Воспоминания вперемешку - Лина Черникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А как прощались Иван и Абу – это надо было видеть! Бригадир бесконечно тряс обеими руками руку Абу, пытался дотянуться до уха парня, кричал ему самые добрые и неуклюже-ласковые слова, которые таил в себе долгие годы. Шофер посигналил в очередной раз.
– Как сына тебя буду помнить Абу!– отчаянно прокричал Иван.
… Виктор Бураков. Есть же такие люди, не разговорчивые, не заметные, не красавцы, а слово скажет – оказывается, он даже очень симпатичный. Правда! Почему-то они считают, что должны работать до седьмого пота, а может быть ничего такого и думать не думают, а все у них получается лучше всех. И копнильщиц не было еще у этого комбайнера, только верный его тракторист дядя Саша да наш Магомед как-то затесался к нему помощником. А на комбайн меня никто и не думал приглашать. Такая худющая, какой с нее толк!
– Бог даст, так и в окно подаст, – говорила мама.
… Лида. Это добродушная спокойная девочка из группы «А», лихая танцорка. Ладненькая фигурка, но на глаза мужикам не лезла и тоже была еще без экипажа. Она училась где-то танцам и, бывало, Машка разыгрывала ее в кухне.
– Лида, тебе письмо!
– Ой, Маша, спасибо, – и тянет руки.
– Ну, Лида, так не пойдет! А станцевать? Ты же мастерица на это дело!
Лида засмеется и спляшет на крохотном пространстве утоптанного земляного пола около двери. Машка не отстает:
– А вот это коленце еще не выдала!
Лида отобьет еще чечетку. А Машка:
– Спасибо, Лидочка! В следующий раз письмо тебе будет…
Никогда Лида не обижалась. Махнет на Машку рукой, посмеется и, запыхавшись, берется за ложку.
– Лина, тут у одного комбайнера, Буракова, нет копнильщиц, пойдем, попросимся,– подошла ко мне Лида.
– Неужели нет? Что-то я слышала о нем… Передовик? И с неполным экипажем?
– Ему некогда выбирать, он, говорят, до ночи не отходит от своей машины.
– Где комбайн Буракова? – спрашивали мы, бродя между гудящими и рычащими машинами
– Пожалуйста, давайте работать вместе,– прервал наши просящие голоса Бураков. И он улыбнулся. И сразу преобразился. Стало очевидным, что это красивый молодой мужчина – глаза добрые, худощавые скулы гладко выбриты, ровные белые зубы.
– Через день валки совсем подсохнут и будем спешить пока с неба ничего не закапает.
И мы с Лидой сразу же решили получать копны ровные, как сбитый куб. Это Бураков назвал их так в инструктаже:
– Вот ваши вилы, выбирайте мостики, очки в тракторе, брезентовые рукавицы обещали. Когда копнитель наполнится соломой до половины – вы ее уже достанете вилами – утрамбовывайте во все углы, а не только в середине, а когда до самого верха натопчете, то вот она педаль – нажимает кто-то из вас плавненько и копна станет, как вкопанная, ровная, как куб.
Мы с Лидой называли наших красавиц не кубами, а «домиками». Мы так старались с первой копны и до отъезда! Наши копны на удивление всем даже от сильного ветра не растрепывались.
Бригадир уже давно выдал всем хлопчатобумажные, но очень плотные комбинезоны. Они завязывались на животе, чтобы прижать заднее полотнище, на случай, если надо развязаться и опустить его в туалете. Так как уже прилично похолодало, то все девчонки надели на себя под комбинезоны все свои вещи, начиная от легкого платья, в котором уезжали, до свитеров, платков и прочего. Шарфы, косынки оставляли, чтобы труха и пыль не так сильно попадали в глаза и волосы. Когда стал порхать снежок, нам выдали фуфайки, эта одежда – благо на все времена и на все случаи жизни.
Увидел Иван наши копны, а Бураков сдавал больше всех зерна, и зачастили к нашему комбайну машины всякого начальства. Бураков недовольно останавливал на минуту работу, брал почетную грамоту или деньги-премии и двигал дальше, не дослушав похвалы.
У Буракова бункер набирался быстро, и Магомед становился на мостик и махал флагом – грузовик к нам! На ходу пересыпали зерно.
Обед привозили на середину поля, где близко работали друг к другу 2-3 комбайна, другие подплывали к ним. Саша отцеплял свой маленький трактор, Виктор садился сзади, Лида сидела наполовину у него на коленях, я на корточках внизу справа от тракториста, скорчившись в три погибели, чтобы не задеть рычаги, а Магомеду места вообще внутри не было, он взбирался на кабину и так мы тряслись до прицепа с обеденными котлами.
Меня дразнили «Куц». Кто-то из мальчишек, любителей спорта, назвал меня так за быструю ходьбу. В те годы жил да был Владимир Куц, мастер бега на длинные дистанции. Про меня ходила легенда: когда на ходу из бункера нечаянно высыпалось горкой зерно, то я соскочу с копнителя и пока соберу пригоршнями пшеницу в платок, то комбайн успевает сделать еще одну загонку, я же не могу догнать его в своих 42 размера ботинках. Я была всегда в последних рядах за какими-то благами и достались такие огромные. Повидаться, поговорить, посмеяться, можно было только за эти 20 минут обеда. Лида хохотала:
– Если бы Лина не догоняла комбайн, то мы не были бы первыми по уборке зерна!
И кто-нибудь из мальчишек серьезно заключал:
– Правду Лида говорит – Куц да не догонит!
Бураков не приказывал, а просто спрашивал:
– Может, сегодня переночуем в поле, чтобы не тратить время на поездку в бригаду?
Мы с Лидой легко соглашались. Сами боялись простоев, когда сорвется редкий дождик или ранний снежок. День- два приходилось ждать, пока поле подсохнет, и тогда мы отсыпались. Поковыляем с Лидой в столовку, с полузакрытыми глазами поедим, 2-3 куска хлеба в карманы комбинезона и опять спать. А если бы не было простоя, то работали бы, как миленькие. Нас подстегивал и держал азарт – хотелось продолжать игру, выстраивая ровные соломенные домики.
Еще несколько раз мы поспали, зарывшись «дневную», еще теплую солому в ночном поле. А звезды висели прямо над нами так низко и так ослепительно мигали, что и, закрыв уже глаза, казалось, видели, как они еще долго приближались к нам до самого глубокого сна.
А один раз пришлось работать все 24 часа. Завтра ожидался снежок и с нашего с Лидой согласия на рассвете мы уехали, когда все еще спали. И приехали, когда все наши только начали
