Застрявшие (ЛП) - Дайкс Николь

— Нет. Лиам был мне как брат. Я бы сделал для него все, что угодно.

Я киваю, ни секунды не сомневаясь в этом.

— Я знаю. Он чувствовал то же самое. — Я сопротивляюсь желанию прикоснуться к нему, хотя бы для утешения, но не хочу переходить эту черту. — Ты не смог бы спасти его, Куп. Мы ничего не могли сделать.

— Мне следовало сесть за руль.

— Ты действительно думаешь, что все закончилось бы по-другому, если бы ты был за рулем?

Боль, пляшущая в его глазах, говорит мне все, что мне нужно знать.

— Возможно. Может быть, вместо этого там было бы мое замерзшее тело. Он был хорошим парнем, Эверли. Он должен был быть здесь.

Мой желудок скручивается в узел, когда я думаю о Лиаме и Арии, их телах, вероятно, похороненных в снегу.

— Не говори так. Он бы этого не хотел.

Его губы изгибаются в улыбке, которая далека от счастливой или дразнящей.

— Скажи мне, что ты бы не хотела такого исхода.

Я пристально смотрю ему в глаза, пытаясь понять, откуда это взялось.

— Что? Я этого не говорила.

Купер усмехается и встает.

— Да, верно.

— Куп... — Я не знаю, что сказать, и он обращает свой сердитый взгляд на меня.

— Просто забудь об этом. Я просто устал. Пойду принесу еще дров.

У нас их много, но я чувствую, что парню просто нужно побыть подальше от меня, и не спорю, когда он надевает пальто и выходит на улицу.

Что, черт возьми, происходит?

Глава двенадцатая

КУПЕР

Мне нужно собраться с мыслями, иначе чувство вины съест меня заживо. Лиам был моим лучшим другом. Всегда был рядом. Когда моя мама умерла, он был рядом со мной. Когда отец стал полным придурком и женился на ком-то менее чем через три месяца после ее смерти, мой лучший друг был рядом. Когда отец развелся с ней и через год снова женился, Лиам снова поддерживал меня.

Мой лучший друг всегда был рядом со мной, а теперь он мертв. А я, черт возьми, вожделею его чертову подружку.

Мне нужно остановить это. Нужно сделать все, что в моих силах, чтобы держать свои гребаные глаза и руки при себе. Но то, как глаза Эверли загорелись надеждой, когда она увидела эти банки?

Черт, не думаю, что когда-либо видел что-то настолько прекрасное.

Возвращаюсь в подвал, оглядываюсь, но на самом деле мне просто нужно на минутку уйти от Эверли. Последние три года мы ни разу не позволили себе остаться наедине, и сейчас это почти удушающе. Сидим и разговариваем, как настоящие человеческие существа.

Просматриваю консервированные и упакованные продукты, нахожу вяленую говядину и много сухофруктов и ореховых смесей. Эти люди были готовы к апокалипсису.

Когда выхожу из подвала, вижу, что солнце начинает садиться за горизонт. Возвращаюсь в дом. Эверли сидит на диване с мобильным телефоном в руке, и ее красивые глаза встречаются с моими.

— Все еще нет сигнала. — Девушка выключает его и кладет рядом с собой на диван. — Подумала, что не помешает проверить.

Обычно я бы сделал саркастический комментарий, но во мне больше нет этого. Сажусь рядом с ней, складывая найденные припасы между нами.

— Нашел еще.

— Отлично.

Она насторожено смотрит на меня и прикусывает нижнюю губу, желая что-то сказать. Я взглядом умоляю ее не делать этого. Не хочу об этом говорить.

— Итак, вяленая говядина, орехи и консервированные фрукты на ужин? Неплохо.

Я слегка улыбаюсь и киваю.

— Да. У меня бывало и похуже.

— Да, вы, ребята, не ели бы ничего, кроме пиццы, если бы не я.

Эверли действительно любила готовить и даже позволяла мне тоже пробовать еду.

— В пицце нет ничего плохого.

Она улыбается и открывает банку соленых огурцов, вытаскивает один и облизывает сок. Мне приходится заставить себя отвести взгляд, потому что это не должно быть эротично, но это так. Это чертов трындец. У меня не было секса почти три месяца, и я заперт в заброшенном доме с девушкой, которую сегодня видел почти голой.

«Горячая, идеальная девушка. С изгибами, татуировками и норовом, чтобы держать меня в тонусе».

— Ты в порядке? — Ее голос нежен, а я хочу, чтобы она вернулась к ярости.

— В порядке.

— Я бы не хотела, чтобы это ты умер. — Мой взгляд встречается с ее, и я наклоняю голову в сторону, умоляя ее не продолжать. — Я имею в виду... Мы ненавидели друг друга с первого дня, но я не хочу твоей смерти.

Непроизвольно закрываю глаза, а затем снова открываю.

— Это неправда, и ты это знаешь.

Эверли ставит банку с маринадами на стол и поворачивается ко мне с недоверчивым смехом.

— Я не хочу твоей смерти.

— Не в этой части. О ненависти друг к другу.

Теперь она ерзает на месте, выглядя неловко.

— О чем ты говоришь? Да, так и было.

Я качаю головой, слишком уставший для всей этой чуши.

— Нет. Ты вошла на той вечеринке, наши глаза встретились. Потом улыбнулась. Я никогда не забуду ту улыбку.

Сейчас улыбки нет на ее лице. Вместо этого девушка выглядит чертовски напуганной моими словами.

— Ты улыбнулась и оглядела меня с ног до головы, и я сделал то же самое. И мне понравилось то, что я увидел.

Эверли закатывает свои красивые глаза, в которых в вечернем свете, смешанном со светом от камина, появляется зеленый оттенок.

— Ты сумасшедший.

Я качаю головой, вспоминая тот день. Первый курс. Мы с Лиамом занимаемся своими делами на вечеринке братства и отлично проводим время. Эверли вошла с несколькими друзьями. Я их не заметил, но заметил ее. Она была одета в короткие джинсовые шорты и черную майку. Мне понравилось, что на ней не было тонны макияжа, а волосы были просто распущены и прямые. Было похоже, что она не слишком старалась, но все равно была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел.

А потом ее глаза встретились с моими, и она улыбнулась, осматривая меня. Я знал, что ей тоже понравилось то, что она увидела.

— Лиам подошел ко мне тем вечером. Между нами ничего не было.

Лиам позже заметил ее и поскольку был моим лучшим другом, я ничего не сказал о своей симпатии к девушке. Я сказал ему, чтобы он подошел к ней познакомиться.

— Да, подошел.

— А потом ты вел себя так, будто ненавидел меня. И всегда пытался уговорить его пойти куда-нибудь без меня. Чтобы изменить мне.

— Я не хотел, чтобы он, блядь, изменял тебе. — Мой голос слишком резок, но, черт возьми, я ненавижу, что она так думает. Мне никогда не хотелось, чтобы ей было больно.

— Тогда почему?

— Потому что я, блядь, завидовал. — Наклоняюсь к ней ближе, хотя это опасно. Я знаю, что это так. Но вместо того, чтобы отстраниться, Эверли придвигается ко мне, огонь, пылающий в ее глазах, сводит меня с ума. Всегда так было.

— Кому? — Ее глаза опухли от усталости и слез за последние двадцать четыре часа, но все еще такие красивые. Ярко-голубые, как у ее сестры. Они — грозовое облако огня и эмоций, запертых внутри. — Мне? Или ему?

Рукой тянусь к ее голове, пальцами скольжу по ее шелковистым волосам. Мы сейчас невероятно близки на диване.

— Ему. Всегда ему.

Эверли задыхается, ее губы приоткрываются в шоке, и я не теряю времени даром. Спустя три года я перестаю бороться с этим и прижимаюсь губами к ее рту. Девушка не сопротивляется. Она издает тихий стон у моих губ, когда мой рот атакует ее.

Пальцами сжимаю ее волосы, удерживая ее голову на месте. Ее руки лежат на моей груди, не отталкивая меня. Вместо этого Эверли хватает меня за рубашку, притягивает ближе, когда целует меня в ответ с ураганом яростных эмоций, которые слишком долго сдерживались.

Мой язык скользит в ее рот, переплетаясь с ее языком. Девушка стонет, притягивает меня ближе к себе и ложится на диван. У меня болит плечо. Мы устали и расстроены, и у нее вкус соленых огурцов, но все равно это лучший поцелуй в моей жизни.

Не хочу, чтобы это заканчивалось. Моя рука остается в ее волосах, пока Эверли покусывает мою нижнюю губу, тянет ее, а затем целует, чтобы унять легкое жжение. Она сосет мой язык, и я наслаждаюсь ощущением ее мягких губ, прижатых к моим, и ее тела подо мной, заставляющего мой член твердеть. Я вжимаюсь между ее раздвинутых ног.