругаться с мамой из-за того, что моё ночное печатание не даёт ей заснуть…

А вообще… Может быть, писать рефераты, курсовые и даже рассказы на компьютере и удобно, но я не представляю, как на нём писать стихи. Ведь стихи – это всегда вдохновение, это романтика. Можно выбирать одно, то самое, слово месяцами, зачёркивая, переписывая. И это надо делать именно от руки, чтобы были видны все варианты.

Я не поэт, но я пишу стихи,Хоть и не знаю, право, для чего.Слова порой бывают так легки,И строчки сами просятся в поход…Пусть не всегда их безупречен бег,И рифм глагольных не могу понять,Мои стихи, как первый зимний снег,Хотят летать…

И ещё не могу представить, как можно вести дневник в компьютере. Дневничок, я ни на что не променяю твои тонкие листочки, продавленные с двух сторон моей тёмно-синей ручкой. Потому что дневник – это единственное место, где можно быть на сто процентов собой. Это маленький кусочек жизни, который всегда можно взять с собой, куда бы ни шёл. Дневник – настоящий, практически живой. А компьютерные файлы кажутся мне искусственными, мёртвыми.

Экзамены наконец-то сданы. Теперь можно со спокойной совестью покупать подарки и готовиться к Новому году. Его мягкое дыхание уже невозможно не заметить. Шальной запах хвои на улицах, бубенчики, ряженые, новогодние фильмы по телевизору… Усиленно привожу в порядок квартиру и закупаю подарки. Очень хочется, чтобы в Новый год моё семейство было счастливо. Хотя не уверена, что без Димки это возможно. Вот бы его отпустили домой, хотя бы на одну ночь! Но об этом не может быть и речи. Чечня слишком далеко. Может быть, так даже лучше. Ведь, если бы Дима приехал на Новый год, родителям было бы ещё тяжелее снова прощаться с ним. Уже прошёл первый месяц его командировки. Неужели ждать осталось ещё два раза по столько же?

Сегодня мы полдня гуляли со Стёпой. Он позвонил мне в десять утра и, сбиваясь, предложил пойти кататься на лыжах.

– Но у меня нет лыж, да и катаюсь я плохо! – почти закричала я. И прикусила язык – зачем, зачем я это сказала?

– Ну… Может, тогда, коньки? – осторожно предложил Стёпа.

Да! Коньки у меня есть. И я очень люблю кататься, только времени не хватает.

Мы договорились встретиться через час на набережной. Неподалёку от спуска на Ангару залили огромный каток. И мы направились туда.

Лёд, сверкающие на солнце лезвия коньков и яркий-яркий снег, искрящийся сотнями крошечных бриллиантов… Мы катались несколько часов. Сначала осторожно, друг за дружкой, потом – держась за руки. «Людочка, сделаем круг?» – говорил Стёпа, и я смеялась, что он удачно подобрал цитату из «Покровских ворот». После катка, усталые, раскрасневшиеся, счастливые, мы завалились в ближайшее кафе, ели пирожные, пили кофе, болтали. Заходящее солнце забрасывало Стёпкино лицо длинными тенями, и я впервые подумала: «А ведь он красивый…» Тёмные, чуть вьющиеся волосы, яркие голубые глаза, ямочки на щеках. Как я не видела этого раньше? Как вообще мы жили раньше? Ходили на одни и те же уроки, делали домашние задания, сталкивались иногда на улице – и даже не думали о том, что можем быть вместе.

– Когда ты смотришь на меня, мне кажется, ты заглядываешь прямо мне в душу, – смущается Стёпа. Я гляжу на него поверх большой чашки капучино.

Два быстрых взгляда, взметнувшиеся руки. Наши пальцы смущённо переплетаются. Что происходит со мной? Почему этот такой знакомый и такой незнакомый мальчишка значит для меня всё больше и больше?..