Прости меня, Анна - Вера Колочкова

— А почему именно десятый «Б»?

— Да у нас там недавно спор возник, что–то вроде стихийного диспута…

— На тему?

— Даже не знаю, как определить … В общем, о необходимости приватизации прекрасного как такового. Есть ли у человека право иметь в собственности чужие гениальные произведения, или это прерогатива государства… В моральном аспекте, конечно!

— И как мнения разделились?

— Да большинство – за право собственности! Кричат – при чем тут яйца какие–то…

Раз, мол, человек смог их за бешеные деньги выкупить, то они уже, яйца эти, вроде как определяют значимость человека, а не сами по себе что–то из себя представляют…В общем — в нашем споре материя, получилось, первична! Абсурд какой–то…

— А вы, как я поняла, обратное хотите продемонстрировать? – засмеялась Анюта. – Ну что ж, бог вам в помощь! Забирайте уроки, я согласна!

— Спасибо, Анна Васильевна!

— Да не за что…

«И куда мне теперь? Домой, что ли, пообедать сходить? — размышляла она, задумчиво стоя посреди пустой учительской. – А что, и схожу, пообедаю… Не здесь же сидеть целых два часа…» Одевшись, вышла на холодный ноябрьский ветер, быстро пошла в сторону дома, размышляя по пути о только что состоявшемся разговоре с историком. Вспомнились почему–то Аннины шикарные серьги с огромными бриллиантами, ее горящие серым алчным огнем восхищения глаза. « Наверное, я все–таки что–то в этой жизни не понимаю… Не дано мне, права Анна! Вижу и понимаю только одно — «красиво», а вот мое ли это самое «красиво» — мне без разницы… Да и слава богу, наверное! Не хочу нестись мимо жизни в толпе воинствующих материалистов, рвать к финишу, вывалив язык на плечо, чтобы оторваться от сзади бегущего… Я такой нагрузки просто не выдержала бы, свалилась без сил на первом же круге! Так что не дано – и слава богу…»

Ключ проворно–привычно повернулся в замочной скважине, но дверь квартиры почему–то не открылась. «Странно… — подумала Анюта, безуспешно дергая за ручку. –

Кто–то из ребят дома? Не должно быть…» Она долго нажимала на кнопку звонка, слушая разносившиеся по квартире трели, стояла, ждала терпеливо, снова звонила… Наконец послышалось за дверью какое–то робкое шевеление, и она тут же открылась, явив ей Артема Климова, растерянного, взлохмаченного и испуганного.

— Теть Нюта, извините, что долго не открывал…

— Темка?! А ты чего у нас? Кирюшка не в институте, что ли?

— В институте…

— Да? А чего ты…Не понимаю…

— Ну, он мне ключи дал… Вернее, нам дал… Сказал, дома никого до вечера не будет…

— А кому это – нам? Ты не один, что ли?

— Ну да… Там еще Маруся…

— А–а–а… Теперь поняла! – засмеялась, наконец, Анюта. – Совсем старею, Темка! Мышь бежит – а я не вижу…

— Мы сейчас уйдем, теть Нют…

— Да нет уж! Не я вас сюда пустила – не мне и выгонять! Давайте–ка лучше пообедаем чего–нибудь да я снова к своим баранам вернусь…

Она решительно оттеснила его в прихожую и, быстро скинув пальто и сапоги, прошла на кухню. Открыв дверцу холодильника, задумчиво уставилась в его полупустое нутро, прикусив губу и нахмурив лоб, будто решая важную задачу на тему, как из ничего сделать что–то. «Тоже мне, пообедать пришла, как порядочная…» — ругнула она себя коротко. Потом, вспомнив вдруг, вытащила из морозилки чудом сохранившуюся килограммовую пачку пельменей, радостно бросилась к плите – ставить воду в кастрюле.

— Живем, слушай! – улыбнулась она тихо вошедшему на кухню Темке. – Я пельмени нашла!

— Как хорошо у вас, тетя Нюта…. – задумчиво улыбнулся он ей. – Возьмите меня к себе жить…

Анюта резко развернулась от плиты, удивленно заглянула в его грустные большие глаза. Потом молча села напротив и, немного помолчав, тревожно спросила:

- Что с тобой происходит, Темочка? У тебя в глазах такая тоска вселенская плещется – смотреть трудно…

Темка молча уставился на нее исподлобья, тонкое его лицо с белой и прозрачной, как у девушки, кожей, было серым, неживым, больше похожим на маску, чем на мужское лицо… Светло–карие глаза блестели непролитыми слезами отчаяния и совсем уж горестной безнадеги, будто жить ему оставалось на этом свете совсем чуть–чуть. Тихо вошла на кухню и пристроилась с ним рядом Маруся. Взяв в руки его ладонь, поднесла к своей круглой щечке, преданно заглянула в лицо снизу вверх. " И правда — яичко… — подумала, глядя на нее, Анюта. — Белая, гладкая и круглая — без единой зацепки глазу! Потому для глаза и притягательна — совершенством природной формы, идеально–обтекаемой! Так и хочется смотреть на нее, не отрываясь. Хотя, в общем, и не на что… Парадокс!»

— Вы не сердитесь на него, Анна Васильевна! — тихо произнесла девушка, отбрасывая со лба белые прямые волосы. — Он и так уже весь измучился!

Анюта молча продолжала смотреть в знакомое, почти родное с детства Темкино лицо, искаженное усмешкой нервной судороги. Так хотелось протянуть через стол руку, погладить по впалой скуластой щеке, провести по густым, вьющимся у висков волосам, сказать что–то веселое и легкое, заставить рассмеяться громко и беззаботно, как раньше, в детстве…

- Ты стихи–то не бросил писать, Тем? — только и спросила тихо, сглотнув комок подступившей к горлу жалости. — У тебя ж раньше так здорово получалось…

- Бросил, теть Нют! – грустно склонил голову Темка. — Вернее, записывать бросил…Давно уже! А сочинять — конечно, сочиняю! Куда ж я денусь? Этот процесс, знаете ли, помимо моей воли происходит, сам по себе! И никуда от него не денешься, как от дурной привычки! Сочиняю — и тут же забыть стараюсь, выбросить из себя, как ненужный хлам. А они опять лезут! Я их выкидываю — а они снова из меня лезут! Бьются внутри, кричат, на свободу просятся… Кажется, еще немного — и взорвусь! Или с ума сойду. Или умру… А еще — во сне ими страшно мучаюсь! Все что–то пишу, пишу бесконечно… Просыпаюсь в холодном поту, как от кошмара какого!

- А почему тогда не записываешь? Не понимаю…

- А зачем?

- Как это — зачем? Чтоб были…

- Ну что вы, тетя Нюта! О чем вы говорите! Не пристало бизнесмену Артему Климову такими глупостями заниматься! — с сарказмом произнес он Анниными интонациями. — Бизнесмен Климов должен прочно стоять на ногах, достичь положения в обществе и насладиться в полной мере пухлостью своего денежного мешочка… А что такое стихи? Мелкий бисер пустословия, развлечение для рефлексирующих неудачников…

- Темка, перестань! Я этого слышать не могу! Причем тут пристало — не пристало? — тихо возмутилась Анюта. — Ты что? Надо же по своей природе жить, не по чужой… Она, природа–то, сама тебе под ноги яркий клубочек бросила — иди за ним, разматывай свою ниточку на собственной тропиночке, не сворачивай никуда и назад не оглядывайся! А ты что наделал? Идешь по какой–то чужой дороге, тычешься лбом, как слепой котенок, мучаешься от этого и пропадаешь ни за грош!

- Ой, пропадаю, теть Нют! Вы даже и представить себе не можете, насколько пропадаю! Все мои силы уходят на ненависть к деловым бумагам, договорам, переговорам, подсчетам–расчетам, стяжательскому спринтерству… Не хочу больше так жить! Выдохся! Если так — тогда лучше вообще никак!

- Темочка, ты опять!.. Ну не надо, прошу тебя! Ты же обещал мне! — вдруг со слезами в голосе вскрикнула Маруся. — Ты же обещал…

- Все, все, Марусь! Не буду, все… Успокойся! — Темка обнял девушку за круглые покатые плечи, прижался губами к ее белой гладкой макушке.

- А что такое, ребята? Марусь? — встревоженно переводила взгляд с одного на другого Анюта. — Что произошло у вас?

- Да она меня вчера от последней крайности практически силой оттащила… — потупив глаза, стыдливо признался Темка. — Хотел я руки на себя наложить…

- Что?! Да ты что, совсем рехнулся? — закричала на него Анюта, в ужасе поднося ладони к лицу. — Мальчишка! Да как ты мог даже замыслить такое?! У тебя отец только что в одном шаге от смерти был, не оправился еще, а ты…

- Простите меня, тетя Нюта… Простите, ради бога! Ну что мне делать? Поверьте – сил не осталось… До такой степени все чувства обострились, как у шизофреника… А может, это и есть шизофрения, то, что со мной происходит, а?

- Ну да, если и дальше так жить будешь, именно этим кончится! Давай, создавай себе и дальше страдальческие препятствия, муки свои взращивай, весь на себя ярлычок сумасшедшего… А еще — жалей себя, нечастного, шибче, Марусю вон изводи… Давай!

- Ну зачем вы так…

- А как?! Как надо, научи! Оплакивать тебя начинать, что ли? Не дождешься! Красивый, молодой, талантливый! Сидишь тут, ноешь! Мамки он своей боится, видишь ли!

- Так вы ж ее получше многих знаете, мамку–то… И знаете — если она что задумала — не отступится ни за что! Сломает, искорежит, а свое с человека возьмет! А не возьмет — так на помойку выбросит! Плевала она на все мои способности и таланты, вместе взятые! Она ж сомнений на своей дороге не ведает, в отличие от меня… Это ж не женщина, это Иван Грозный в юбке!