Махабхарата - Семён Липкин

Его отсылать... О, скажи, ты хотела

(Не высказана, мне известна причина)

От Солнца родить несравненного сына,

Чтоб мощью отважной сравнялся с богами,

Чтоб панцирем был наделен и серьгами.

Поэтому мне ты отдайся, невинна,

И, тонкая в стане, получишь ты сына.

А если отвергнешь со мною сближенье,-

Я все, что живет, обреку на сожженье,

Навеки тебя прокляну, о царевна,

И, прокляты, будут наказаны гневно

И брахман, тебе даровавший заклятье.

И царь, твой отец, потерявший понятье.

Я дал тебе чудное зренье. Смотри же

На сонмы богов, что все ближе и ближе:

Смеясь надо мною, в небесном чертоге

Сидят, возглавляемы Индрою, боги!"

И тридцать богов своим зреньем чудесным

Увидела Кунти на своде небесном,

И юная дева смутилась немного,

Трепещущая, попросила у бога:

"Умчись на своей колеснице далече!

Как девушке слушать подобные речи!

Нет, в сговор с тобой не вступлю я опасный,

Над телом моим лишь родители властны.

Коль женщина тело отдаст, то и душу

Погубит. О нет, я закон не нарушу!

По глупости детской, чтоб силу заклятья

Проверить, тебя захотела позвать я.

Подумав, ко мне прояви благосклонность,

Прости, о Лучистый, мою несмышленость".

"Тебя неразумным ребенком считая,

Я мягок с тобой. А была бы другая,-

Ей Сурья сказал, — поступил бы иначе...

Отдайся мне, робкая, в полдень горячий,

Отказом своим нанесешь ты мне рану,-

Для сонма богов я посмешищем стану.

О, будь же возлюбленной Солнца, и сына

Родишь ты — подобного мне исполина!"

Царевна, храня в целомудрии тело,

Создателя Дня убедить не сумела.

Подумала, робко потупивши очи:

"О, как отказать Победителю Ночи?

Погибнут, не зная вины за собою,

Отец мой и брахман, великий судьбою.

Теперь-то понятна мне сила заклятий:

Нельзя несмышленому даже дитяти

Приблизиться к этой сжигающей силе,

И вот — меня за руку крепко схватили.

Как быть мне? Хотя и страшусь я проклятья,-

Себя самое разве смею отдать я?"

Царевна, поняв, что она виновата,

Краснея, стыдом и испугом объята,

Сказала: "О бог, мои речи не лживы,

И мать и отец мой пока еще живы,

И живы все родичи, сестры и братья,-

При них целомудрие вправе ль попрать я?

Весь род запятнаю, себя отдавая,

Пойдет о родных моих слава дурная.

Тебе не дана я родителем в жены,

Но если считаешь, на небе рожденный,

Что мы не нарушим закон, то согласна

Исполнить я то, чего жаждешь ты страстно.

Но девственной все же остаться должна я,-

Да минет родителей слава дурная!"

Бог солнца: "О ты, чье сложенье прекрасно!

Родным и родителям ты не подвластна.

Ведь корень "дивить" слышен в слове "девица",

И люди тебе будут, дева, дивиться!

Люблю я людей — так могу ли, влюбленный,

С тобою нарушить людские законы?

Закон для мужчин и для женщин — свобода,

Неволи не терпит людская природа.

Уродством зовется отсутствие воли,

Так будь же свободна, без страха и боли

Отдайся мне, — девственной станешь ты снова

И сына родишь ради блага земного".

Царевна — в ответ: "Если сына до брака

Рожу от тебя, Победителя Мрака,

Да будет он, мощью, отвагой обильный,

С серьгами и панцирем, великосильный".

А бог: "Будут серьги и панцирь отборный

Из амриты созданные животворной".

Она: "Если дашь, о Светило Вселенной,

Из амриты серьги и панцирь бесценный,

Величьем и силой возвысишь ты сына,-

То слиться согласна с тобой воедино".

"Мне Адити-мать подарила когда-то

Те серьги и панцирь, что крепче булата,-

Ответствовал Сурья. — Заботясь о сыне,

Их сыну отдам я, о робкая, ныне".

"Согласна, — сказала она, — если слово

Исполнишь, и сына рожу я такого".

Приблизился к ней Враждовавший с Ночами,

Казалось, проник в ее тело лучами.

Взволнована жарким блистаньем до дрожи,

Упала она без сознанья на ложе.

А Сурья: "Родишь несравненного сына,

Обильного мощью, — и будешь невинна,

А я ухожу". Восходящему Ало:

"Да будет по-твоему", — Кунти сказала.

Утратив сознание, с богом слияния,

Упала, как будто под ветром лиана.

Сверкающий бог, Озаривший Дороги,

Вошел в ее тело при помощи йоги.

С пылающим богом она сочеталась,

Но девственной, чистой при этом осталась.

Возничий и его жена находят корзину с ребенком

Десятой луны началась половина,

Когда зачала дивнобедрая сына.

Таилась, невинная и молодая,

Свой плод от родных и от близких скрывая,

Никто, кроме верной и преданной няни,

Не знал во дворце о ее состоянье.

Скрывалась, — да сплетня ее не коснется,-

И вот родила она сына от Солнца.

От бога рожден, он сравнялся с богами,

И панцирем он обладал, и серьгами,

Глаза — как у Солнца-отца золотые,

А плечи — как буйвола плечи литые.

Царевна, научена умною няней.

Младенца на зорьке прохладной и ранней,

Рыдая, скорбя, уложила в корзину,-

Да будет удача сопутствовать сыну!

Лежал он в корзине, обмазанной воском,

Как в гнездышке, устланном шелком, нежестком.

Вот, бросив корзину в поток Ашванади,

Стыдясь материнства, с тоскою во взгляде,

Страдая телесно, страдая душевно,

Напутствуя сына, сказала царевна:

"Сынок, о твоем да заботятся благе

Насельники неба, и суши, и влаги!

Да много увидишь ты дней светозарных,

В пути да не встретишь дурных и коварных!

В воде пусть тебя охраняет Варуна,

А в воздухе — ветер, смеющийся юно!

Дитя мне пославший, подобное чуду,-

Отец пусть тебя охраняет повсюду!

Да будут с тобою дружны все дороги,

Все ветры, все стороны света, все боги!

Да будет тебе от бессмертных участье

В разлуках и встречах, в несчастье и в счастье!

Одетого в панцирь, тоскуя о сыне,

Найду я тебя и на дальней чужбине.

Бог солнца, твой славный отец быстроокий,

Увидит тебя и в шумящем потоке.

Сыночек, пред женщиной благоговею,

Что матерью станет приемной твоею!

Да будут на благо тебе, как в сосуде,

Хранить молоко ее круглые груди!

Какой же чудесной вкусит благодати,

Кто матерью станет такого дитяти,

Что Солнцу подобно, источнику света,

С глазами, как лотос, медвяного цвета,-

С огромными, словно планеты, глазами,

С прекрасными вьющимися волосами,

С лицом мудреца, благородным и гордым,

С серьгами чудесными, с панцирем твердым.

Сынок мой, да будет судьба благодатна

Родных, замечающих, как ты невнятно

И мило слова произносишь впервые,

На ножки становишься, мне дорогие,

И тянешь ручонки к веселым обновам,

Измазанный пылью и соком плодовым!

Как сладко, сыночек, любовному взору

Увидеть тебя в твою юную пору,

Когда ты предстанешь, отвагой пылая,

Как лев молодой, чей приют — Гималаи!"

Познала царевна печаль и кручину,

В шумящий поток опуская корзину,

И с сердцем, стесненным тоскою стенаний,

Домой воротилась, несчастная, с няней.

А эта корзина, жилище дитяти,

Сначала попала в реку Чарманвати,

Оттуда — в Ямуну, где блещет долина,

Оттуда — по Ганге пустилась корзина,

Где берег бежал то полого, то круто,

И к Чампе приблизилась, к племени Сута.

Чудесные серьги и панцирь отборный,

Из амриты созданные жизнетворной,

В живых сохраняли младенца в корзине –

На глади спокойной и в бурной стремнине...

Теперь к Адхиратхе направится слово.

Возничий и друг Дхритараштры слепого,

Стоял он тогда над водою речною

С прелестной своей, во бездетной женою.

Мечтала о мальчике Радха, но тщетно:

Шли годы, — она оставалась бездетна...

Глядит, — с амулетами, ручкой резною,

Корзина уносится быстрой волною.

И вот, любопытная, просит: возничий

Пускай не упустит нежданной добычи.

Поймал он корзину, открыл, — и спросонок

Ему улыбнулся чудесный ребенок,

Сиявший, как солнце над золотом пашен,

И в панцирь одет, и серьгами украшен.