Тигроловы - Анатолий Буйлов

— Здравствуй, Ничипор! — поздоровался с хозяином Савелий, бесцеремонно снимая с нар эмалированный бачок с водой и переставляя его к порогу.

— Здравия желаю, лошкаревское племя! Распологайтесь кому где нравится, кроме этого места, — хозяин избушки указал рукой за свою спину; там был расстелен спальный мешок, прикрытый красным байковым одеялом. Поздоровавшись со всеми, Ничипор (успел заметить Павел) особо кивнул Евтею, и Евтей ему тоже ответил кивком. Заметив нерешительно топтавшегося у порога Павла, Ничипор вышел из-за стола и, пристально вглядываясь в него, спросил Евтея:

— Слышь-ка, а это кто еще к вам затесался, не Калугин ли, покойного моего товарища, сынок?

— Он и есть, Павелко Калугин, — расстегивая шинелку, подтвердил Евтей. — Да где у тебя лампа? Свет бы надо зажечь, а то сесть куда — ни черта не видно!

— Вот оно, вот оно ка-ак, — продолжал бесцеремонно вглядываться в Павла Ничипор, и глазки его, холодные, колючие, быстро-быстро теплели, излучая доброту. — Вот оно как, ишь ты, сынок, значит? — Он удивленно покачал лохматой головой, несмело протянул руку: — Здравствуй, Павлик.

Павел, слегка растерянный, недоуменно, от души крепко пожал руку охотника, чувствуя, что сейчас должно приоткрыться нечто такое, что хотя бы тонкой ниточкой свяжет добрую память отца с этим сердитым человеком...

Но Ничипор, просияв всем своим аскетическим лицом, дрогнув губами, вероятно собираясь что-то сказать Павлу об отце, вдруг оглянулся, как-то сник весь и с сожалением тяжело вздохнул.

— Распологайся, Павлик, будь как дома... — И вернулся к столу, сел на прежнее свое место.

«Странный мужик, — подумал Павел, — но есть в нем второе дно какое-то...»

— Да ты лампу-то засветишь, или так будем сумерничать? — вновь напомнил Ничипору Евтей.

— Пришли тут, понимаешь, нашумели, да еще и командуют, — то ли в шутку, то ли всерьез проворчал Ничипор, но лампу тотчас зажег и, спросив, будут ли тигроловы есть беличье мясо, поставил на стол большую закопченную кастрюлю, выставил миски, кружки, выложил две румяные лепешки, сухари, масло, сахар, двухлитровую банку с брусникой. — Все тигру ищете, шастаете по чужим путикам, зверей пугаете, беспокойство от вас одно. Кружки вот только три у меня, еще свои две доставайте, и миски одной тоже не хватает, и ложку одну еще надо. Народ неугомонный! Собак своих не забудьте накормить, там у меня под крышей связка беличьих тушек. Четыре тушки сварить разрешаю...

При свете лампы Ничипор, в полурасстегнутой серой рубахе, обнажавшей смуглую волосатую грудь и перехваченной на поясе ремешком, на котором в кожаном чехле висел небольшой нож, с копной черных, как у цыгана, волос, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, заросшим седой и жесткой щетиной, был похож на актера, который мог бы играть в фильме роль преступника или пирата без всякого грима. Невысокого роста, худощавый и жилистый, слегка сутулясь, он и разговаривал, и двигался порывисто, но как-то не до конца доводя свое резкое движение или сказанное слово. Так, вероятно, замедляют ограничителями движение тугой пружины. Именно о такой пружине и подумал Павел, наблюдая украдкой за Ничипором. «Тяжелый человек», — говорили о нем промысловики. Никто с Ничипором не желал охотиться дольше одного сезона, впрочем, все признавали, что человеком он был и справедливым, и в высшей степени порядочным.

Тигроловы выложили на стол и свои продукты.

— Ну, это вы зря! — сказал Ничипор. — Вам в походе еда пригодится. Сколько еще шастать будете по тайге — неизвестно, а у меня с продуктами излишек, да дома и солома едома. Так что убери-ка все это, Николай, свет Савельевич, обратно в котомку.

Он сказал это спокойно, но так твердо и непреклонно, что Николай тотчас торопливо сложил все в мешок. Павел обратил внимание на то, что, разговаривая, Ничипор старается смотреть больше на Евтея, иногда и на него, на Павла, а Савелия и Николая как бы вроде во внимание не берет. «Не зря все это», — подумал Павел. Еще успел приметить он, что Николай, обычно разговаривавший со всеми чуть-чуть свысока, с Ничипором держался подчеркнуто учтиво, больше отмалчивался. Хозяин избушки нравился Павлу все больше и больше.

Во время ужина, разговаривая о том о сем, Евтей осторожно заговорил о тиграх:

— А слышь-ко, Ничипор! Правду, нет, говорят, в прошлое лето на твоем участке милиционер с прииска в тигренка из пистолета стрелял? Будто бы тигрица с имя через плес переплывала, он-то, милиционер, тут как раз хайрюзов на удочку ловил, ну и зачал палить, когда они около него на берег выбрались. Одного будто бы ранил... Так ли?

— Наболтали! Совсем не так было дело. От народ! — Ничипор покачал головой. — Случится на грош, а наврут на полтинник. Милиционер-то этот в кумпании был, при свидетелях, выпивали они, ну и тигр-то самец, не самка вовсе — правда, с той стороны в речку вошел, плыть собирался к им, на энту сторону. Милиционер из ружья и пальнул вверх — это чтобы зверь-то не посмел переплывать на эту сторону. Ну, он, конечно, назад, в тальники — и был таков. Вот и вся история... Наплетут же!

— Значит, не тигрица это была? — с сожалением спросил Евтей.

— Нет, не тигрица.

— Та-ак... Ну а это самое, Ничипор, того, ты это самое... Тигрицу не примечал в этом году?

— Тигрицу? — Ничипор хитро посмотрел на Евтея, достал из кармана кисет, не торопясь скрутил из клочка газеты папиросу толщиной в палец, закурил, блаженно щурясь.

— Может, не сейчас, так хоть летом иль хоть осенью видал след ее, а? — после долгой паузы осторожно переспросил Евтей. — Должна она где-то в этом районе быть.

— А почему думаешь, что должна? — Ничипор, словно озоруя, выпустил в сторону Евтея такую струю дыма, что тот поспешно замахал рукой и хотел было рассердиться, но, спохватившись, лишь брезгливо поморщился.

— Почему должна, спрашиваешь? Да потому, что леспромхозовцы видели ее следы перед снегом. Сказывали, будто чушку задавленную видели. И мясо в разные стороны растаскано. Взрослый тигр мясо не растаскивает, только молодые так делают — значит, с тигрятами была. Тут спокойно, и чушка в кедрах держится, значит, и тигра должна быть, ежели не подшумели ее, конечно.

— Хм, ишь как у вас все расписано... — Ничипор обвел тигроловов насмешливым взглядом. — Должна — и все дела, вынь да положь! А что, если должна, да не обязана? Вы что, ее привязали? Нету ее в этих местах, ушла, должно... — Он произнес это таким тоном, как будто рад был тому, что она ушла.

— Мы ведь, Ничипор, не даром, пятьдесят рублей заплатили бы, — осторожно напомнил Савелий.

— Бо-ольша-ая сумма! — притворно удивился Ничипор, даже не глянув на Савелия, а по-прежнему обращаясь к Евтею: — Ты, Евтей, знаешь меня. Врать я не умею. Тигрица, действительно, не пересекала мой путик. С осени по чернотропу, должно, подшумел — и сдвинул ее в верховья ключей, за то не ручаюсь. Это, во-первых, а во-вторых, ты опять же знаешь, что с тиграми я живу мирно и, ежели бы и знал, к примеру, где она живет, все одно не сказал бы вам при всем моем к тебе, Евтей, уважении. В позапрошлом году была оплошка: сболтнул я, дурак старый, Машкину про тигрицу с молодыми, а Машкин вам поведал. Ну и что вышло из этого? Поймали вы тигрят на моем участке да и укатили восвояси, а тигрица потом полмесяца за мной по пятам шастала и вокруг зимовья тропы ледяные набила. Как-то ночью вышел из зимовья по малой надобности, стою, на луну любуюсь, а эдак вот со стороны, шагах в пятнадцати от меня, как рявкнет! Так прям инеем спина покрылась. В зимовье и заскочил с остатками струи, да и по большому захотелось сразу от ентого рыку проклятого.

Он сказал это так откровенно, что Павел невольно прыснул, тигроловы тоже заулыбались.

— Во-во! Вам улыбочки с ухмылочками! — сердито закивал Ничипор. — А нам, охотникам, после вашего отлова приходится играть с тигрицей в кошки-мышки. Положим, я-то умом понимаю, что она меня не тронет, не бывало такого случая, но, с другой стороны, — гарантии тоже нет: сегодня не тронет, а завтра прыгнет из-за валежины — и поминай раба божьего... Так что не надо мне ваших ни пятьдесят, ни пятьсот рублей. Ищите сами следы, и чем дальше вы их найдете от моих угодий, тем спокойнее для меня. — Ничипор с неприязнью покосился на Савелия и Николая. — Так что, уважаемые тигроловы, не обессудьте, но в вашем деле я вам не помощник и даже не советчик. Тайга-матушка, хоть и выщипана, но еще покуда большая, ноги у вас еще крепкие, вот и бегайте, ищите...

— Да уж и так бегам, ишшем, ни на чьей спине не катаемся, — обиженно проворчал Савелий.

— А я вам разве укор в том делаю? — Брови Ничипора сурово сдвинулись, он даже горящую самокрутку резко потушил о подоконник.

— Ну и я не укоряю никого, ишшо чего! — вылезая из-за стола и садясь на нары, задиристо проговорил Савелий.

— Вы, Ничипор Матвеевич, ей-богу, напрасно сердитесь на нас, — пришел на помощь отцу Николай. — Разве мы виноваты в том, что приходится ходить по чужим охотничьим путикам и отлавливать зверя на чьих-то угодьях? Мы бы рады не тревожить охотников, да ведь не заставишь тигрицу ходить на нейтральных угодьях, да и нет в тайге таких: каждый ключ — чей-нибудь охотничий участок. Так что приходится в силу необходимости нам докучать, а вам терпеть...